Слово о полку Игореве

Предшествие Слову 

* * *
     Из плеска волн, скрипа телег, да лебединых криков сложились тягостные повести о старом времени. В гуле ветра лет неспокойных  многое слышится, многое видится. Тут о бедах трубит пламенный рог, тут вздыхает грусть и смеётся радость, а то явственно и мелодично зажурчит ручей любви.

И было гласа откровенье!
И полыхнули все страдания распятых!
И час настал цветенья почек сучковатых!

* * *
     Прежде, во времена давние, летописец и певец всякую мудрость людскую и слово своё записывали единой строкой. То было и приметой, и особенностью времени. И чем глубже виделись им черты жизни земной, чем вдумчивее говорили они о следствиях этой жизни, тем меньше заботились об имени своем. Среди забытых веков облик певца нашего, его душу еще возможно разглядеть, а имя упорхнуло, что неведомая птица. Однако кто бы ни был он - просвещенный муж, богочестивый  монах иль изведавший несчастия сказитель - имя ему есть, имя славное - Русич. Он тот, кто болеет о благе своей отчизны и, как власть имущий, мыслит о том смело.

Костлявые персты единою строкою
В пергамент песнь души вплели.
Мятежною надеждой бессмертье обрели.

* * *
     Отправимся же в дальний путь. Интерес к седой старине - это святая тропа времён; это горное эхо, что вторит крику лебединому; это зелёные ростки наших надежд. От былого каждый своё место в жизни занимает, ибо нас, не ведающих грядущее своё, прошлое, как поводырь, ведёт к нему. Потому-то мы и не потерялись в пространстве бытия.

Как со златом в сундуки,
Мыслью жадно окунаюсь
В ветхие сказанья о Руси.



Слово первое к братьям

* * *
  Читаю: "Не лепо ли ны бяшетъ братие…. Не красно ли нам петь, как он, братьям, начинать старыми слогами трудные повести о полках Игоря, Игоря Святославича? Начаться же этой песне по былям нашего времени, а не по замыслам Баяновым".

Новые травы покроют луга,
Новые птицы слетятся туда,
Новые песни споют.

* * *
  Далее: "Баян, ибо вещий, если кому хотел песнь творить, то растекался - мыслями по древу, серым волком по земле, сизым орлом под облаками; помнил, как говорят, время первых усобиц".

И рекут о нём: " Бывало,
Баян 10 соколов на лебедей пускал;
Лебедь, ускользнувшая, песнь запевала".

* * *
  Слышу: "Было ли, не было ли того, что Баян  10 соколов на стадо лебедей пускал; было ли, не было ли того, что во время княжьих пиров ловчих птиц выпускали, и которого князя сокол первым настигал добычу, тому гусляр возводил хвалу: пел жизни песнь старому Ярославу, храброму Мстиславу, который зарезал Радею пред полками касоржскими, да красному Роману Святославичу! Было ли, не было ли того, а видится иное".

На живые струны воскладал
Вещие свои персты Баян.
Струны сами князю славу рокотали.

* * *
  Читаю: "Начнём же, братья, повесть эту от старого Владимира до нынешнего Игоря, иначе истощатся - ум крепостью своей и острые сердца своего мужества; наполнившись ратным духом, последуем за своими храбрыми полками на землю Половецкую за землю Русскую".

О раздорах властных крепнет слух.
Могучая дружина, но одна
Пойдёт грозою на врага.


Слово о предзнаменовании 
 
* * *
  Читаю: "В тот год Игорь взглянул на светлое солнце и увидел - от него тьмою всё войско прикрыто. И молвил Игорь дружине своей:
- Братья и дружинники! Лучше же будет порубленным быть, нежели пленённым быть; а сядем, братья, на своих резвых коней, да посмотрим синий Дон".

Желанью ум князя уступил,
Обиды  знамение закрыли:
Отведать славы он решил.

* * *
  Далее: "Хочу ибо, - говорит, - копьём очертить конец поля Половецкого, с вами, русичи, хочу главу свою сложить, а лучше напиться шлемом из Дона".

