Генрих Гейне. Уединение лесное

Heinrich Heine. (1797-1856). Waldeinsamkeit.

Когда я был юнцом влюблённым,
То на главе венок зелёный
Носил. Цветов в нём много было,
Магическая крылась сила.

Всем нравился венок нестрогий,
Но обладатель — лишь немногим;
Злословие бежал людское
Я — в одиночество лесное.

Мне с краю леса, на опушке
Являлись духи и зверюшки.
Олени, феи, бобр и заяц
Ко мне спокойно приближались.

Нисколько робости не чуя,
Своею жизнью не рискуя.
Что я не егерь — лани знали,
А феи — чудаком считали.

Мне феи были благосклонны -
Об этом шелестели клёны.
И прочим леса обитателям
Я за симпатию признателен.

И эльфы порхали вокруг осторожно.
Воздушный народ, но ворчливый немножко!
И взглядом колючим, что мне не забыть,
Смертельное счастье могли отравить.

Я рад был вниманью их аудитории,
Придворные рад был послушать истории:
Как скандальную хронику
Королевы Титании.

Я сидел у ручья вечерней годиною,
Из потока явились со своею длинною
Серебряной вуалью и распущенной косою
Водяные вакханки и русалки — толпою.

Они дёргали цитры и на скрипках играли,
Хороводы русалочьи свои затевали.
Сценографией, что на музыку ложилась,
Была звенящая, прыгающая неудержимость.

Но со временем стали они потише,
Эти буйствующие, милые детишки;
И у ног моих улеглись на мгновение,
Оперев головки на мои колени.

Тралялякали, пели романсы, былины.
К примеру песню о трёх апельсинах.
Хвалебные оды звучали над моей главой
Про меня и вид благородный мой.

Они прекращали иногда напевать,
Чтоб со смехом пару вопросов задать:
«Разъясни нам цель господних затей,
К чему вообще он создал людей?

Иметь бессмертную душу из вас каждый может?
Из чего она? Из льна или кожи?
Соответствуют ли факты молве,
Что люди глупы в своём большинстве»?

О том, что ответил, умолчу здесь я,
Но моя душа бессмертная,
Поверьте, была уязвлена немало
Тем, что маленькая нимфа болтала.

Нимфы и эльфы — задиры, я знаю,
В отличие от духов Земли, что служат и помогают
Преданно людям. Вы с ними знакомы:
Эти человечки зовутся — гномы.

В длинных красных манишках, с животами жуткими,
Честными рожами, печальные и чуткие.
Я для себя случайно открыл
Почему они ноги прячут, что было сил.

У них утиные ноги и они считают,
Что никто на свете об этом не знает.
Это их рана, полная болью,
О чём я шутить никогда не позволю.

Ах, небо! Как гномам, не желающим унывать,
Нам всем приходится что-то скрывать.
Ни один христианин, мним мы, не узнает
Где наш гном утиные ножки скрывает.

Ни разу не видел я саламандр больших
И об их желаниях узнал от других.
Лесных духов мало. Они робко прошмыгнули
Как светящиеся тени ночью в июле.

Ужасно тощие, размером с мальца.
Штанишки плотно облегают тельца.
Куртки красные, золотом обрамлённые;
Лица болезненные, жёлтые и угнетённые.

Золотая корона, рубинами нашпигованная,
На голове у каждого. Держит с достоинством
Каждый себя. В сознании своём
Каждый считает себя королём.

То, что в огне они не горят,
Всего лишь фокус, должен признать.
Но то, что гном невозмутимее меня,
Не значит, что сам он дух огня.

Умнейшие духи леса — альрауны* добрые,
Коротконогие, длиннобородые.
В основном с палец ростом старички бывают.
Откуда они родом — никто не знает.

Под луной скачут, от смеха корчатся;
Похожи на корешки, которыми мочатся.
Но они мне добра совершили немало
И происхождение их меня не волновало.

Меня колдовать научили, проказники.
С огнём говорить, соловьёв передразнивать.
И на Ивана, в полуночный час
Траву отыскать, стать незримым для глаз.

Научили по звёздам дорогу искать,
На ветрах без седла и уздечки скакать,
Заклинаниям рун, чей особенный зов
Мертвецов поднимает легко из гробов.

Подражать дятла свисту, повадкам его,
Как легко одурачить его самого
И у него отобрать корешок,
Что укажет, где спрятан сокровищ горшок.

Словам, что при поиске кладов бормочут,
Меня обучить они тужились очень.
Напрасны старанья, спасибо всем им,
Но поиском клада я не одержим.

Не нужен мне клад, без него проще жить.
Довольствуясь малым — могу оплатить!
В Испании замком воздушным владею,
Доходы с него постоянно имею.

Чудесное время — где скрипки и оды,
И эльфов весёлых кругом хороводы,
И танцы русалок, и шутки кобольда,
И сказкой такой было сердце довольно.

