Сид Корман - enuresis - с комментариями

Это не Жуть - Эд -
Сидеть в своей моче.
Я знаю - я сидел -

Я просыпался в ней 
Почти все мое детство.
Тепло - и я помню - 

Уютно - не смотря 
на откровенный
не скрываемый,

запах.  Ужас? Был
И будет Мать- 
проклинающая отца.

И я, я  там,  в моче.
Один. Слышу в ночи
Треск хлопнувшей двери.


Cid  Corman

'enuresis,

Terror is not – Ed –
sitting in one’s piss.
I know – I’ve sat there –

I’ve slept there and did
most of my childhood.
That was warmth – in fact –

and comfort – in spite
of the unconcealed
unconcealable

smell. Terror? That was
and always will be
Mother cursing Dad

and there there I am
alone in that night
hearing that door slam.

Комментарии:

Строчки "enuresis"  не сообщают читателю кто этот Эд, к которому обращается автор.  И, что не менее важно, читатель может только случайно прочесть этот текст с теми интонациями, с которыми  читал их автор; даже в поэтическом тексте часто не хватает символов для передачи авторской интонации прочтения. 

Эд, это американский поэт, Джордж Еванс, прошедший Вьетнамскую войну как мед-брат и гордящийся тем, что он никого не убил.  Сид Корман считал его одним из выдающихся поэтов этого поколения.  Он опубликовал несколько стихов George Evans, в им редактируемом журнале в 1983 и 1986 годах.

При чтении автор внес несколько сильных интонационных изменений и ударений.

В первой строке сильное интонационное ударение на"-Эд-"  -"Ужас это не - Эд -" , с ощущением, что автор прерывает, даже отрицает сказанное ветераном Вьетнамской войны о ужасе, желая разделить с ним, вдруг пришедшее к нему поэтическое откровение.  Рассказ Эда остается за пределами  текста, но, исходя из текста, можно предположить, что Эд делился своим ощущением ужаса во время Вьетнамской Войны, где он часто бывал на грани.  И тем удивительнее авторский текст, сравнивающий ужас человека в страхе смерти испражняющегося и детский энурез автора.  Что в этом сравнении, почти за пределами текста, так важно автору? Чем он хочет поделиться, что даже не замечает,  что это сравнение может если не оскорбить, то отстранить Эда, не дать ему возможности понять важность откровения? 

После первого обращения к Эду в котором явно звучит требование внимания к тому, что автор собирается сказать.  Тон резко меняется и автор поспешно рассказывает свою детскую историю ночных недержаний до самого риторического вопроса -   Ужас?  Тут тон рассказа опять меняется, он становится более напряженным завершаясь ударом на последнем слове "SLAM", звучащим как звукоподражание, но, скорее, как содрогание возвращающее автора к этому детскому Ужасу.  

И это все?  

Что, в этом рассказе-параллели страха-ужаса испытываемого солдатом, стало для автора откровением?

Мне кажется, что существует еще одно измерение, воспроизводимое в этом ударе двери ощущаемом ребенком.  

Ужас солдата, повторяющийся раз за разом, но продолжающий вызывать не контролируемую реакцию испражнения, это не трансцендентный ужас необратимости происходящего, в нем смешаны опыт и надежда на выживание (пусть и не помогающая организму.)  

Ужас ребенка от "навсегда" захлопывающейся двери за уходящим отцом это полное разрушение мира, не оставляющее надежды. И этот детский ужас - и есть настоящий сотрясающий  ужас, первое познание необратимости в жизни и смерти.