Мортен Сёндергор. Крупный зверь
ты можешь приблизиться без опаски,
чтобы меня согреть или меня накормить,
ночью кактус расцвёл
плотоядным, охристо-красным цветком,
я хочу тебя снова, на этот раз медленно,
чтобы жестокость утратила смысл,
обрушился в мозг вертолёт,
и лежал в нём, с вертящимися лопастями,
кромсая мысли на лоскутки.
(с датского)
[ET STORT DYRS]
af Morten Sёndergaard
Et stort dyrs ааndedrag, vэr ikke bange mere
du mаа godt komme hen til mig
varme mig eller give mig noget at spise,
en kaktus er sprunget ud i lёbet af natten
med gule og rёde kёdэdende blomster,
lad os elske igen men langsommere denne gang
sаа grusomheden mister sin betydning,
en helikopter er styrtet ned i min hjerne
der ligger den med hvirvlende rotorblade
og klipper mine tanker i stykker.
Свидетельство о публикации №113070808843
1. Ситуация, когда интима между героями ещё не было. Только в этой ситуации возможно убаюкивание страха. Не бойся меня, не бойся горячего дыхания лицом к лицу.
2.Пропущенный в описании эпизод быстрого яростного первого полового акта.
3. Предложение продолжения. Другого, медленного. На котором и делается основной лирический акцент.
Хронологически первая ситуация длится до строчки /ночью кактус расцвёл/. То есть это первые три строчки. Здесь мы видим экспозицию. То, как воспринимает её воспринимает рассказчик. Он видит второго партнёра хрупким человеком в сравнении с крупным зверем, себя - как крупного зверя. Крупный - тут очень важная черта, если вспомнить все шутки про “не буди во мне зверя/я хомячков не боюсь”. Он видит себя имеющим физическое преимущество и представляющим потенциальную опасность, но убеждает партнёра в том, что ему не грозит насилие. Зверь, говорит он, одомашненный, потому что его можно не только покормить (как в контактном зоопарке), но и согреть, погладить, спать в обнимку, как маленький ребёнок с лабрадором. Его брутальность и опасность приручена, одомашнена.
С другой стороны мы видим явный эгоизм рассказчика. Он не задумывается о том, что он может дать партнёру (тоже согреть, накормить, защитить, дать заботу). Ты можешь без опаски дать мне это. И ни слова, о том, что получишь ты. Партнёр по мнению рассказчика заинтересован в звере. Он, в чём уверен наш эгоист, исходно хочет подступиться к этому зверю. И тот позволяет.
И вот партнёр теряет страх. Цветок расцветает. Охристо-красный понятно почему. С одной стороны просто красный слишком романтическая отсылка к Красавице и Чудовищу (те же типажи героев), а текст очень телесноцентричный и оттенки охры-кожи тут лучше всего одним росчерком это добавляют. С другой стороны качнём качели в другую сторону: просто красный цветок в контексте секса это ещё и, например, пролапс во время жёсткого фистинга. А тут автор явно не хочет выходит за границы классического пенитративного секса.
Плотоядность тоже понятный образ. Сравнение процесса поедания и секса имеет огромную историю и понятные ощутимые мотивы. Больше всего, конечно, вызывает оторопь и остановку внимания образ кактуса. Одновременно - очень точно-фаллический по форме и… иголки. И если жестокость и боль в образе “плотоядности” хорошо сочетается с классическим половым актом, как метафора страстного праймалистского секса. То боль от иголок кактуса… Вызывает дискомфорт. Так ли действительно второму партнёру нечего было боятся? Не обманул ли рассказчик?
Тем более, что мы узнаём на следующем ходу, насколько первый раз был стремительным. И не только быстрым, но судя по плотоядности - яростно-быстрым, в порыве страсти, как минимум рассказчика. А если к этому добавить тот факт, что второй персонаж был робок, боялся, не хотел подступать, то становится понятно, что в такой ситуации вряд ли второго персонажа обуяла бы огненная страсть. Робкий, боязливый партнёр входит в секс через поглаживания, через длинную прелюдию. Добавим к этому эгоизм, данный в экспозиции. И становится ясным, что перед нами сцена изнасилования. Не дворового, а распространённого бытового изнасилования. Когда “приходи ко мне, тебе нечего боятся” и “выпей вина, расслабься”, а потом, не особо спрашивая, потому что “ну а зачем ещё пришла-то?” - грубо и быстро берут. И вот тут становится понятным образ кактуса. Как дискомфортной и неприятно болезненной для принимающей стороны пенитрации.
Зверь оказался зверем. Не одомашненным. Обманувшим зверем.
И тогда ясно, что “давай теперь медленно” связанно с тем, что, когда с глаз рассказчика спала пелена яростного желания, когда он удовлетворил, обманув, свои хотелки, его мучает чувство вины. Он хотел бы нежностью и заботой загладить эту вину. Но, как эгоист и тупой зверь-альфач, просто не способен понять, что после изнасилования секс - это точно не то, что может успокоить человека. Даже тягуче-нежный.
