Развернутая рецензия. - Проза-ИК

      Пояснение. Некто, известный у себя на Урале как врач и целитель стал писать стихи, которые больные учили наизусть как Мантры или что-то в этом роде. Многие видные люди лечились, оставляли восторженные отзывы, в том числе и на стихи. Так Автор набросал три сборника.
Встал вопрос: где найти редактора, который бы отобрал лучшее и вычеркнул худшее, чтобы издать одной книгой. Как-то это дошло до меня, как редактора. Одна восторженная дама работала со мной в редакции, очень высоко ценила меня как специалиста, но была знакома и с Целителем, влюбилась в него (не знаю, в каком смысле или во всех сразу, но в его поэзию - категорически). С восторженными глазами приехала ко мне домой (я уже не работал в издательстве). Рассказала, "какой это человек" и уехала, уверенная, что мой опыт все разрешит.
  Но дело кончилось конфузом:  я все отверг, почти все. И самое главное, что меня возмущало, лестные отзывы членов Союза писателей, превозносящих скверные стихи. И то, что все издавалось на пожертвования тех же больных и на бюджетные деньги.
  Ну а теперь печатаю для поэтов Стихиры, особенно для начинающих. Уверен, что это будет полезно многим.
    (Имя и отчество рецензируемого, понятно,  изменены. К тому же он из другого, далекого города)

    Уважаемый Сергей Петрович!
То, что я сейчас скажу, не будет для Вас иметь решающего значения, поскольку Вы самодостаточны и у Вас немало трепетно принимающих Вас читателей-почитателей. Но Вы просили редактора, и редактор был предложен. Однако после встречи с Александрой я вовсе не уверен, что нужны какие-то коррективы, потому что она оспорила все мои замечания и уехала от меня явно разочарованной.
Дело в том, что если свое творчество Вы считаете приемлемым, то следует просто слить все три книги воедино, и всё тут.
Тем не менее … Если Вы хотите перейти на некую новую ступень своего поэтического развития, я готов этому способствовать. В связи с этим хочу кое-что сообщить о себе, чего Александра, видимо, не говорила.
По диплому я филолог: кончал Томский университет, и «диплом», который я защищал,  назывался «Сатира и метод Щедрина». Общая специализация по диплому — «Филолог. Специалист по классической русской и западноевропейской литературе. Преподаватель русского языка и литературы». Второе мое образование — философское. Тема диссертации — «Логика художественного образа». Третье мое образование — журналистское. Член Союза журналистов СССР с 1988 года. Кроме того, не менее четверти века я был редактором издательства «Наука», редактировал гуманитарную литературу: литературоведение, социологию, философию, историю и прочее.
       Стихи пишу с незапамятных времен. Первые удачи относятся к 19-му  году жизни. В 20лет  стал писать вполне профессионально, хотя нигде и не печатался из-за резкого расхождения с общепринятыми нормами и особого характера моей субъективной саркастической поэзии.
    В поэтическом смысле — широко образованн. И не просто образованн, а проникнут высокой поэзией — и русской, и иностранной (правда, в подлиннике читал только украинских, латинских и немецких поэтов). Обожаемые мной поэты (идя с запада Европы) — это в первую очередь Лопе де Вега,  Шекспир, Байрон, Бёрнс, Вийон, Гюго, Вольтер,  Верхарн,  Данте,  Гомер, Эсхил, Софокл, Гейне, Гете, Мицкевич, Важа Пшавела, Бараташвили, Леся Украинка, Иван Франко, Шевченко, Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Тютчев, Есенин, Блок, Маяковский,  Твардовский, Симонов, Дмитрий Кедрин, Заболоцкий, Самуил Маршак, Николай Рубцов, Давид Самойлов, Александр Дольский, Булат Окуджава, Тимур Шаов.
 Список, понятно, очень неполный и не очень системный, но речь идет о поэтах, которые меня волнуют чрезвычайно, а то и потрясают до слез. А БЕЗ ПОТРЯСЕНИЯ - НЕТ ПОСТИЖЕНИЯ!
    С самой молодости был занят разгадкой тайны высокой поэзии, в первую очередь тем, какими критериями при ее оценке руководствовались такие критики и знатоки, как Белинский, Добролюбов, Ленин, Маркс. В поисках ответов на этот вопрос изучил собрания сочинений Белинского, Добролюбова, Чернышевского,  Энгельса, Ленина, Воровского и многих других. Кроме того, проштудировал произведения литературоведов — и прежде всего М.М. Бахтина, — которые занимались творчеством Пушкина, Лермонтова и других классиков. Имею крупные работы, посвященные поэзии Лермонтова, Д.Д. Минаева, русских поэтов-сатириков.
