Чепчик барона Мюнхгаузена

     У меня есть одна фотография...  я до сих пор отчётливо помню не только обстоятельства съёмки, но, главное, ощущаю ту бурю чувств, которыми она сопровождалась... Хотя удивляться, какого рода были эти чувства и мысли, я стала спустя довольно много времени... А поначалу всё казалось вполне естественным, ну разве что я сожалела о своей несдержанности...
     Тогда я гостила у бабушки, и мы прекрасно проводили время в светских разговорах. О разном, о жизни... При этом занимались подробным осмотром обстановки комнат и содержимого всех существующих шкафов и полок в доме. А посмотреть было на что. Например, имелась чёрная карболитовая настольная лампа, кнопка на ножке на которой со скрипучим щелчком утапливалась вниз - включить, нажать ещё раз - выключить. Были тяжёлые стулья с высокими и узкими спинками, вместительные жёлтые чисто-деревянные шифоньеры с зеркалами снаружи. На тумбе трюмо в бабушкиной-дедушкиной спальне стояли хрустальные флакончики-луковки для одеколонов с резиновыми грушами-пульверизаторами, духи "Красная Москва", сыпучая пудра в круглых картонных коробочках. Открываешь, вынимаешь большую пуховку, и вылетает душистое розовое облачко... Там были ещё всякие шкатулки с "сокровищами": шпильки, пуговицы, брошки, булавки. Всё это осматривалось потом мной из года в год снова и снова. Был тёмный дубовый комод, покрытый салфеткой, над которым висело фото в раме размером с телевизор. Там была снята сидящая бабушка в пальто и пушистом сером платке, а по сторонам стояли два мальчика. Показав на одного, она сказала, что это мой папа, а второй - папа тёти Лидиного Борьки - дядя Валера. Я отметила про себя, что "мой мальчик" - симпатичнее, хотя и более ушастый. Потом мы нашли в шкафу удивительные платья... У моей мамы таких не было. Такие тоненькие, что каждое из них со всей их кучей цветочков бабушка могла легко собрать в горсть. Одно голубое, одно тёмно-зелёное, одно кремовое. Конечно, сказала бабушка, она давно уже их не надевает. Но в ящике шкафа они пока хранятся. А вместо них она носит уже более подходящие костюмы из упругих и толстых тканей - кримплен и нейлон, а с ними лакированные туфли и сумку. А ещё есть прозрачные платочки на голову с тонкими ниточками-золотинками: розовый, зелёненький и жёлтый.
          Потом мы снова пошли в зал и рассматривали сервизы и статуэтки в серванте, синюю энциклопедию Сталина, радиолу, этажерку с журналами, картины и часы на стенах. В маленькой комнате - комнате твоего дяди Серёжи - сказала бабушка, был чёрный плюшевый коврик над железной узкой кроватью (она так смешно глубоко проваливалась и скрипела), а на коврике нарисован стройный олень у маленького болотца с цветами. Шерсть оленя трудно поднималась почему-то, не везде, конечно... Бабушка сказала, что Серёжа теперь учится в техникуме в самой Москве, но сегодня он приедет на выходные, и мы его скоро будем встречать. И показала на стене ещё одну фотографию: "Вот это он тут сам". Я глянула и тут мне сделалось не по себе. Я никогда не видела такого красивого юношу. Ни среди отцовских друзей, ни у соседей в доме, нигде. Меня удивило, что он не так стар, как мой папа, и спросила бабушку, как же так, у тебя что есть ещё и такой сын? Как же это могло быть?! Меня обманули, коварно скрыли такую угрозу душевному покою. Хотя тут я вспомнила, что конечно, мне когда-то говорили, что у меня два дяди по папе. Но он же слишком молод. И это же именно "то, что надо". Увидев фото, я окончательно поняла свои предпочтения, свой "вкус" на мужчин, относительно которого у меня ещё были некоторые колебания и неуверенность. Всё-таки это будут  брюнеты! Серёжа совершенно не был похож на моего папу и дядю Валеру, которого я часто видела, так как мы жили в одном городе. А Серёжа был жгучий брюнет с длинной густой чёлкой набок, и весь его тип и облик был копией Дина Рида. Только лучше. И вот сейчас этот принц свалится на мою бедную голову. И сердце! Я, конечно, и виду не подала о начавшейся в душе тревоге. У меня правда оставалась надежда, что приезда не будет... Как ни в чём ни бывало мы досмотрели содержимое секретера "принца": лыжные мази (ах, как чудесно пахнут!), бинокль, куча старых фотоплёнок в железных баночках, плакатные перья, гуашь, значки, шахматы... 