На обрушившееся на рассказчика чувство вины указывает и образ падающего вертолёта. С одной стороны - это отсылка к ещё одной паре Зверь-хрупкая девушка - история Кинг Конга (и тут надо помнить, что Кинг Конг не превращается в принца). Но с другой и явное признание душевного смятения. Мне скажут: нет, падающий вертолёт - это улетание в космос от оргазма. Но, постойте. Основное своё желание рассказчик только что удовлетворил. И второй секс сразу после первого уже не даст таких “вертолётов”. А если и даст, они будут слабее первых, и почему тогда такой явный акцент на вторых? Да потому что это про другое. Про осознание того зла, которое рассказчик совершил. Про катастрофу в голове.
И только тогда становятся понятны образы такие неэротичные, такие выкидывающие из настроения. Не зверь и цветок, а вертолёт и лопасти, кромсающие мозг. Да и зачем тогда начало через “не бойся”? Оно просто иначе не работает. Это страшная история.
Арсений Ж-С 02.08.2021 20:16 Заявить о нарушении
Однако, смотрите, возможна ещё одна:
Первая часть от лица мужчины: смотри, какой я опасный зверь, но могу быть ручным, если покормишь. Медианная линия - кактус, не только насилие, но и галлюциноген. Сцена секса тонко опущена. Но вот последняя часть - от лица женщины. И вертолёт - это в ее голове. Все стихо: чистое садо-мазо)
Валентин Емелин 03.08.2021 00:52 Заявить о нарушении
Кактус - галлюциноген - замечательная отсылка, которую я совсем не подметил. Впрочем, она не противоречит моей трактовке, если вспомнить про "выпей вина, расслабься".
Есть огромная вероятность, что в сторону усугубления фем-трактовки я притянул и это моё испорченное восприятие. Плюс на это определённо накладываются личные терзания вины за бытовой насильственный секс, как личный опыт. Возможно так.
Но!
- Начало текста с "приманивания" лучше и ярче работает в финальном твисте с чувством вины и катастрофы. Иначе получается: зверь приманивает и всё хорошо. В чём тогда щелчок хлыста. А вот: обещание - обман - самоненависть - это аж два оборота на короткий текст.
- Трактовка с насилием оправдывает все грани кактуса: и форму, и опаивание, и болезненную пенетрацию. Причём, болезненную именно не в формате наслаждения болью - как в платоядности, а в дискомфортной боли - не думаю, что есть хоть одна мазохистка, любящая порку в мясо до лоскутов кожи, которую при этом возбудит засунуть в себя кактус. а вот трактовка без насилия делает кактус образом неудачным: форма и опьянение, мол, хорошо, а иголки кактуса - это типа случайная лишняя деталь образа, мусорная аллюзия. И если бы мусорной гранью образа была галлюциногенность, например, о которой не все вспомнят, то ладно. Но самая знаковая и важная черта кактуса - это именно иголки. Это отличает именно кактус от всех продолговатых галлюциногенов с расцветающими соцветиями. И - повторюсь - садо-мазо это прекрасно, но засовывать в себя кактус это точно не про наслаждение болью, а про болезненный дискомфорт.
- То что сцена секса опущена не только прекрасный приём умолчания чисто литературный, не только передаёт ярость и динамику (что было бы хорошо и в полюбовной трактовке), но и подчёркивает вину за содеянное. Мы часто, пытаясь загладить ошибки, стыдливо проглатываем описание самого акта зла, за которое стыдно. Пытаемся перескочить. Начинаем с причин, заканчиваем пояснениями, а сам акт насилия - максимально перескакиваем в речи.
То есть в полюбовной трактовке умолчание имеет художественное измерение и измерение передачи динамики. А в насильственной трактовке, не теряя первых двух, добавляем ещё и психологическое измерение.
Итого6 в насильственной трактовке нет мусорных элементов и больше подходящих по смыслу добавочных значений каждому образу. Ну и драматическая структура оправдана. Минималистично полноценна.
Арсений Ж-С 03.08.2021 01:21 Заявить о нарушении
Арсений Ж-С 03.08.2021 01:25 Заявить о нарушении
Арсений Ж-С 03.08.2021 01:26 Заявить о нарушении
Арсений Ж-С 03.08.2021 02:21 Заявить о нарушении
Валентин Емелин 03.08.2021 03:07 Заявить о нарушении
Валентин Емелин 03.08.2021 03:20 Заявить о нарушении
И меньше драмы, надрыва и актуалочки.
Арсений Ж-С 03.08.2021 03:25 Заявить о нарушении
Арсений Ж-С 03.08.2021 03:29 Заявить о нарушении
Валентин Емелин 03.08.2021 08:55 Заявить о нарушении
Валентин Емелин 03.08.2021 09:09 Заявить о нарушении
Валентин Емелин 03.08.2021 09:10 Заявить о нарушении