Войско есть и битве быть!
Что сказать сегодня?
Под стягом славы вольно жить.


Элегия или Слово к Баяну

* * *
О Баяне соловию 
стараго времени абы 
ты сиа плъкы
ущекоталъ скача славию 
по мыслену древу летая 
умомъ подъ облакы свивая 
славы оба полы
сего времени 
рища в тропу Трояню 
чресъ поля на горы
пяти было пяснь Игореви
того внуку
не буря соколы
занесе чрезъ поля широкая 
галицы стады
бяжать къ Дону великому
чи ли въспяти было
вящей Бояне   
Велесовь внуче
комони ржуть за Сулою 
звенить слава в Кыевя
трубы трубять в Новяградя
стоять стязи въ Путивля(*).
__________________________________________________
(*)Буква «ять» заменена по техническим причинам на букву «я»; пунктуация переписчиков удалена умышленно.
 
* * *
  Слышу: "О, Баяне, соловей! Давних времён если ты восхвалял те бои трелью соловьиной, над древом мысленным летая, умом под облака свивая славы обе половины, настоящего времени песнь, рыща тропой Трояна сквозь поля на горы, пропел бы Игорю, Тора внуку: " Не буря перенесёт сокола через поля широкие - галок стаи бегут к Дону великому". Или запел бы вещий Баян: «Велесов внук, кони ржут за Сулою, звенит слава в Киеве, трубы трубят в Новгороде, стоят стяги в Путивле".

* * *
О, Баяне, соловушка!
Дней старинных если ты
те грозные бои
воспел трелями соловушки,
по мыслей дереву летая,
под облака умом свивая 
обе нити славы,
и в нынешние дни, 
взойдя тропой Трояна
сквозь поля на горы,
пел бы песнь Игорю,
Тора внуку:
"Не буря - соколы
заведут за поля широкие:
галок-то стаи
бегут к Дону великие".
То ли запел, как бывало,
вещий Баяне:
"Велесов внуче,
кони ржут за Сулою,
звенит слава в Киеве,
трубы трубят в Новгороде,
стоят стяги в Путивле".


Слово о начале похода

* * *
  Вижу: "Игорь ждёт милого брата Всеволода. И говорит ему славный витязь Всеволод: - Один брат, один свет светлый - ты, Игорь! Оба мы - Святославичи. Седлай же, брат, своих резвых коней, а мои для тебя готовы, оседланы у Курска давно! Мои для тебя куряне - опытны бойцы: под трубами рождены, под шлемами взлелеяны, на конце копья вскормлены, пути им ведомы, овраги им знакомы, луки у них снаряжены, тулы отворены, сабли наточены, - сами  скачут, как серые волки в поле, ища себе чести, а князю славы!
 Поклонился князь Игорь брату, славному витязю Всеволоду, и вступил в златое стремя, и поехал по чистому полю".

В поход, Герой, в поход!
Новой доли сердце ждет,
Да примет ли её народ?!

* * *
  Читаю далее: "Солнце ему тьмою путь преградило; ночь стонала грозою и птиц будила. Свист звериный издал взбешённый див, зовет с верхушки древа, велит послушать землю незнающей Волге и Поморию, и Посулию, и Сурожу, и Корсуню, и тебе, Тмутараканский идол! И половцы нехожеными тропами побежали к Дону великому. Кричат их телеги в полуночи, как лебеди разлетевшиеся:
 - Игорь к Дону войско ведёт! Уже беды его гнездятся птицами по дубам; волки грозу вздымают по оврагам; орлы клёкотом на кости зверей подзывают; лисицы лают на красные щиты".

Нет, туманы не помеха -
Меч при воине в пути:
Битву ждёт он впереди.
 
* * *
  Читаю: "О, Русская земля, уже за холмами осталась. Долго ночь меркнет. Вечерняя заря свет звезд зажгла - туман поля покрыл, трель соловьиная улеглась, говор галок уснул. Русичи великие поля червлеными щитами перегородили, ища себе чести, а князю - славы".

Не костры вдали горят,
Со щитами витязи стоят, 
И над ними вьётся стяг.