Чудесное время, когда наряжались
И Аркой Триумфа зелёной казались
Лесные деревья. Увенчан венком,
Я как победитель вступал под их кров.
Куда же ты, время моё укатилось?
С тех пор удивительно всё изменилось.
Венок, что когда-то главу мне венчал,
Украден, куда-то бесследно пропал.

Пропажа венка для меня — просто зло!
Не знаю, как всё это произошло.
Мне так не хватает венка. Хоть пиши -
Душа моя, будто совсем без души.

Я будто изъеден личинками злыми,
Небес синева превратилась в пустыню,
Как синее кладбище — немо, без Бога...
Сутулясь, иду я лесною дорогой.

Но эльфы исчезли, не встречу никак.
Охотничий рог, лай голодных собак -
И в зарослях прячутся лани,
И лижут, в слезах, свои раны.

Где же альрауны? Я их звал,
Но они, видно, спрятались в расщелинах скал.
Эй, приятели! Я вернулся назад,
Но без венка и счастья наград.

Где эта фея с золотою косой,
Первая красавица, что была мила со мной?
С широкого дуба, где она обитала,
Печально, под ветром, листва облетала.

Ручей журчит безутешно, подобно Стиксу.
На пустынном бреге я встретил Никсу**.
Смертельно бледна, как изваяние каменное,
Казалась она в своё горе погружённою.

С сочувствием ей навстречу шагнул я.
Она поднялась, на меня взглянула,
Сбежала испуганно от общения,
Как будто возникло пред ней привидение.

*альрауны — мифические существа, обладающие волшебной силой.
**Никса — (от нем. Nixe) – нимфа, русалка.

Перевод с немецкого 27-28.07.13.

Waldeinsamkeit

Ich hab in meinen Jugendtagen
Wohl auf dem Haupt einen Kranz getragen;
Die Blumen glaenzten wunderbar,
Ein Zauber in dem Kranze war.

Der schoene Kranz gefiel wohl Allen,
Doch der ihn trug hat Manchem missfallen;
Ich floh den gelben Menschenneid,
Ich floh in die gruene Waldeinsamkeit.

Im Wald, im Wald! da konnt ich fuehren
Ein freies Leben mit Geistern und Tieren;
Feen und Hochwild von stolzem Geweih,
Sie nahten sich mir ganz ohne Scheu.

Sie nahten sich mir ganz ohne Zagnis,
Sie wussten, das sei kein schreckliches Wagnis;
Da; ich kein Jaeger, wusste das Reh,
Da; ich kein Vernunftmensch, wusste die Fee.

Von Feenbeguenstigung plaudern nur Toren -
Doch wie die uebrigen Honoratioren
Des Waldes mir huldreich gewesen, fuerwahr
Ich darf es bekennen offenbar.

Wie haben mich lieblich die Elfen umflattert!
Ein luftiges Voelkchen! das plaudert und schnattert!
Ein bisschen stechend ist der Blick,
Verheissend ein suesses, doch toedliches Glueck.

Ergoetzten mich mit Maitanz und Maispiel,
Erzaehlten mir Hofgeschichten, zum Beispiel:
Die skandalose Chronika
Der Koenigin Titania.

Sass ich am Bache, so tauchten und sprangen
Hervor aus der Flut, mit ihrem langen
Silberschleier und flatterndem Haar,
Die Wasserbacchanten, die Nixenschar.

Sie schlugen die Zither, sie spielten auf Geigen,
Das war der famose Nixenreigen;
Die Posituren, die Melodei,
War klingende, springende Raserei.

Jedoch zu Zeiten waren sie minder
Tobsuechtig gelaunt, die schoenen Kinder;
Zu meinen Fuessen lagerten sie,
Das Koepfchen gestuetzt auf meinem Knie.

Traellerten, trillerten welsche Romanzen,
Zum Beispiel das Lied von den drei Pomeranzen,
Sangen auch wohl ein Lobgedicht
Auf mich und mein nobeles Menschengesicht.

Sie unterbrachen manchmal das Gesinge
Lautlachend, und frugen bedenkliche Dinge,
Zum Beispiel: » Sag uns, zu welchem Behuf
Der liebe Gott den Menschen schuf?

»Hat eine unsterbliche Seele ein Jeder
Von euch? Ist diese Seele von Leder
Oder von steifer Leinwand? Warum
Sind eure Leute meistens so dumm?«

Was ich zur Antwort gab, verhehle
Ich hier, doch meine unsterbliche Seele,
Glaubt mirs, ward nie davon verletzt,
Was eine kleine Nixe geschwaetzt.

Anmutig und schalkhaft sind Nixen und Elfen;
Nicht so die Erdgeister, sie dienen und helfen
Treuherzig den Menschen. Ich liebte zumeist
Die, welche man Wichtelm;nnchen heisst.

Sie tragen Rotmaentelchen, lang und bauschig,
Die Miene ist ehrlich, doch bang und lauschig;
Ich liess nicht merken, dass ich entdeckt,
Warum sie so aengstlich die Fuesse versteckt.

