К вопросу о переводе сонетов В. Шекспира
Sonet 2
When forty winters shall beseige thy brow,
And dig deep trenches in thy beauty's field,
Thy youth's proud livery, so gazed on now,
Will be a tatter'd weed, of small worth held:
Then being ask'd where all thy beauty lies,
Where all the treasure of thy lusty days,
To say, within thine own deep-sunken eyes,
Were an all-eating shame and thriftless praise.
How much more praise deserved thy beauty's use,
If thou couldst answer "This fair child of mine
Shall sum my count and make my old excuse,"
Proving his beauty by succession thine!
This were to be new made when thou art old,
And see thy blood warm when thou feel'st it cold.
Подстрочный перевод сонета –
Когда сорок зим * возьмут в осаду твоё чело
и выроют глубокие траншеи на поле твоей красоты,
гордый наряд твоей юности, который теперь так привлекает взгляды,
все будут считать лохмотьями;
тогда если тебя спросят, где вся твоя красота,
где всё богатство цветущих дней,
сказать, что оно в твоих глубоко запавших глазах,
было бы жгучим стыдом и пустой похвальбой.
Насколько похвальнее было бы использование твоей красоты,
если бы ты мог ответить: "Этот мой прекрасный ребенок
подытожит мой счёт и станет оправданием моей старости",
доказав его сходством с тобой, что его красота - это твоё наследство.
Это было бы, как будто снова стать молодым, когда ты стал стар,
и увидеть свою кровь горячей, когда ты чувствуешь, что в тебе она холодна.
* По понятиям того времени, сорокалетний возраст для человека означал
наступление старости.
Мой первый вариант перевода был таким –
Когда твоё состарится чело,
И в сорок лет краса твоя угаснет,
Поблекнут краски платья твоего,
Поймёшь, как все усилья мало значат:
Настанет время красоты спросить,
Где ты её бездарно так растратил?
Лишь, долу глаз запавших опустить,
Горя стыдом, ты совесть всю утратил.
Но было б больше пользы от красы,
Коль ты бы мог сказать: «Вот мой ребенок,
Свидетелем моей был доброты,
Вложил я душу всю в него с пелёнок!»
Когда есть наше продолженье – дети,
Нам старость не страшна на этом свете.
Более пристальное изучение рифм оригинала показало, что в данном сонете автор использовал исключительно мужские рифмы (односложные), поэтому моя цель в новой редакции была - использование мужских и уход от глагольных рифм. Что я и сделала 19.06.2015.
Когда твоё состарится чело,
Угаснет в сорок лет вся красота,
Поблекнут краски платья твоего,
Поймёшь, что жизнь – пустая суета:
Настанет время, спросит красота,
Где ты её растратил без следа?
В ответ лишь глаз запавших слепота,
Молчанье совести, не ведавшей стыда.
Но было б больше пользы от красы,
Коль мог сказать: "А вот моё дитя,
Свидетелем моей был доброты,
Вложил в него я душу без следа!"
Когда бы в детях ты продолжил жить,
О старости мог больше не тужить.
Но если откровенно, то мне лично первый вариант нравится больше. Избегание глагольных конечных рифм желательно, но не является непременным условием в русской поэзии, поясню почему - в западных языках время регулируется помимо основных глаголов ещё и вспомогательными, именно в этом и кроется избегание. В русском языке глаголы играют очень важную смысловую роль. Достаточно сравнить 2 замка моих сонетов:
1.Когда есть наше продолженье – дети,
Нам старость не страшна на этом свете.
2.Когда бы в детях ты продолжил жить,
О старости мог больше не тужить.
Который значимее по глубине восприятия: первый замок или второй замок, как вы думаете?
Свидетельство о публикации №115100806445