Слово о первом бое князей

* * *
  Далее: "Спозаранку, в пятницу, потоптали они нечестивые полки половецкие и, рассеявшись стрелами по полю, помчали красных девок половецких, а с ними золото и паволоки, и дорогие аксамиты. Покрывалами и плащами, и кожухами стали мостить мосты по болоту и по топким местам, и всяким урочьям половецким".

А белая хоругвь с древком серебряным,
Червленая чёлка со стягом червленым:
Святая добыча - славному Святославичу!

* * *
  Читаю: "Дремлет в поле Олега храброе гнездо. Далеко залетело! Не было оно для обид порождено ни соколу, ни кречету, ни тебе, чёрный-пречёрный ворон, нечестивый половчанин!"

Победы первой звуки улеглись,
Радость в ожиданье битвы новой
С грустью светлою слились.

* * *
  Далее: " А хан Гзак бежит серым волком, Кончак ему след правит к Дону великому. Второго дня очень рано кровавые зори миру возвестили:
 - Чёрные тучи с моря идут, хотят прикрыть четыре солнца, а в них трепещут синие молнии. Быть и грому великому, идти дождю стрелами с Дона великого".

Здесь копьям ломаться, мечам тупиться -
У реки Печали с половцем биться.
О, Русская земля, уж далеко осталась ты!


Слово горькое о сражении на Каяле

* * *
  Читаю: "Вот ветры, Стрибожьи внуки, веют с моря стрелами на храбрые полки Игоревы, земля гудит, реки мутно текут, пыль и смрад поля прикрывают. Стяги говорят: "Половцы идут от Дона и от моря, и со всех сторон русские полки обступили". Дети бесов криком поля огородили, а храбрые русичи - перегородили красными щитами".

Не умыться им серебряной росою: близок враг.
Зной, безводные поля и далек родной очаг.
Вся надежда на уменье да победный стяг!

* * *
  Слышу: "Яростному витязю Всеволоду стоять в обороне, брызгать на войска стрелами, греметь о шлемы мечами булатными! Куда витязь поскачет, своим золотым шлемом слепя, там лежат нечестивые головы половецкие! Раскалывают саблями калёными шлемы аварские для тебя, яростного витязя Всеволода! Жалея раны дорогих братьев, ты забыл почет и богатство и града Чернигова отца золотой престол, и своей милой возлюбленной, прекрасной Глебовны привычки и обычаи".

Не дождь, а стрелы кровь смывали;
И половцы, крича, волною за волной
На строй щитов червленых набегали.


Междусловие

* * *
  Читаю: "Были века Трояна, минули годы Ярославля, были походы Олега, Олега Святославича. Тот Олег, мечом крамолу ковавши и стрелы по земле сеявши, ступая в золотое стремя, звенит им в граде Тмутаракани; тот же звон, слыша, древний великий Ярослав, да сын Всеволода, Владимир, каждое утро закрывали уши в Чернигове. Бориса же Владиславича слава на суд привела и на близ Канева реке зеленую накидку погребальную постелила за обиду Олега, храброго и молодого князя. С той же мутной реки Святополк повелел везти отца своего меж угорских иноходцев к святой Софии в Киев. Тогда, при Олеге Гориславиче, сеют и растят усобицы, погибает достояние Даждьбога внука, в княжеских крамолах век человеческий сокращается. Тогда на Русской земле редко землепашцы крикивали, чаще вороны каркали, трупы меж себя деливши. А галки свою речь говорили, желая полететь на обедню".

Не те ли вороны на пир спешат,
Не те ли нас усобицы разнят,
И галки ныне речи говорят?


Слово о конце битвы и известиях о ней

* * *
  Читаю: "Многое было в те сечи и в те походы, а сечи такой не видано! От утра до вечера, от вечера до утра стрелы летят калёные, сабли лязгают о шлемы, трещат копья освящённые в поле неведомом средь земель половецких".

Волна стремится за волною;
Они на скалы набегают,
А, сокрушив, их в море увлекают.