Sie haben naemlich Entenfuesse
Und bilden sich ein, dass Niemand es wisse.
Das ist eine tiefgeheime Wund,
Worueber ich nimmermehr spoetteln kunnt.

Ach Himmel! wir Alle, gleich jenen Zwergen,
Wir haben ja Alle etwas zu verbergen;
Kein Christenmensch, waehnen wir, haette entdeckt,
Wo unser Entenfuesschen steckt.

Niemals verkehrt ich mit Salamandern,
Und ;ber ihr Treiben erfuhr ich von andern
Waldgeistern sehr wenig. Sie huschten mir scheu
Des Nachts wie leuchtende Schatten vorbei.

Sind spindelduerre, von Kindeslaenge,
Hoeschen und Waemschen anliegend enge,
Von Scharlachfarbe, goldgestickt;
Das Antlitz kraenklich, vergilbt und bedrueckt.

Ein gueldnes Kroenlein, gespickt mit Rubinen,
Traegt auf dem Koepfchen ein jeder von ihnen;
Ein jeder von ihnen bildet sich ein,
Ein absoluter Koenig zu sein.

Da; sie im Feuer nicht verbrennen,
Ist freilich ein Kunststueck, ich will es bekennen;
Jedoch der unentzuendbare Wicht,
Ein wahrer Feuergeist ist er nicht.

Die kluegsten Waldgeister sind die Alraeunchen,
Langbaertige Maennlein mit kurzen Beinchen,
Ein fingerlanges Greisengeschlecht;
Woher sie stammen, man weiss es nicht recht.

Wenn sie im Mondschein kopfueber purzeln,
Das mahnt bedenklich an Pissewurzeln;
Doch da sie mir nur Gutes getan,
So geht mich nichts ihr Ursprung an.

Sie lehrten mir kleine Hexereien,
Feuer besprechen, Voegel beschreien,
Auch pfluecken in der Johannisnacht
Das Kraeutlein, das unsichtbar macht.

Sie lehrten mich Sterne und Zeichen deuten,
Sattellos auf dem Winde reiten,
Auch Runensprueche, womit man ruft
Die Toten hervor aus ihrer Gruft.

Sie haben mir auch den Pfiff gelehrt,
Wie man den Vogel Specht betoert
Und ihm die Springwurz abgewinnt,
Die anzeigt, wo Sch;tze verborgen sind.

Die Worte, die man beim Schaetzegraben
Hinmurmelt, lehrten sie mich, sie haben
Mir alles expliziert - umsunst!
Hab nie begriffen die Schatzgraeberkunst.

Wohl hatt ich derselben nicht noetig dermalen,
Ich brauchte wenig, und konnt es bezahlen,
Besass auch in Spanien manch luftiges Schloss,
Wovon ich die Revenueen genoss.

O, schoene Zeit! wo voller Geigen
Der Himmel hing, wo Elfenreigen
Und Nixentanz und Koboldscherz
Umgaukelt mein maerchentrunkenes Herz!

O, schoene Zeit! wo sich zu gruenen
Triumphespforten zu woelben schienen
Die Baeume des Waldes - ich ging einher,
Bekraenzt, als ob ich der Sieger waer!

Die schoene Zeit, sie ist verschlendert,
Und Alles hat sich seitdem veraendert,
Und ach! mir ist der Kranz geraubt,
Den ich getragen auf meinem Haupt.

Der Kranz ist mir vom Haupt genommen,
Ich weiss es nicht, wie es gekommen;
Doch seit der schoene Kranz mir fehlt,
Ist meine Seele wie entseelt.

Es glotzen mich an unheimlich bloede
Die Larven der Welt! Der Himmel ist oede,
Ein blauer Kirchhof, entgoettert und stumm.
Ich gehe gebueckt im Wald herum.

Im Walde sind die Elfen verschwunden,
Jagdhoerner hoer ich, Geklaeffe von Hunden;
Im Dickicht ist das Reh versteckt,
Das traenend seine Wunden leckt.

Wo sind die Alraeunchen? Ich glaube, sie halten
Sich aengstlich verborgen in Felsenspalten.
Ihr kleinen Freunde, ich komme zurueck,
Doch ohne Kranz und ohne Glueck.

Wo ist die Fee mit dem langen Goldhaar,
Die erste Schoenheit, die mir hold war?
Der Eichenbaum, worin sie gehaust,
Steht traurig entlaubt, vom Winde zerzaust.

Der Bach rauscht trostlos gleich dem Styxe;
Am einsamen Ufer sitzt eine Nixe,
Todblass und stumm, wie ’n Bild von Stein,
Scheint tief in Kummer versunken zu sein.

Mitleidig tret ich zu ihr heran -
Da faehrt sie auf und schaut mich an,
Und sie entflieht mit entsetzten Mienen,
Als sei ihr ein Gespenst erschienen.

Heinrich Heine