Затяжной прыжок-2

     – Так вот, пока мы вас приводили в порядок, в мире многое изменилось. Например, началась уже Вторая мировая война. Мы не исключаем такой возможности, что началась она по вашей вине. Нужен же какой-то повод, о котором не говорят во всеуслышание. Мы же, как обычно, хотели вас тихо-мирно обменять на нашего ценного агента. Не получилось. Вначале хотели обменять на нашего резидента в Нью-Йорке, который был задержан по подозрению в отмывании денег и неуплате налогов. Но этот негодяй, оказывается, уплатил налоги, причем не нашему, а враждебному государству. Мало того, он еще и доказал в суде, что отмывал вовсе не наши деньги. В результате мы были вынуждены отказаться от этого ценного агента. Тогда мы решили обменять вас на нашего резидента в Париже, которого задержали в универмаге за кражу пары носков. Вы же знаете, как потеют резиденты, они себя везде чувствуют не в своей тарелке. Внешне это никак не проявляется, выучка железная, но вот ноги все равно потеют. Мог бы ведь и купить носки, но я могу понять его патриотизм, не сравнить с этим негодяем в Америке, ведь он хотел наши с вами деньги сэкономить! И вот опять беда, тут уже французы заупрямились, вас не захотели. Что вы так на меня смотрите? Не захотели! Стали утверждать, что вы не их! Отреклись от вас. Что в наших глазах только повысило ваш статус. Вы же на чем попались? На блестящем знании французского языка! А кто это заметил? Наш простой рядовой солдат. Из крестьян. Из беднейших. Не из кулаков. А сообразил. Доложил сразу: не понимаю, мол, что он там говорит! Не наш! И французы тоже говорят, не наш. Цивилизованные, а не хотят вас принимать за своего. Поэтому мы решили вас перевербовать, изменить вам кое-где внешность и отправить, раз французы вас не хотят, к немцам. Это они ведь войну-то затеяли! Значит, подбираются к вам. Но мы вас незаметно к ним перекинем, вот они и не найдут вас, а не найдя, пойдут на попятную. Так мы их и победим. Не без вашей помощи. Вы ведь их агент? Вы же немец? Можете не отвечать, мы и так догадались, только немец может скрываться от русских, прикидываясь французом.
     Немец попытался пошевелиться в своих тяжелых пеленах, чтобы хоть как-то выразить свое несогласие с этим самоуверенным чудаком, но несогласие лишь отозвалось усилением боли во всем теле, ему подумалось, было бы лучше, что это было бы поистине не его, а некое немецкое тело,  думая так, можно как-то отвлечься от этой муки, совсем как в заговорах взрослых, обращенных к детскому подсознанию: у кошки заболи, у собачки заболи... Заговор. Порой он помогает, если  удачно выбрать, на какое существо свалить свою боль.
   Заговор, заговор... Он снова подключился к речи орденоносца в халате.
     – Да, остальные участники вашего заговора уже успешно казнены. Все они дали показания против вас, что делает вам честь, они все как один назвали вас главой преступной организации. Ведь это вы злоумышляли убить государя императора Петра I! – орденоносец дернулся на восклицательном знаке так, что все его ордена и медали зазвенели.
     – Вы задумали коварное убийство из-за угла, чтобы Петр так и не стал Великим. Вам не по душе пришлись его европейские замашки.  Вы решили заколотить окно в Европу, пока оно еще не было прорублено. Смело, смело... Вы думали, тогда бы Россия пошла другим путем, подметая своей окладистой боярской бородой дорогу в свое особое будущее? Не тут-то было! Наш особый отдел, если хотите, коллегия, не дремлет, хотя звезд с неба не хватает. Нам не до звезд. Вредителей и на земле хватает... На наш век хватит.
   Орденоносец взглянул на часы. Наверное, скоро должен исчерпаться запас его слов и предложений. Или – пора переходить в другое измерение получать очередной орден.
     – Орден, конечно, я за вас получу. В прямом и переносном смысле. За то, что я предотвратил покушение на историческую необходимость. Вы что же, хотели, чтобы Петербург не был построен на болоте? Чтобы Пушкин «Медный всадник» не написал? Чтобы на берегах Невы лишний человек не родился? А поскольку вы со мной не намерены разговаривать, я решал сдать вас немцам. Пусть они решат, поступить ли с вами как с предателем, или снова направить к нам для прохождения дальнейшей службы. Например, для создания Академии наук. С Эйлером, Миллером и Бернулли. Или без.
