ристалищем объятий

нет ни платон с его тактильной тьмой
что поршней сексуальнее китайских
долбящих плоть истерики земной
ни поцелуй сиреневый и майский
рассеянный любви холодный зной
чудачащей в святого вита пляске
скользил змеясь в военный перегной
дремало время в нем летел поэт
меж пепелищ ристалищем объятий
он лотоса едок его сонет
дымящих торфом свадебных проклятий
я претворил в себе в слепящий свет
всех изменивших чести вольных хартий
и точно мыт бичующий коббет
вспять повернул теней восставших рати
развратных дев словесный штукатур
я выбрал роль влюбленного придурка
и не вкусив от торта синекур
где в шоколаде тонет каждый урка
я задыхался под завалом шкур
век кровью уходил звучала мурка
с шопеном составляя каламбур
я погружался в ядовитый газ
и шехтель выл в эоловы руины
авиационных ржавых хренобаз
без промаха себе палящих в спины
ты посмотри они пустились в пляс
не затрудняясь наступать на мины
зачем их только пастырь в небе пас
оберегая члены от вагины
и этот звук унылый нудный звук
вокруг плеча зудящего признанье
спираль галактик превративший в круг
ведь это я давал обет молчанья
о всех бежавших гения подруг
и как цунами обрушает зданья
я брать не стал на понт и на испуг
она хрипит осколками стекла
которым вен небесных не хватает
как всем на свете не хватает зла
и воскресает множимая в стаи
из пастей огнедышащих орла
теперь под глянцем голая крутая
без нимба без младенца без весла
сама себя в самой себе вбирая