* * *
  Далее: "Черна земля под копытами; костьми она была засеяна, а, кровью политая, горечью взойдёт по Русской земле".

Когда ещё на тех полях жнива пройдет,
Когда ещё жнец спину разогнет
И без тревоги пот со лба сотрет?

* * *
  Читаю: "Но что мне шумит, что мне звенит утром ранним перед зорями? Игорь беглых в полки возвращает: жаль так ему милого брата Всеволода. Бьются день, бьются другой; третьего дня к полудню пали флаги Игоря. Тут и братья разлучились на берегу быстрой Каялы. Тут вина кровавого не хватило, тут пир закончили храбрые русичи - сватов напоили, а сами полегли за землю русскую".

Что же шумит,
Что поныне звенит,
Бедою грозит?

* * *
  Видели: "Ничить трава жалощами, а древо с тугою къ земли преклонилось".
Думали: «Гнётся трава жалобами, а древо с горечью к земле наклонилось». Чувствовали...

Никнет трава от скорби,
Дерево вновь от печали
Преклонилось к земле.


Междусловие

* * *
  Далее: "Таково, братья, невесёлое время настало: погребли уже пустоши войско. Встала обида в войсках Даждьбога внука, вступила девою в земли Трояна, всплеснула лебедиными крыльями на синем море у Дона; плескаясь, отпугнула обилья времена. Усобица князей на нечестивых погибла, ибо изрёк брат брату: "Вот мое, а то - мое же". И начавши, князья про малое: "Это великое", - сказали, да сами на себя крамолу сковали. А поганые со всех стран приходили с победами на Русскую землю".

Уж звуки гуслей золотых
Слились со стоном волн седых;
Огонь вложил Перун в уста баянов.

* * *
  Читаю: "О, далеко зайдёт сокол, птиц стреляя - к морю, а Игоря храброго полка не воскресит! За ним кликнут Печаль и Скорбь, те поскачут по Русской земле, о горе людям трубя в пламенные рога. Жёны русичей, рыдая, станут взывать: "Уже нам своих милых лад ни мыслью смыслить, ни думой удумать, ни глазами повидать, а золота и серебра ни малости потрогать". И застонет, братья, Киев от горя, а Чернигов напастями; тоска разольётся по Русской земле".

В неведомых полях средь ковыля,
Скорбя, стать древности храня,
С тех пор в походах бродят времена.

* * *
  Вижу: "Печаль обильная течёт среди земли русской, да князья сами на себя крамолу сковали, а поганые сами победно наскакивали на Русь, взимая дань по белке со двора, которую два храбрых Святославича, Игорь и Всеволод, уже несправедливостью пробудили. Гордыню усмирял отец их, Святослав грозный великий киевский, грозой; спесь сгонял своими большими полками и булатными мечами, напав на земли половецкие, затоптав холмы и овраги, взмутив реки и озёра, иссушив ручьи и болота, а поганого Кобяка из седла моря, от больших железных полков половецких, словно вихрь выбросил. И упал Кобяк в городе Киеве, в горнице Святослава. Потому немцы и венеды, потому греки и моравы поют славу Святославу, жалеют князя Игоря, наоборот погрузившего достаток на дно Каялы - реке половецкой русского злата насыпавши".

Вот так в скрипучее седло раба
Из витязя высокого седла
Не одного ещё усадят князя.


Слово о сне Святослава 

* * *
  Читаю: "Уныли городские забралы, а веселье уж поникло. И Святослав мутный сон видит в Киеве на горах. "Этой ночью, - молвит боярам он , -  с вечера накрыли меня чёрной накидкою на кровати тисовой; черпают мне синее вино, оно с желчью было смешано; сыплют мне плоскими тулами гадких раковин крупный жемчуг на ложе, и ласкают меня. Уже доски без князька в моем тереме златоверхом. Всю ночь с вечера серые вороны прокаркают у Пляска, на пустоши хуля лес Кия, и уносятся к синему морю".

Обнимет поле мглою тайны ночь;
А слух о бедах уж дорогой мчится,
Но прежде нам виденьем отразится.