   Звякнув наградами, орденоносец вышел. Чего теперь ждать? Каких немцев? Они ворвутся в своих кованых сапогах и будут бить по самым больным местам, или все-таки для начала спросят лежащего в бинтах человека, кто он такой? Заген зи битте, – скажите, пожалуйста, кто ви такой? Разве он в бинтах не похож на своего, изувеченного чужими, но не выдавшего врагу тайну дислокации пославшего его на смерть государства? Они ворвутся и спасут его, вежливо спросят его по-немецки – вас зинд зи, – что вы такое, это вполне подошло бы к его положению, ведь он сейчас скорее что, а не кто, хотя в точном вежливом переводе это бы значило, кто он по профессии, – и он ответит также вежливо, что он профессионал, если заметит, что ворвались точно профессионалы, или ответит проще, что он солдат, если ворвутся солдаты, или офицер, если ворвутся офицеры. Генералы вряд ли ворвутся, так что генералом прикидываться не имеет смысла. Ответить по-немецки он, конечно, сможет, но, если ворвутся не сами немцы, а союзники немцев и спросят его по-румынски или даже по-чеченски, он все равно ответит по-немецки, так надежнее. Какой немецкий шпион не говорит по-немецки, другое дело японский или китайский шпион, он может и не говорить по-японски или по-китайски, но только читать. Но, если даже японский, то может тоже говорить по-немецки, чтобы поддерживать ось Берлин–Токио. Кстати, он даже преподавал немецкий язык, когда случился провал с преподаванием русского языка.
     – Для конспирации будете преподавать русский язык в школе, – дали ему указание перед заброской в тыл врага.
     – Но я же не преподавал никогда русский язык, может, лучше для начала не в тыл, а на передовую, чтобы потренироваться, – пытался он устраниться от сомнительной общественной деятельности, но ему еще раз настоятельно рекомендовали следовать именно этому указанию:
     – Русский язык и литература не являются серьезными предметами, и если преподавание у вас будет получаться не на самом высоком уровне, то вами именно поэтому будут довольны. Вы будете стараться настаивать на соответствии преподавания стандартам и в то же время на необходимости эксперимента. Не волнуйтесь, вас интеллигенция поддержит сверху, а ученики полюбят снизу, если вы не особенно будете превышать их уровень, да и у них чему-нибудь научитесь. Особенно у учениц. Старайтесь не привлекать к себе излишнего внимания. Не общайтесь с коллегами, которые преподают черт-те что. Физику, математику... Держитесь с ними высокомерно, вас поймут и оценят. Вы же будете говорить на великом русском языке, а на великом русском языке не со всяким говорят. А чтобы вам не лезли в душу, делайте вид, например, будто вы тайный извращенец. Например, был такой человек – Чикатило, тихий педагог, а на досуге людоед. Прикиньтесь людоедом, и люди от вас отстанут.
     – Как же я стану людоедом, если от меня люди шарахаются, – продолжал валять дурака агент, но наставник терпеливо продолжал свои наставления:
     – От вас отстанут именно те, кого вам не съесть, их вы есть и не будете. А те, кого можно съесть, найдутся сами. У них есть поговорка – на ловца и зверь бежит. Бежит, как миленький, со всей нужной нам информацией.
   Что-то дрогнуло в нем от этих слов, он даже подумал, не лучше ли просто преподавать русский язык, пусть даже ломаный, но зачем же при этом еще и людоедством заниматься? Обидно: обучил и съел.  Да и с точки зрения людоеда: зачем обучать, еcли можно съесть неграмотного?
Хотя здесь скорее правы наставники, неграмотный не несет в себе нужной информации. Так что не интереснее ли зверь, бегущий от ловца?
     – Вы обещали какие-то талоны на питание в тылу врага, вспомнил вдруг он.
     – Это проехали! – осадил его наставник, пока мы изучали с вами международное положение, талоны ушли в прошлое. Ушел в прошлое и классический образ тайного агента, который артистически смахивает на нормального порядочного человека. Теперь с введением гласности, свободы устного и непечатного слова изменился в корне предмет конспирологии. Теперь конспирация имеет скорее неклассический, нелинейный характер, так сказать, конспирация второго порядка, когда вам приходится все глубже скрывать в себе приличного человека, чтобы раскрыть по-настоящему свое агентурное я. Так что никаких талонов на питание и на бесплатный проезд в тылу врага! Вы можете не любить своих врагов, но будьте уверены – враги вас уже любят! Вот и выкручивайтесь! – завершил наставление главный наставник.
     – Черт с ними, с талонами, – почти примирился он с положением, хотя ему вечно приходилось платить штрафы за неоплаченный проезд в той же Германии, где никакая справка о подрывной деятельности не спасала от непреклонности контролеров, – но я просто физически не смогу соблазнить девицу, а затем еще и съесть ее. Что-нибудь одно...
     – Не ешьте девиц, – добивал его наставник, – ешьте мужчин, это даже сейчас более модно. Потом от них больше толку в смысле осведомленности. Особенно, когда они почувствуют, к чему вы клоните, у них тут же развяжется язык.
     Он попытался представить себе, каким образом он может убедить соответствующего мужчину пойти на добровольное съедение и вспомнил свой опыт с восточным монастырем, когда ему предлагалось за счет своей плоти продлить жизнь неразумной тигрицы. Чтобы вникнуть в чужую жизнь, вера в которую подвинет собственную жизнь на новую высоту, приходится жертвовать привычными принципами.