     Эта преамбула нужна мне для того, чтобы подкрепить тезис: профессионализм стоит на образованности и изучении истории того вида деятельности, которой человек стал или жаждет заниматься. В такой деятельности всегда необходимо соблюдать законы этой деятельности и владеть приемами и методами ее. Это — аксиома. И Вы, конечно, как специалист, все это знаете. Но … не хотите соблюдать
ЗАКОНЫ ПОЭТИЧЕСКОГО ТВОРЧЕСТВА.
     Почему это происходит с Вами, как и со многими-многими другими людьми, решившими писать стихи? В первую очередь потому, что все видят, как легко это делается: пописал, нашел деньги или спонсоров — и вот они,  книги!
    Вторая причина — сознательная политика власти, нацеленная на то, чтобы поэты все время снижали уровень своего мастерства, ибо большие мастера обязательно поднимают большие социальные вопросы, т.е. становятся критиками строя.
    Третья причина — невежество публики, воспитанной в невежестве еще со времен Сталина, Хрущева и Брежнева: публику приучали ценить прежде всего содержание стихов,  а не форму. (Типичное явление — Александра. Она с развернутыми знаменами бросается защищать то содержание, которое находит в Ваших стихах: любовь к России, к природе, рассуждения о высокой духовности, Любви и Красоте. При этом ей дела нет до формы — рифмы, ритма, разнообразия размеров, многообразия тематики, мелодики стиха, афористичности и образности стихотворной речи. И она абсолютно уверена в своей правоте, утверждая, что всё прочее не нужно «простому народу», полагая,  что требования к форме идут от "интеллигентщины" и "богемы".)
      И еще одна причина — отвращение самих авторов к делу самообразования, развития мастерства, к расширению диапазона чувств, углублению этих чувств, обогащению своего языка.
      Итак, если Вы хотите учиться — именно учиться! — слагать стихи, то читайте дальше.  Теперь я просто перечислю то, что недопустимо в нормальной поэзии со времен Пушкина, а особенно со времени Евтушенко или Высоцкого, и что необходимо освоить.
Необходимо освоить следующее.
1. Термины: размер, рифма, стих,  стопа, строфа, цезура — следовательно, ямб, хорей, дактиль, амфибрахий, анапест, гекзаметр,  дольник, верлибр, белый стих.
2. Что такое классическая рифма, строгая рифма, современная рифма. Рифмовки парные, опоясывающие, моноримы, каламбурная рифма и пр.
3. Стих как строка с рифмой и без нее.
4. Стопа как система ударений или безударной напевности. Стопа в ямбе, хорее и других размерах.
5. Строфа как сочетание стихов: двустишие, терцина, катрен, октава, Байроновы строфы, Пушкинские строфы («Онегин» и др.), свободная строфа. Сонет — итальянский, Шекспиров, Мицкевича и др.
Это — минимум знаний, которые можно получить за неделю. И очень полезно, даже необходимо, почитать классиков, повосхищаться, например, слогом и строфикой байроновских «Чайльд-Гарольда» или «Дон-Жуана», пушкинских «Домика в Коломне» или  «Маленьких трагедий".
      Чрезвычайно полезно для поэта пописать мадригалы, эпиграммы, дружеские шаржи, послания к друзьям. Так, эпиграмма развивает мастерство, ибо требует предельной концентрации выразительности, лапидарности. Истинная эпиграмма — это всегда точная, даже каламбурная, рифма — вспомните лучшие эпиграммы Пушкина. Могу привести по памяти (автора, советского, забыл) такую эпиграмму:
В нем слиты две разных мелодии —
Он пишет стихи и пародии.
Порою теряется разница —
Когда он поет, когда дразнится.
      Рискну сослаться и на свой опыт. Вот вещь под названием «Простота» :
Я знаю, кто ты — просто та,
Которых кличут «Простота»,
И, значит, так умом проста ты,
Как ловелас, … но без простаты.
       Здесь, как нетрудно заметить, каламбурная рифма вовсе не затеняет содержание, а обостряет его восприятие.
