Два голоса

   Не слышат друг друга


          Первый:

Полюбил бы я дорогу,
Неба синего разлет!
Полюбил бы я тревогу —
Ту, что медлить не дает!
И в какие-то минуты,
Всех привычек сбросив путы,
Я б в дорогу взял тревогу —
Ту, что медлить не дает.

Но со мною каждый вечер,
Разрушая эти сны,
Только горечь размышленья
О судьбе, прошедших тенью,
Не нашедших в новых встречах
Столь желанной новизны.

Где они, которых утро
Настигало вдалеке?
Где, горевшие любовью
К ветру, к звездам в изголовье,
Что затем в тумане смутном
Уплывали по реке?

Те, что верно так любили,
Не воротятся назад.
Приходили, уходили...
Ветер, звезды, пыль в глаза.


          Второй:

Когда во всем своею долей
Доволен робкий человек,
Он мирно доживает век,
И незачем ему — с неволей,
С тюрьмой — равнять свое житье...
Но так я мог назвать свое.

Меня до срока истомила
Та жизнь. Остался крайний шаг —
Задуть домашний свой очаг,
Навек оставив всё, что было
Мне до недавних пор родным...
Так променял я дом на дым.

Дым беспорядочных скитаний,
Дым перепутанных дорог...
Бродяга злится. Он продрог —
В степи ночуя — утром ранним.
Но все ж он верит в естество —
И всходит солнце для него.


          Снова первый:

Да, пред ними — в полном блеске —
Мир предстанет наяву.
Но сверкающие грани
Промелькнут, как на экране:
Витражи, соборы, фрески,
Шпиль, пронзивший синеву,
Анфилады темных комнат
Или что-то поновей...
Что — спеша — они запомнят?
Что найдут в потоке дней?


          Второй, годы спустя:

Так возвращается он, понукаемый чувством тревоги,
После долгого странствия — так возвращается он,
Опираясь на посох, срезанный где-то в дороге, —
Неразлучного друга, свидетеля лучших времен...


          Первый:

Я скрепил свои дни неустанным трудом,
И живу, утешаясь не только вчерашним.
Если ж странник в ночи постучится в мой дом,
Так скажу, всполошенным тревогой, домашним:

— Пусть пришедший войдет. Со скамьи у огня
Пусть рассказ поведет о неведомых странах,
О горах, о степях, о морях, океанах...
Пусть уйдет на заре, не дождавшись меня!

1971