     Он бы долго так размышлял, но начался урок рукопашного боя, и его физическое тело подчинило себе беспокойный ум, направив его на распределение усилий, посредством которых удается избежать больших неприятностей. Как раз прорабатывалась защита от укусов, из которых наиболее зловредными полагались человеческие, ибо та же собака кусает  в основном за ноги, человек же угрожает укусами на уровне головы и шеи. Особое внимание уделялось коварству поцелуя, переходящего в смертельный укус.
     – А правда ли, что существуют вампиры? – задал вопрос некий подопечный, которого, видимо, готовили для заброски в Трансильванию.
     – Вы должны быть готовы ко всему. Ведь если даже вампиры не существуют, их можно соответственно подготовить. Кто знает, чем они там занимаются, когда делают вид, будто снимают кино, – размеренно информировал специалист по рукопашной схватке, наматывая на руку полотенце.
     – А теперь для разминки вы будете кусать меня за руку, – продолжал урок специалист, выставляя руку для защиты горла, – вы должны иметь представление о том, как смыкаются ваши собственные зубы на теле противника.
     Часто случалось, что тщательно подготовленного агента приходилось прямо с урока отправлять на задание. Поэтому каждый подопечный Центра приходил на занятия со своими фальшивыми документами, зубной щеткой и пижамой, а остальное необходимое ему предоставляло начальство в зависимости от характера задания, это мог быть фрак нобелевского лауреата, мундир офицера морской пехоты США, уже запятнанный чужой кровью халат хирурга или даже шинель Гоголя. Последняя бытовала в разном исполнении, с одной стороны о такой можно было только мечтать, и пошита она была из добротного английского сукна, с другой стороны, если ее все равно снимут с твоего плеча глубокой ночью, то вроде бы нечего и рассчитывать ее на долгое ношение. Навыки рукопашного боя могут сыграть здесь лишь негативную роль, ибо способствуют приведению шинели в негодность, более того, в критической ситуации предписано шинель  быстрым движением сбрасывать со своего плеча и уже без нее уносить ноги, лишь бы, как говорило начальство, не выдать себя с головой.
     Тогда так и вышло, что прямо с рукопашного боя его отправили на преподавание русского языка, выдав указанную шинель, причем не новую, а уже изрядно поношенную, что только положительно свидетельствовало о ее бывшем хозяине, который, судя по всему, благополучно вернулся на свою, как стало принято говорить, гастрономическую родину, где ему будет дано новое рискованное задание или он уйдет на заслуженную пенсию и получит свой покой, ибо если он смог сохранить означенную шинель, значит задание он выполнил успешно.
     Донашивающий эту шинель будет находиться в менее рискованном положении, так как поношенная шинель на плечах агента вызывает меньше подозрения, нежели новая. Этими или похожими словами его напутствовали, подталкивая торопливо во всепогодный бомбардировщик, утешив его при этом, что пока он будет находиться внутри бомбардировщика, он будет абсолютно невидим. Его подмывало спросить, в чем же заключается его тайное задание, и он спросил не без ехидства, в чем же подрывная  деятельность, если он будет преподавать русский язык, так сказать, самим носителем этого языка, на что ему безо всяких шуток ответили, что это и будет являться его подрывной деятельностью, когда же он наконец, после долгих мытарств, связанных с заполнением анкет и ведомостей, где он писал согласно приложенным документа заверенным печатями, что закончил он Высший университет российского словесного и бессловесного образования, откуда был выпущен в ученом звании бакалавра, защитив с блеском диплом на тему: «Анализ содержания дамских носовых платков в русской классической и постклассической словесности в сравнении со сказочными мотивами ковра-самолета в апокрифических сказаниях народов Евразии». Звание магистра он получил уже в аспирантуре другого столичного университета, название которого в сокращении звучало как студенческое блюдо «рагу», а диссертация была долгое время засекреченной и находилась в спецхране, поэтому выдавали ее на руки только тайным агентам дружественных государств. Ее рассекретили только после запуска в космическое пространство китайского астронавта, чье имя, тем не менее,
оставалось в секрете даже после запуска. Эта диссертация была посвящена реконструкции предполагаемого маршрута полета лягушки из сказки Андерсена в связи с засорением воздушного пространства реактивными приборами. 
     Хотя главное было в том, чтобы удостоверить его научное звание, а не то, за какие усилия он его получил, многие официальные лица, ведающие приемом его на работу в качестве преподавателя российской словесности, лично хотели бы ознакомиться с его научными трудами в знакомой им области, что говорило об их вероятной грамотности. Но поскольку эти труды, как и прежде «Слово о полку Игореве» существовали в одном единственном списке, то все эти труды погибли в пожарах в связи с тлением торфяных болот в окрестностях Москвы, о чем тоже были выданы соответственные справки.
     Таким образом ценность новопринимаемого на ниву народного образования только возрастала, делая его единственным обладателем и хранителем столь уникального знания.
     Но уже первый урок несколько его обескуражил.

(Продолжение следует)