     Техника владения словом резко усиливает воздействие стихов, если, конечно, читатель достаточно подготовлен. Вообще: есть классическая музыка, которой наслаждаются буквально единицы, и есть «попса», которую воспринимают миллионы. И кто прав? Чья культура выше? Есть великие теноры (например, Карузо, Джильи, Собинов, Лемешев), баритоны (например, С.Мигай,  М. Магомаев, Павел Лисициан, Баттистини), басы (Шаляпин, Гяуров, Ведерников и другие) и есть безголосая масса, оглушающая «фанерой» толпы. И кто прогрессивней? Есть Шопен, Шуберт, Чайковский и все те, которые порождают божественные мелодии, буквально услышанные с неба, и есть дикарские мелодии, пронизанные барабанными ритмами потомков африканских темных народов, ликовавших у костров в предвкушении теплого мяса и горячей женщины. И чей экстаз благородней?
        Отсюда те ЗАПРЕТЫ, которые Вы можете и должны соблюдать при работе над словом. ЗАПРЕТИТЕ СЕБЕ
1. Писать нерифмованные строки: «пробиваясь — тает», «растает — направит», «собой — чудесней», «смолы— сосны», «нить — сотворит», «дорожка — маяка»…
2. Рифмовать одни глаголы типа «вставать — прогнать», «не кошены — припорошены», «стекает— унесет—пускает— повезет», «колышется—замрет—слышится—поет». …
3. Рифмовать одни и те же части речи, особенно в одинаковых падежах, например: «сильней — милей», «голубей — холодней», «лесов— слов» или «говорливый — счастливый», «наполняя — лаская», «дуновеньям — песнопеньям», «лугов— облаков».
4. Злоупотреблять уменьшительными суффиксами: «солнышко — соловушки», «вечерком», «лепестки-листочки», «лучик— ключик» (это допустимо в детских стихах, но ведь не их пишете); «паутинки …ветерок … солнышко» ( в одном небольшом стихотворении).
5. Сбиваться с ритма и размера, особенно в коротких стихотворениях. Например:
     … Налетит ветерок, покачав,
К вечеру солнышко прочь,
Светлых бликов игру показав …
Незаметно спускается ночь.
         Этот катрен совсем не поэтичен именно из-за таких нарушений. Смотрите: первая строка — чистый анапест, то есть ударны 3, 6, 9-й слоги. Вторая строка (отвлекаясь от грамматики): 1, 4, 7-й (это дактиль с усеченной третьей стопой). Третья строка: 1, 3, 5, 8-й (смесь анапеста с хореем, поэтому — какофония). Четвертая строка: 3, 6, 9-й — строгий анапест. Следовательно, все должно быть сведено к строгому анапесту переделкой второй и третьей строк.
    6. Писать, не отдавая себе строго отчета о смысле написанного. Возьмем этот же катрен. Первая строка: что «качает ветерок»? Ветви? Паутинку? Листву? Такие недомолвки недопустимы! Вторая строка: как ее читать? «К вечеру солнышко — прочь»? Этот синтаксис очень рваный, искусственный, не разговорный. Третья строка: тоже нарушения логики. Логика такова: Солнце, поиграв бликами, уходит прочь. Значит, у нас совершенно неоправданная инверсия (перестановка слов), которая допустима лишь у Гомера: «Гнев, о богиня, воспой Ахилеса, Пелеева сына, / Грозный, который ахеянам  тысячи бедствий содеял» … (Гомер просит Музу воспеть грозный гнев Ахилла.) Поэтому и четвертая строка повисает: куда ее отнести, к третьей? Вот и пришлось ставить многоточие, но стихов это не спасло.
     7. Писать банально, непоэтично, как опять-таки в этом катрене. Поэзия — это свое особое виденье чего-либо. Ну и что особого в том, что солнышко ушло прочь? Ведь и малый ребенок скажет: «Мама,  солнышко пошло спать», только в его устах это будет мило и умилит родителей и бабушку. Вот и ветер что-то там «покачал». Он каждый такой день качает, и каждый прохожий это видит. Что же от этого получает читатель? Только очень нетребовательный человек, причем близко знающий автора, может умилиться: вот ведь, врач (или физик, или химик …), а поди ж ты, стихи слагает! …   Если бы хотя бы строгая музыка анапеста звучала, все-таки можно было бы за что-то слуху зацепиться.
