Чужую жизнь своею грею кровью - рецензия

 «ЧУЖУЮ ЖИЗНЬ СВОЕЮ ГРЕЮ КРОВЬЮ…»
Любовь Якушева. Переводы. Составитель Л.Ф.Александрова. Художник Елена Романова. –
Москва, литературно-художественное агентстство «ЛИРА», 1997

   Общение с гармоничным человеком всегда радостно.
   Скажем спасибо и этой судьбе.
   Любовь Якушева ушла из жизни молодой. Не дожила до первой публикации своих стихов в «Юности», до сотен восторженных писем, до книги в «Советском писателе».
  Солидные издания забыли откликнуться на ее пятидесятилетие, но стихи Любы читают с эстрады актрисы, поют солистки филармонии и мальчики с гитарами на ремнях.

  Официальный же ее прижизненный статус был филолога-классика и переводчика с латыни, древнегреческого, новогреческого и немецкого языков.

  «Не терплю, когда спрашивают, с какого языка перевожу. «Кого переводите?» - должен спрашивать культурный человек у переводящего прозаика или поэта», - говорил один из переводчиков старой школы – Владимир Владимирович Рогов.

  Нам предстоит читать переводные стихи, сохранившие выразительный голос и верный вкус поэта, приблизившего к нам подлинники. 

  Первые переводы выполнены были в студенческие годы. Сафо, Ивик, Марциал, Катулл. Университетские профессора отмечали точность этих переложений.

  И читая эти ранние опыты в только что вышедшей книге, иы будем узнавать ритмы Якушевой-поэта: те же самозабвенная радость и озорство в трагическом голосе, то же достигаемое с помощью пэонов и пауз ритмическое благородство.

   Знакомый и незнакомый Катулл:

Станем, Лесбия, радоваться жизни,
Сплетни всех стариков чрезмерно строгих
Мы оценим монетою самой мелкой.
Солнце может уйти и снова вернуться:
Нам же день предназначен слишком краткий,
Вслед за ним навсегда заснуть придется…

  Или:

Вырвите эту болезнь, эту чуму из меня.
Горечь мою, что давно к самому сердцу подкралась,
Горем наполнила грудь, вытолкнув радости все.
Я уже не прошу, чтоб она меня вновь полюбила
Иль, что нелепо совсем, чистой хотела бы стать:
Просто я жить хочу и недуг тот тягостный сбросить.
Боги, способствуйте в том мне за покорность мою.

   Однако не классикам посвятила свою дипломную работу, а затем и диссертацию в аспирантуре
Института славяноведения и балканистики Любовь Якушева, а современнику.

  Ему, выдающемуся греческому поэту, Лауреату Нобелевской премии 1963 года Георгосу Сеферису отведено значительное место и в книге избранных переводов Любови Якушевой.

         ОТРЕЧЕНИЕ

На тайном берегу, когда
Белел прибой как птица,
Хотелось вдосталь нам напиться,
Но солона вода.

Там, на песке, как приговор,
Мы начертали имя.
Но ветер крыльями своими
Мгновенно надпись стер.

С дыханьем, распиравшим грудь,
Решительно и страстно,
Мы шли по жизни. Все напрасно!
Мы изменили путь.

   Это ранний Сеферис.  Впоследствии он перестал быть поэтом формы, отдал предпочтение сложным разновидностям верлибра.  От переводчика здесь трубовалось нового рода мастерство.
У Сефериса простой язык скрывает сложную философию и многослойность событийного ряда. Подтекст его не только литературный и биографический, но также философский и исторический.
Когда он пишет о Саламине, аргонавтах и Трое, на это накладывается и память о малоазийской катастрофе, когда греки потерпели поражение от турок в начале двадцатых годов, и, конечно, события Второй мировой войны, которые Георгос Сеферис, дипломат по роду деятельности, наблюдал воочию в разных концах земли.
  Его «роман-миф» - для читателя, знающего не только классическую древность, но и новейшую историю.
  Стихотворение «Елена», напротив, ясно. Устами легендарной спартанки любовь, женственность и красота отвергает свою причастность к дисгармонии и жестокости мира:

      Это неправда, неправда!
Я никогда не всходила на синий корабль,
Я никогда не ступала на землю воинственной Трои!

  Переводила Якушева и других поэтов современной Греции: «певца Эгейского моря» Одиссеаса Элитиса, тоже удостоенного Нобелевской премии (превосходно переведен его отклик на албанскую трагедию 60-х годов «Героическая и скорбная песнь о младшем лейтенанте, погибшем в Албании» - кстати, Элитис сам тогда воевал в Албании и тоже в чине младшего лейтенанта); трагедийного и чувственного Константиноса Кавафиса, всю жизнь проведшего в Александрии, никому не известного при жизни и ставшего учителем для всей современной греческой поэзии (у нас интерес к Кавафису пришел после переводов Иосифа Бродского и его же эссе «На стороне Кавафиса», но у Якушевой иное, собственное видение души загадочного александрийца), а также Костаса Варналиса и Таноса Ксироса.
  Еще страница в жизни Якушевой-переводчика – ее участие в книге «Поэзия немецких романтиков». Она выбрала тогда для перевода стихи Йозефа фон Айхендорфа (1788-1855). Прочтя переводы Любы, им дал высокую оценку крупнейший переводчик европейской поэзии Аркадий Акимович Штейнберг. Некоторые тексты он снабдил своими маргиналиями. Так, на поях перевода стихов «Прощальное» (на расставание с дочерью) он написал: «Очаровательный перевод! Это подлинный Эйхендорф, и это прелестные, чистые русские стихи. Весь бы Эйхендорф был так передан!»

Вот это стихотворение:

Беснуется ветер осенний,
Окончились дни развлечений:
Дочурке пора уезжать.
Умчалось веселое лето,
Когда мы гуляли с рассвета.
Как грустно о нем вспоминать!

О сколько в прощанье печали!
Мы это с тобой испытали.
Мне страшен притихший мой дом.
Твой белый платочек взлетает,
Мне слезы глаза застилают,
Недвижно стою за окном.

Еще далеко до рассвета.
Копыта процокали где-то.
Но скоро, мгновенье спустя,
Умчишься от отчего крова
В объятия леса ночного.
Ну, с Богом, родное дитя!

   Почти все московские стихотворцы в 60-е и 70-е годы активное занимались поэтическим переводом. Не все одинаково любили эти занятие. Иные шли в перевод, чтобы не быть совсем оторванными от печатного станка. Но для Любы Якушевой перевод был делом, милым ее сердцу, без этого занятия она не представляла себе жизни .
  «чужую жизнь своею грею кровью», - может быть, так верно никто другой не определил сущность стихотворного перевода.