* * *
  Далее: "И объявили бояре князю: "Уже, князь, горе ум пленило, как те два сокола слетели с отца стола золотого поискать города Тмутороканьего, всласть испить шлемом Дону! Уже соколам крылья подсекли поганые саблями, а самих опутали в железные путы. Темно стало на 3-ий день: два солнца померкли, оба столпа погасли и с ними молодые месяцы - Олег и Святослав - тьмою покрыты и в море погружены. И великое буйство досталось ханам хиновским. На реке, на Каяле, тьма свет покрыла - Русские земли устрашили половцы, как гепарда гнездо. Уже слетела хула на славу, уже грянула нужда на волю, уже ввергся див на землю. От этого готские красные девы пляшут на берегу синего моря, звеня русским златом, поют время Бусово, лелеют месть Шаруканью. А мы уже, дружина, лишены веселья".

Ах, молодость, увидит ли она,
Где вьется мудрости тропа
И седина отцов по ней ступает?

* * *
  Читаю: "Тогда великий Святослав изронил золотое слово, со слезами смешанное: «О, мои сыновья, Игорь и Всеволод! Рано еще стали Половецкую землю мечом ослаблять, а себе славы искать. Не с честью одолели, без чести кровь неверную пролили. Знаю, храбрые сердца в святости кованы, да в буйстве закалены. Да то ль сотворить моей серебряной седине? Я уже не вижу власти сильного и богатого, и многовоя брата моего Ярослава с черниговскими слугами - с былями, с могутами и с катранами, и с шалберами, и с топчаками, и с ревутами, и с ольберами. Эти то без щитов, с засапожными ножами, криком  полки  побеждают, звеня в прадедовскую славу. Мои решили: "Возмужаем сами! Былую славу сами затмим, а будущую сами поделим". А случалось диво, братья, старому помолодеть? Когда сокол с птенцами бывает, далеко птиц отгоняет - не даст гнезда своего в обиду! Но не это зло - князья мне не пособники: вспять времена обращаются".

Веками, издревле через порог
За ночью знойный день бредет,
А жизнь из вечности течет.


Слово к Русичам

* * *
  Далее: "Вот у града Рымова кричат под саблями половецкими, а Владимир под ранами; горе и тоска сыну Глебову!"

В защитники из всех властителей бездушных,
Святая Русь, кого в час горький призовешь?
Иным окраиной уж стала...

* * *
  Слышу: "Великий князь Всеволод, не мыслишь ты прилететь издалёка - отца престол соблюсти! Ты-то можешь Волгу раскропить вёслами, а Дон вычерпать шлемами, Если бы ты был, то была бы девка по полтине, а раб по четвертине. Ты ведь можешь посуху стрелять шарами пламени живыми - с удалыми сынами Глебовыми".

По прутику кусты ломают,
А кто их с корнем вырывает,
Забыв про будущий приплод?

* * *
  Читаю: "Ты, буйный Рюрик, и Давид! Знаю ли иных воинов, с золочёными шлемами по крови плававших? Храбрая дружина - рычат, как туры; в шрамах - ранены саблями каленными на поле неведомом. Вступите, господины, в золотое стремя за обиду сего времени, за землю Русскую, за раны Игоревы, буйного Святославича!

И малы, и велики в одночасье все:
Мал, ограждающий надел,
Велик - защитник общих дел.

* * *
  Далее: "Галицкий Остомысл Ярослав! Высоко сидишь на своём златокованом троне, подпер горы Угорские своими железными полками, королю путь заградив, Дунаю ворота затворив, меча сквозь облака камнями, суды рядя до Дуная. Грозы твои по землям текут, отворяешь Киеву ворота, стреляешь с отчего золотого стола в султанов за землями. Стреляй, господин, Кончака, поганого кощея, за землю русичей, за раны Игоревы, буйного Святославича!

Походам за удел и слава такова.
Потомки злато из могилы разгребут,
А будет мало, то и проклянут...

