Карл Сэндберг - Четыре прелюдии о проделках ветра

I
«Прошлое – это куча пепла»

Звали Завтра её,
с заколкой в зубах сидит,
не спеша
до ума причёску доводит гребнём.
Косы скручены, всё на местах,
вставляет заколку, последний взмах,
подкрутит, натянет чуть-чуть. Ну и что же?
Бабуля моя, её звали Вчера, ушла в мир иной.
Что с того? Пусть мёртвое будет мёртвым.

II
Врата кедровые были,
обиты полосами золота
шевелюра девчонок златокудра была и густа.
И надпись гласила, и пели девчонки:
   «Город наш – величайший,
   мы - величайшая нация,
   не бывало доселе таких никогда».

Перекошены створки на сломанных петлях,
хлещет ливень и носится ветер,
   там где были девчонки и надпись
   гласила:
   «Город наш – величайший,
   мы - величайшая нация,
   не бывало доселе таких никогда».


III
Так случалось не раз.
Сильный - город создаст
    и сплотит весь народ,
и заплатит певцам, пригласит женский хор
    распевать: «Город наш – величайший,
    мы - величайшая нация,
    не бывало доселе таких никогда».

И пока раздавались песни,
слушали сильные мира сего,
и немало певцам платили,
получая от действа отраду.
   Крысы, ящерки тоже внимали,
   … но из слушавших нынче остались
   … только крысы, да ящерки малые.

И теперь
только карканье слышно там,
сучья с глиной несёт вороньё,
мастеря своим детям гнездо
поверх слов на врата нанесённых,
что с кедровыми были филёнками
и обиты полосками золота,
златокудрые девы в них пели:
   «Город наш – величайший,
   Мы - величайшая нация,
   не бывало доселе таких никогда».

Других песен там нет кроме карканья,
хлещет ливень и свищет в проёмах ветер,
а из слушавших нынче остались
… только крысы, да ящерки малые.

IV
Лапки крыс
замарали пороги,
и крысиных следов клинопись
восхваляет генеалогию,
голос крови невнятный,
выводков бормотание
праотцов и прапрадедов
крыс.

Замело,
и пыль на порогах сгладилась,
и крысиных следов письмена
ничего нам не скажут
о великом городе и величайшей нации,
где внимали сильные
и напевали барышни: «Не бывало доселе таких никогда».

(с английского)

Carl Sandburg
Four Preludes on Playthings of the Wind

1
“The past is a bucket of ashes.”

THE WOMAN named To-morrow
sits with a hairpin in her teeth
and takes her time
and does her hair the way she wants it
and fastens at last the last braid and coil
and puts the hairpin where it belongs
and turns and drawls: Well, what of it?
My grandmother, Yesterday, is gone.
What of it? Let the dead be dead.

II
The doors were cedar
and the panels strips of gold
and the girls were golden girls
and the panels read and the girls chanted:
       We are the greatest city,
       the greatest nation:
       nothing like us ever was.
      
The doors are twisted on broken hinges.
Sheets of rain swish through on the wind
       where the golden girls ran and the panels read:
       We are the greatest city,
       the greatest nation,
       nothing like us ever was.

3
It has happened before.
Strong men put up a city and got
       a nation together,
And paid singers to sing and women
       to warble: We are the greatest city,
       the greatest nation,
       nothing like us ever was.
      
And while the singers sang
and the strong men listened
and paid the singers well
and felt good about it all,
       there were rats and lizards who listened
       … and the only listeners left now
       … are … the rats … and the lizards.
      
And there
are black crows
crying, “Caw, caw,”
bringing mud and sticks
building a nest
over the words carved
on the doors where the panels were cedar
and the strips on the panels were gold
and the golden girls came singing:
       We are the greatest city,
       the greatest nation:
       nothing like us ever was.

      
The only singers now are crows crying, “Caw, caw,”
And the sheets of rain whine in the wind and doorways.
And the only listeners now are … the rats … and the lizards.

4.

The feet of the rats
scribble on the doorsills;
the hieroglyphs of the rat footprints
chatter the pedigrees of the rats
and babble of the blood
and gabble of the breed
of the grandfathers and the great-grandfathers
of the rats.
      
And the wind shifts
and the dust on a doorsill shifts
and even the writing of the rat footprints
tells us nothing, nothing at all
about the greatest city, the greatest nation
where the strong men listened
and the women warbled: Nothing like us ever was.