Редьярд Киплинг - The Galley-Slave

Гребец на галере

О, галантная галера и штурвал её резной,
Нос с серебряной фигурой – крепкий, кованый, стальной;
Ноги сбиты по лодыжки, суховеи глотки жгут,
С нашей - прочие галеры и в сравненье не идут.

Все отсеки  хлопком полны, мачты золотом горят--
Ценный груз томится в трюме – негров голодом морят;
Позади нас только пена, да акулы чёрной пасть,
Крепче поднажмём на вёсла, чтоб галера вдаль неслась.

То  веселье на галере, то разборки, мятежи --
Держат здесь нас за скотину, только всё же мы – мужи!
Брызги волн несут нам счастье, хоть мгновенье бы урвать,
Бред предсмертный не мешает губы милой целовать.

Наши женщины и дети  позади нас, в темноте --
С них, умерших, рвём оковы, трупы предаём воде --
Все идут на корм акулам, для галеры легче ход,
Нет минуты, чтоб оплакать, только зависть к ним берёт.

Как команда претерпела ужасы тех давних дней --
Были челядью мерзавцев, но хозяева морей!
Руки вскидывали вёсла, чтоб галеру вдаль бросать,
Бог ли, чёрт, мужик ли баба – что могло нас испугать?

Был ли шторм? Отцы столкнулись  с этой сущностью морей,
Лишь земля была спасеньем для галеры и людей;
Жарким днём иль душной ночью, боль, печаль, разлука, смерть?
Рады были, как младенцы, воздуха глоток  иметь.

Пусть покинул я галеру, и другой теперь гребёт,
Но моё на балке имя путешественник прочтёт.
Я свободен, наблюдаю – труд по сердцу выбирай,
Жизнь свободу предлагает,  людям рабство подавай.

По клейму, что на предплечье, язвах от стальных цепей,
По рубцам на коже, шрамам, что остались от плетей;
По глазам, что потускнели, глядя сквозь лучи и соль,
Заплатил сполна за службу! Будь ты проклята – вся боль!

Все душа страданья помнит, о тех скорбных временах,
Как галеру волны били в грозных северных штормах;
Как ломали люки негры, кровь по палубе лилась,
Как дрожал от страха шкипер, как галера в мель впилась.

Нет нужды теперь в сигналах, пушках, вспышках от ракет,
Когда SOS идёт из моря, в помощи препятствий нет;
Нет разбойников на море, цепи канули в веках,
Есть скамья, есть память тела о потерях и смертях.

И калекам, и здоровым, старикам и молодым --
Во дворцах и лазаретах мы рассказ сей посвятим;
Как клубы дымятся в небе, как охвачен трюм огнём,
Как галеру чистят сэры перочинным их  ножом.

Может быть, судьба заставит вновь мне  вёсла в руки взять --
Пусть пошлёт людей покрепче эти вёсла отобрать;
Оставляю я галеру. Для проклятий нет причин,
Благодарен только Богу! Жил, трудился средь Мужчин!

                * * *

Rudyard Kipling –  The Galley-Slave

Oh, gallant was our galley from her carven steering-wheel
To her figurehead of silver and her beak of hammered steel.
The leg-bar chafed the ankle and we gasped for cooler air,
But no galley on the waters with our galley could compare!

Our bulkheads bulged with cotton and our masts were stepped in gold --
We ran a mighty merchandise of niggers in the hold;
The white foam spun behind us, and the black shark swam below,
As we gripped the kicking sweep-head and we made the galley go.

It was merry in the galley, for we rebelled now and then --
If they wore us down like cattle, faith, we fought and loved like men!
As we snatched her through the water, so we snatched a minute's bliss,
And the mutter of the dying never spoiled the lover's kiss.

Our women and our children toiled beside us in the dark --
They died, we filed their fetters, and we heaved them to the shark --
We heaved them to the fishes, but so fast the galley sped
We had only time to envy, for we could not mourn our dead.

Bear witness, once my comrades, what a hard-bit gang were we --
The servants of the sweep-head, but the masters of the sea!
By the hands that drove her forward as she plunged and yawed and sheered,
Woman, Man, or God or Devil, was there anything we feared?

Was it storm? Our fathers faced it and a wilder never blew.
Earth that waited for the wreckage watched the galley struggle through.
Burning noon or choking midnight, Sickness, Sorrow, Parting, Death?
Nay, our very babes would mock you had they time for idle breath.

But to-day I leave the galley and another takes my place;
There's my name upon the deck-beam -- let it stand a little space.
I am free -- to watch my messmates beating out to open main,
Free of all that Life can offer -- save to handle sweep again.

By the brand upon my shoulder, by the gall of clinging steel,
By the welts the whips have left me, by the scars that never heal;
By eyes grown old with staring through the sunwash on the brine,
I am paid in full for service. Would that service still were mine!

Yet they talk of times and seasons and of woe the years bring forth,
Of our galley swamped and shattered in the rollers of the North;
When the niggers break the hatches and the decks are gay with gore,
And a craven-hearted pilot crams her crashing on the shore,

She will need no half-mast signal, minute-gun, or rocket-flare.
When the cry for help goes seaward, she will find her servants there.
Battered chain-gangs of the orlop, grizzled drafts of years gone by,
To the bench that broke their manhood, they shall lash themselves and die.

Hale and crippled, young and aged, paid, deserted, shipped away --
Palace, cot, and lazaretto shall make up the tale that day,
When the skies are black above them, and the decks ablaze beneath,
And the top-men clear the raffle with their clasp-knives in their teeth.

It may be that Fate will give me life and leave to row once more --
Set some strong man free for fighting as I take awhile his oar.
But to-day I leave the galley. Shall I curse her service then?
God be thanked! Whate'er comes after, I have lived and toiled with Men!