* * *
  Далее: "А ты, всесильный Роман, и Мстислав! Храбрая мысль возносит ваш ум. Высоко плывёте на дело, отважно, как тот сокол, на ветрах качаясь, желая птиц одолеть в буйстве. Стоят ведь, знаю, железные молодцы под латинскими шлемами. Под ними дрожала земля, и многие страны - Хинова, Литва, Ятвяги, Дромела, - и половцы оружие свое сложили, а головы свои склонили под их мечи булатные".

Беду сведёт к нам прежнюю дорога,
Когда, забыв, и что есть жизнь народа,
Себя иной почтит за бога.

* * *
  Читаю: "Ныне уже, князь Игорь, укрылся солнца свет, а дерево не к добру листву сронило, по Рось реке и по Суле города поделило".

А Игорю храброго полка не крестить.
Дон тебя, князь, кличет, и зовет князей на победу.
Олеговичи, храбрые князья, готовы на брань...

* * *
  Читаю: "Инвар и Всеволод, и все три Мстиславича, соколы не от худого гнезда! Не победами - жребием власть себе расхитили! На что ваши золотые шлемы и сулицы польские, и щиты? Затворите ли полю ворота своими острыми стрелами за землю русичей, за раны Игоревы, буйного Святославича?"

Замашки те укоренились,
Суд безысходно жребий заменил,
Как прежде, ныне меченых на троны усадил.

* * *
  Далее: "Уже вот Сула не течёт серебряными струями к граду Переяславлю и Двина болотом течёт этим грозным половчанам под криком нечестивых. Один же Изяслав, сын Васильков, позвонил своими острыми мечами о шлемы литовские, утратил славу деда Всеслава, а сам под красными щитами на багровой траве поражён литовскими мечами, и, кровью истекая, молвил: "Дружину твою, княже, птиц крылья накрыли, а звери кровь полизали. Не было тут брата Брячислава, ни другого - Всеволода. Одному мне изронить жемчужную душу из храброго тела сквозь золотое ожерелье".

Уныли голоса,
Веселье сникло,
Затрубили трубы городские...

* * *
  Читаю: "Ярослава все внуки, и Всеслава! Уже склоните флаги свои, спрячьте свои мечи износившиеся, ибо выскочили из дедовской славы. Вы ведь своими крамолами начали наводить поганых на землю Русскую, на богатство князя Всеслава, которые поруганы насилием от земли Половецкой".

И вот уже народ свободный
В шутов, в лохмотья все рядят,
И крест, взвалив, крестом крестят.


Междусловие о былом и новом 

* * *
  Слышу: "На седьмом веке Трояна кинул Всеслав жребий о девице милой ему. Он клюками оперся о коней и скачет к граду Киеву; и коснулся древком золотого престола киевского, но отскочил от него лютым зверем. Полночью, из Белгорода, объятый синей мглой, утратив власть, с третьего приступа отворив ворота в Новгороде, разбивши славу Ярославову, скачет волком до Немиги с Додутком. На Немиге снопы они стелют головами, молотят цепами булатными, на токе живот кладут, веют душу от тела. Немиги кровавые берега не добром, молвят, посеяны, - усеяны костьми русичей сынов".

Любовь и ненависть предела не имеют.
Сколь любят нас, ликуя,
Столь ненавидят, как врага.

* * *
 Далее: "Всеслав князь, людом судим, князьями из городов гоним, а сам в ночи волком рыскавший, из Киева добежал до куреней Тмутаракани, великому Хорсу путь пересекши. Ему в Полоцке звонят ранью заутреннюю у Святой Софии в колокола, а он в Киеве звон слушает. Хотя и вещая душа, но в дряблом теле часто от бед страдала. Ему вещий Баян и спел припевку, вразумляя:
 - Ни хитрому, ни быстрому, ни птиц обгоняющему суда божьего не миновать".

Стремленье к власти, власть сама -
Медаль на отвороте шубы воровства:
Грехом она всегда омрачена.

* * *
  Читаю: "О, стонать Русской земле, помянувши первую годину и первых князей. Того старого Владимира нельзя пригвоздить к горам Киевским: его стали стяги - Рюриковы, а друзья - Давыдовы. Но врозь им полотнища вьются, копья поют".

