Несколько хайбунов

Подснежник над Волгой.

1959 г. Верхняя Волга. Ледоход. Весенняя вода мощна и стремительна. Льдины громоздятся, напирают, выползают на каменистый берег. Шум, до грохота. Но день – два, и все кончилось. Только одинокие, отставшие стремятся по течению, и видно, как быстра здесь река. И полноводна. Не то, что летом – тогда кое-где и по колено можно перейти на другой берег.
 А выброшенные на берег льдины лежат долго под весенним солнцем. И вроде бы не тают, только темнеют. И тогда – ударишь ногой – а они рассыпаются на множество прозрачных, шестигранных как карандаш, продолговатых кристаллов.
 Но это всё внизу, у воды. Круты и высоки берега, в которых, как в каньоне, течет древняя река. Они уже отогрелись под солнцем, последний снег стекает вниз по склонам, смешиваясь с водой многочисленных родников и родничков, которыми так богаты известняковые берега. И, не дожидаясь настоящего тепла, проглянули под безлистыми и прозрачными ещё кустами орешника и ольхи уже живые, самые первые цветы – синие и лиловые на зелёном.

Фиолетовый,
под коркой льда подснежник.
Весна на Волге.

.....

Цветок детства.

Сколько они цветут? День, два, пять? Пока не станут пушистоголовыми одуванчиками. Успеваешь ли ты заметить их цветение в теперешней повседневной автомобильной суете и гуле улиц? Да и как заметить? Кругом асфальт, в лучшем случае – клумбы с городскими, высаженными цветами.
 Где он, тот забытый, зеленый, тихий переулок твоего детства? Ты сидишь на теплой земле, а вокруг – сотни маленьких солнц. Чистейший, желтый цвет. Ты почти уткнулся носом в цветок, и зоркими детскими глазами рассматриваешь мелкие-мелкие желтые лепесточки, среди которых шныряют прыткие черные малюсенькие козявки. А рядом – такие знакомые и ласковые мамины руки сплетают солнечные цветы в венок.

Словно из детства
одуванчиков жаром
пахнуло лето.

.....

Вишни цветут.

Много лет уже хожу на работу по одному и тому же маршруту. Да и недалеко, всего около километра. Между домов, парком, пустырем. Клены, каштаны, сирень. Зеленая окраина Киева. Что-то и я сажал тут когда-то.
 Вишни. Весной, когда они цветут вокруг старых «хрущовок», специально притормаживаю здесь. Они уже – не молодые деревца, вытянулись вверх до третьего этажа, сквозь листву и цветы иногда не видно и самих домов. А сколько бывает на них потом ягод, ну, конечно, если отцветут нормально, если не будет слишком сильных заморозков, если прилетят пчелы. А ведь прилетают, хоть и в городе! Смотрю на эту снежную красоту с надеждой, но иногда – и с опасением. С надеждой на то, что сохранится, не исчезнет однажды это ежегодное весеннее чудо. А с опасением…
 Медленно, но уверенно надвигаются многоэтажные, богатые и престижные новострои.
 А вдруг прозвенит тревожно-печальный звук лопнувшей струны и глухо стукнет по дереву топор?
 А вы говорите: меч самурая, сакура…

Недолог срок
цветенья вишен.
Не успел налюбоваться.

(фотография автора)

.....

Путник*. Памяти Басё.

 «Вроде бы всё успел, но снова опоздал», – так думал одинокий путник, которого, может, где-то ждали, но он не знал – кто. А если и знал, то не вспоминал, его мысли посвящались теперь Ей одной. То нежная и близкая – то жестокая и бесконечная, то знойная и пыльная – то сырая и промозглая, она забирала его силы. Да он и сам не щадил их. Он был Странник, а она – его Дорогой. Она была только Его дорогой, и он принимал и любил её такой. При этом никогда не задумывался: возможно, какой-нибудь бродяга ступал по ней своими босыми ногами, ведь он никогда и не думал, что он – такой же бродяга.
 Он слышал и видел вокруг и душную жизнь ревущих городов, и мирную пьяную деревню, и безбрежные поля, и мечтательные убаюкивающие леса – всё проносилось мимо него, а он всё шёл, шёл по своей Дороге, отмеряя шагами путь, с которого некуда было свернуть, и он не уверен был, что надо.
 Была ли у него цель? Наверное, была. Он говорил, что у него много стремлений: сначала дойти до Реки, потом до Горы, потом дальше и дальше, а потом он просто шёл туда, где небо… и, может, всё ещё идет?

Эта дорога –
крест или счастье твоё?
Кто тебе скажет?

 * С любезного согласия автора  первоначального текста –
 Ирины Серёгиной, я несколько доработал её миниатюру и придал
 ей форму хайбуна (с полагающимся заключающим хокку) – А.К.