            Дальше мы отправились в пристройку-террасу - покинутые владения моего отца в этом доме его детства. Тут пахло пыльными резиновыми сапогами и лодками, в углу были удочки разной длины, в другом лыжи, на столе валялись пара пустых гильз, игральные карты и радиосхемы. На ковре над кроватью размещалась великая и ужасная "экспозиция" - обработанные и распластанные то ли чучела, то ли одни крылья убитых на охоте птиц. Узоры перьев были одновременно и трогательны, и захватывающе красивы - и рябенькие коричневые уток, и сине-зелёные-чёрные селезней. Уже потом, гораздо позже и мне приходилось помогать завешивать порох, дробь и собирать пыжи, но это уже будет потом...
             А сейчас бабушка сказала, что нужно одеваться и пойти погулять. Время это было весеннее, и на мне было демисезонное строгое пальтецо с кармашками, довольно короткое, тёплые рейтузы и ботинки, всё одного ярко-красного цвета, что тот пионерский галстук. При всём при этом, несмотря на в высшей степени гармонично и элегантно составленный комплект, данный наряд не особенно меня радовал, я считала, что золотоволосой блондинке со стрижкой "сессун", каковой я тогда являлась, он подходит плохо. Нужен голубой цвет... Но вот что я совсем упустила из виду, это то, что зловредная мама строго-настрого повелела бабушке довершить сей несравненный по красоте костюм безобразной шерстяной шапкой на завязках. Тоже красной. Модели "чепец на пупсика". В чём я приехала накануне к бабушке, я не помнила, наверное, была более тёплая погода, я и просто пропустила этот возмутительный факт прибытия уродца со мной в гости. Где-нибудь в сумке. А сегодня похолодало, и мамопослушная домомучительница-бабушка, не взирая на мои красочные возражения о недопустимости воцарения данной гадости на моей голове, допустила это. Чепец находился над  воротником пальто довольно высоко, из-под его кромки внизу и по бокам лица выбивались отовсюду мои густые, жёсткие и одновременно скользкие волосы, всё это елозило и щекоталось. "Подушка жёсткая, одеяло кусачее". Вдобавок я была убеждена, что и смотрелось всё это сооружение крайне отвратительно. Но скрепя сердце я кое-как топталась у крыльца уже с также утеплившейся по погоде бабулей.               
           Делать нечего, завязалась какая-то то ли игра, то ли беседа, я как-то уже незаметно вошла во вкус, как вдруг!..  Мы увидели приближающийся стремительными пружинящими шагами вдоль забора удивительный образ с портрета! А я и почти забыла! Тут мы уже увидели ослепительную улыбку, вынырнувшую из-за голых пока крон вишенок. Какой там портрет, всё было гораздо лучше!.. А я в позорном головном уборе... Меня словно парализовало... И я была сражена, но как ни странно, вполне представляла, чем... Я плохо понимала, что мне говорят и что спрашивают, но что-то ещё лепетала в ответ, потупив глаза долу. Принц мой с нежной улыбкой что-то ласково говорил. На груди моего героя висел фотоаппарат, и конечно, тут же возникла идея запечатлеть столь радостное событие встречи, тем более в присутствии такой очаровательной и в полном смысле яркой дамы как я. Когда я поняла, что предстоит ещё и фото-сессия, нервы мои окончательно вырвались из-под контроля, и я стала молча и упорно тянуть злополучный чепчик с головы за самую макушку. Вверх и в сторону. Причем вместе с волосами. Шапец растягивался, благо длины волос и завязок ему вполне хватало. Но не поддавался. Мне было довольно больно, но никакие уговоры, оставить сооружение на голове в покое и улыбнуться, не действовали. Огорчению моему, стыду и злости на весь мир не было предела! Узел на шее мои пальцы развязать никак не могли, а помогать мне никто не собирался. Но слёз не было. Не дождётесь. И никаких воплей. Я не могла позволить себе пасть так низко. Я боролась. Как барон Мюнгхаузен. Тянула и тянула эту мерзкую вещь. Так и осталась я в серии снимков "Девочка, разрывающая пасть чепчику". Зато именно тогда я впервые ощутила себя женщиной! И этот миг запомнила, как фото-вспышку. И никому потом не проболталась о причинах странной позы и кривого лица на снимке. Любовь и борьба за красоту! Сейчас я вижу на фото очаровательную и чудесно одетую куколку. Боже всемилостивый, мне было два с половиной года.