Едва князьки пирог едят,
Все нас усобицы разнят,
А галки речи говорят.


Слово о плаче Ярославны

* * *
  Вижу: "Не разглядеть конец поля половецкого: там заря разгорается, а в Путивле ночь царствует. Далеко за холмы забрёл с войском милый Ярославны, но брошенная летней радугой нить их мысли мужеством соединяет, не обрывается. Их оба сердца о том, что с каждым случается, ведают и, как ручейки, безводную пустошь пробивают".

Кого молить не зная,
Вновь предчувствуя беду,
Ярославну сердце будит поутру.

* * *
  Читаю: "На Дунае Ярославны голос раздается, птицей незнакомой ранью кличет. "Полечу, - вещает, - птицей над Дунаем, омочу шелков рукав в Каяле, утру князю кровавые его раны на огрубевшем его теле".

До рассвета через вал на стену поднялась,
На забрале встала, опечалилась:
На дороге - ни гонца, ни флага.

* * *
  Далее: "Ярославна ранью плачет в Путивле на забрале, взывая:
  - О ветер, ветрило! Почему, господин, изо всех сил веешь? Почему несёшь хиновских стрелков на своем легковесном крыле на моего милого войско? Мало ли ты, похваляясь, волны под облака вздымал, качая корабли на синем море? Почему, господин, мое веселье по ковылю развеял?
    Ярославна ранью плачет, Путивлю городу на забрале возвещая:
  - О Днепр, Славутич! Ты пробил каменные горы сквозь землю Половецкую, ты лелеял на себе Святославля ладьи до стана Кобякова. Верни, господин, моего милого ко мне, чтоб не слала ранью слез к нему на море.
    Ярославна ранью плачет в Путивле на забрале, взывая:
  - Светлое и пресветлое солнце, для всех тепло и красно! Почему, господин, простер горячие свои лучи на милого войско, в полях безводных жаждою им луки скрутил, нуждою со стрелами тулы закрыл?"

Глаза тоской утомлены,
Глаза с надеждой в даль устремлены,
Глаза - печать слезы.


Слово о побеге Игоря

* * *
  Вижу: "Брызжет море в полуночи. Кроют смерчи небо мглою. Игорю бог путь дарит из земли половецкой на землю русскую, к отца золотому престолу. Погасли вечерние зори. Игорь спит, Игорь бдит, Игорь мыслями поле мерит от Великого Дона до Малого Донца. Коня в полуночи Овлур свистнул за рекою, велит князьям уразуметь: "Князю Игорю не быть! Отравят. Крикну, топну по земле - зашумит трава, тропы половецкие сплетутся, а Игорь князь помчит горностаем к тростнику и белым гоголем - на воду. Вскочит на борзого коня и поскачет на нём серым волком. И потечёт к луке Донца, и полетит соколом под тучами, избивая гусей и лебедей к завтраку, к обеду и ужину". Когда Игорь соколом полетел, Овлур волком потёк, труся собой студеную росу: путал след так своим борзым конём".

Тёплые туманы прячут путь беглеца;
Путь туда, где стекается войско,
Вьются флаги и вольно гуляют ветра.

* * *
  Читаю: "Донец-река молвит: "О, князь Игорь! Будет тебе величие, а Кончаку нелюбье, а Русской земле веселье!" Игорь молвит в ответ: "О, Донче! Будет тебе величие, лелеявшему князя на волнах, стелившему ему зелёную траву на своих серебряных берегах, одевшему тёплым туманом его под сенью зелёных дубрав, стерегущему его гоголем на водах, чайками на струях, чернядью на ветрах. Не такова была река Стугна: худую струю имея, пожравши чужие ручьи и притоки, разлившись к устью, судьбу князю Ростиславу затворила. Днепр темными берегами скорбит с матерью Ростислава по судьбе князя Ростислава. Приуныли цветы, о нём сожалея, деревья с печалью к земле преклонились".

Князь мудрость и степенность проявил,
Величие своё от вод стихии отделил, -
Одну реку благодарил, другую – укорил.

