Евтушенко впервые

Возможно, это был 1966 год, молодых поэтов собрали в Горкоме комсомола (Колпачный пер.?) и перед ними должен был выступить сам Евгений Евтушенко со своими впечатлениями о поездке во Вьетнам, где шла война. Начал он свою речь после паузы, во время которой он то ли изучал, то ли приручал аудиторию:
  «Вы, конечно, спросите, почему я до сих пор не был во Вьетнаме…»
   Еще пауза, чтобы слушатели успели проникнуться неизбежностью этого вопроса., действительно, почему?
   И далее:
   «Одна великая держава…»
    Еще одна пауза, подчеркивающая значительность пока еще не сказанного:
   «Одна великая держава…очень не хотела, чтобы я пролетал над ней на самолете…»
   Слушатели должны были догадаться, что речь шла о Китае и о не простых отношениях великого человека с этой великой державой. Как могли проследить дотошные китайцы, не летит ли в небе над ними неугодный им персонаж, осталось загадкой.
   Далее мы узнали, что летел поэт через зону, контролируемую американцами, и мог наблюдать, как американские летчики по тревоге покидали бар с наблюдающим за ними поэтом. Он с большой кинематографической точностью описал жестами и голосом, как они, словно в замедленной съемке, не допив свой виски, одной рукой отстраняют от себя бокал, тогда как другая рука уже летит куда-то вперед, опережая, видимо, будущий реальный взлет ведомых ими бомбардировщиков. Описано это было с любовью к описанию этой картины.
   Затем наш оратор попадает уже к «нашим» вьетнамцам. Трогательно было описание кота, которого он пытался погладить, и при этом обнаружил, что тот необычайно легок от голода. Точно было пересказано положение самих вьетнамцев: «мы выбились из нищеты в бедность…»
   Теперь главное. Главным было ожидание того момента, когда начнется очередная бомбардировка. Ему очень хотелось пережить, будет ли ему самому страшно. И тут снова длительная пауза.
   «Но ведь американцы…»
   В голосе звучало что-то среднее между сожалением и гордостью.
   «Но ведь американцы знали, что я нахожусь во Вьетнаме…
…Два дня Вьетнам не бомбили…»
    (Хотел бы спросить, возможен ли такой эпизод в художественном фильме, где воображаемых поэтов пытаются изобразить наиболее похожими на «самих себя» и на «свое время»?)
     Меня тогда удивила сдержанная реакция зала. Удивляет, что никто нигде не вспомнил об этом эпизоде. Я было хотел использовать его в своем сочинении «Башмак Эмпедокла», но я пытался там избегать очевидных параллелей с неким прототипом. Упомянул я эту речь в немецкой газете «Франкфуртер Альгемайне Цайтунг» в статье, посвященной шестидесятилетию Евтушенко. Когда мне предложили написать эту юбилейную статью, я тут же заявил, что мы с ним – «враги» (это он сам так меня назвал, не я первый), но тут редактор Йенс Йессен только обрадовался: тем более интересно. Интересно когда-нибудь сделать обратный перевод этой моей статьи, кажется, 1992 года.
   Когда наш общий друг немецкий культуртрегер  Михель Гайсмайер рассказал об этой моей статье самому Евтушенко, тот с досадой воскликнул: Почему именно этот! На что ему ехидный Гайсмайер ответил: Знаешь, Женя, в мире не так много специалистов по Евтушенко! (Что не значит, будто я себя таковым признаю. Есть же книга об Евтушенко в серии «Жизнь замечательных людей», написанная поэтом Ильей Фаликовым . Я ее не читал, хотя ее появление было предсказано в «Башмаке Эмпедокла»).