* * *
  Далее: "То не птицы всполошились - по следу Игоря едет Гзак с Кончаком. Тогда вороны не каркали, галки помалкивали, сороки не стрекотали, полозы ползали только. Дятлы стуком путь кажут к реке, соловьи весёлыми песнями рассвет предвещают. Молвит Гзак Кончаку:
  - Если сокол к гнезду улетит, то соколика расстреляем своими золочёными стрелами".
  Молвит Кончак Гзаку:
  - Если сокол к гнезду улетит, соколика опутаем красною девицей.
  Ответил Гзак Кончаку:
  - Когда опутаем его красною девицей, не будет нам соколика, не будет нам красной девицы, тогда начнут нас птицы бить в поле Половецком".

В ярости и зверь бросается на клетку:
Когда надежды нет настигнуть беглеца,
Как в путах, так в интригах вязнут без конца.


Слово об исходе Игорева похода

* * *
  Читаю: «Пел Баян и Ходына, слывшие у Святослава песнотворцами старого времени Ярославля, Олегова рода любимцы: "Тяжко той голове, потерявшей плечи, зло тому телу, потерявшему голову". Так и Русской земле - без Игоря».

Но вот с коленей жнец встает, 
Устало спину разгибая, 
Взор, на Восток свой обращая.

* * *
  Далее: «И Солнце засветилось на небесах: Игорь князь в русичей земле! Девицы поют на Дунае, вьются голоса через море до Киева. Игорь едет по Боричеву к святой богородице Пирогощей».

Земли рады,
Веселы грады.
Затрубили трубы городские...

* * *
  Слышу: «Пели песнь старым князьям, а теперь молодым поют: «Слава Игорю Святославичу, буйным витязям Всеволоду, Владимиру Игоревичу! Здравия князьям и дружине, шедшим ратью за христиан на нечестивые полки! Князьям слава да дружине»!

Аминь.
Аминь.
Аминь!


Послесловие

* * *
  Покидаю былое, восклицаю: «Вот откуда он – мой новый мир!» И рассуждение о странном и трудном переходе из старого мира в мир нынешний первоначально ведёт сознание к представлению о медленном всплытии из-под воды, из ужасающего мрака, из невидимого, неизведанного, когда движения затруднены или пучиной сованы. А дело обстоит иначе.

От века в век, поныне,
Незримо грозный путь прошел:
Отличий мало я нашел.

* * *
  вновь обозреваю свой мир. Рассуждение об этом действии приводят сознание к ощущению, вызванному погружением под воду, в неизвестность и мрак бушующей и грохочущей пучины. Думается: как не приковать к Киевским горам того первого Владимира, так не оживить на Воробьёвых  горах  другого  Владимира. Уже нажива  людской разум пленила, уже  не воссоединить мечту и быль: золотой телец ныне идолом стал, человеческий век сокращается. И третий есть Владимир… Но вот перо остановилось и мысль в сомненьях закружилась: отчего же рифмы в повесть нашу не впустить, чтобы унынье новых дней вернее скрыть? И вот перо само уже выводит:  третий есть Владимир, и с тем в историю он входит, как с Донца набат заслышав, уши затыкает, всем обещанья раздаёт, шлейф газовый в другие страны тянет, а утомится - на лаврах Крыма отдохнёт; как встанет - жинку замуж выдаёт. Закон народов поменяв для вечной власти либералов, он в год восьмой признал Донбасс
меж прочих стран и тотчас москитную войну затеял меж славян.


Забыли прошлое народы,
Рек тихих помутнели воды,
Колокола звонят: «Аминь…,Аминь…».

* * *
  На мгновенье отвернулся я от Мира, и вижу ясный сон: будто поднимаюсь на зелёный пригорок, а там, под ветвистым дубом вековым, сидит в белых одеждах
вещий Баян, лёгкими перстами к живым струнам прикасается. И говорю с ним, и спрашиваю его, и он отвечает:

- Когда всех разорителей к позорному столбу сведут?
  Когда вновь христиане мир единства обретут?
- В 7 колене страх исчезнет, и собиратели придут.


В редакции 2024 года.