8. Писать неряшливо, торопливо, забыв завет Надсона: «Нет на свете мук сильнее муки слова!» (даже здесь не совсем точно: надо бы «муки поисков слова») Этот пункт  близок к предыдущим, но все-таки. Вот пример: «Сиянью цвета многое дано, / Я окунусь в него, забыв обиды» Эти обиды ничем не мотивированы, кроме рифмы, и потому производят впечатление чего-то неряшливо брошенного в прибранную комнату. А на них падает большая нагрузка: они венчают два катрена. Следовательно, во имя их и написано стихотворение, в них — главный смысл. В таком случае эти стихи начаты во здравие, а кончены за упокой. Нет единства настроения, нет единства эмоции, потому нет и поэтического смысла. Вспомним хотя бы стихи, венчающие второй катрен у Лермонтова: «И кто-то камень положил / В его протянутую руку»…
       9. Запретите себе оставлять стихи без завершения. Примером этого может быть как раз строка насчет обиды, которая в завершающие никак не годится. Завершение — это как бы «золотые гвозди», вбитые в последние слова, как в тех, лермонтовских. Вот у вас «Гроза» кончается: «Гудят перекаты речные / Шумит с восторгом напоенный лес». Это не «гвозди»: здесь нет ни вывода, ни завершения. Эти строки могли бы стоять и впереди, и после них можно столь же успешно продолжать разговор на тему грозы. Вдобавок последняя строка — либо опечатка, либо авторский недогляд: лес напоен восторгом или он с восторгом шумит. Если как здесь, то это очень прозаично, даже отдает «канцеляритом», как говаривал Корней Чуковский. Опять неряшливость — и она же венчает стихи. А запоминаются последние слова, как говорил Штирлиц, хоть и не имел в виду стихи.
     Или вот завершение стихов: «В страны жаркие птицы летят, / Чтоб весной возвратиться назад» (с. 49 первой книжки). Это уж совсем безобразие — полнейшая банальность: «Волга впадает в Каспийское море»!. Писать о журавлях, не помня «Журавлей» Гамзатова, недопустимо!
     10. Запретите себе выдавать директивы, они уместны только в предписаниях лечащего врача или как методы воздействия на собственных детей. Вот пример, с.55:
Но если чудо вдруг случилось — слышишь ты,
Старайся не нарушить красоты,
Прислушайся и сердцем отзовись….

     Выясняется, что красоту дано не каждому понять, и в этом, простите, звучит прямое высокомерие. А сам запрет-то что означает? Если на концерте ты вдруг был потрясен, то не должен вскакивать, кричать «бис!» или просто кашлять? У меня есть записи всех симфоний Бетховена, старые записи больших дирижеров. И очень часто там, в зале, народ, как заведенный, кашляет, нарушая всю «красоту», хотя я «всем сердцем отзываюсь», например, на Шестую симфонию. Но, вообще говоря, чуда быть не может, если человек на это неспособен. Как сказано у Давида Самойлова: «Мы с тобой в чудеса не верим,  / Потому их у нас не бывает». По этой причине невольное высокомерие авторского тона еще более усиливается. Следовательно, данное Ваше произведение лучше не тиражировать.
       11. Избегайте настойчивых повторов. Так, о красоте у Вас на с.55, 59, 60, 62, 75, 78, 79 …
      Теперь Вы сами могли бы  отбраковать те стихотворения, которые грешат названными пороками. Разберу для примера два катрена со с. 51:
       Плакала береза, косы распустив,
Золотые ветви долу опустив.
Плакала береза каплями дождя,
Золото стекало, листьями скользя.

Рядом с ней осина плакала в ответ,
Радостно-малиновый оброняя цвет.
Осень наводила к зимушке мосты —
И на миг явились лики Красоты.

        Очень показательно во всех приведенных смыслах стихотворение. Первые четыре стиха — с плохой, «детской», рифмой. За исключением этого, можно увидеть некую картину, хотя и не кисти большого маэстро. Далее. Почему она плакала дождем? Если был сильный дождь, то это не капли, а сплошь мокрота. Если чуть-чуть мочило, все равно это не ее слезы. Березы плачут своим соком. И тут же «золото стекало». Стекали ведь капли-слезы. «Листьями скользя», это не стекание золота, а просто неудачный набор слов, псевдо-образ, красивость. Но тут же «осина плакала», и  «в ответ». Почему в ответ-то? Дуэт был? Первый голос — береза, второй — осина, осина как «втора»? Но впереди об этом — ни слова! Осина плачет — звучит соната ре-минор. Но почему-то радостно. И что это за литературный изыск как надругательство над языком — «радостно-малиновый»? И где, простите, в нашем мире осина выглядит «малиново»? Она всегда желтая, темно-желтая или «багряная» у нас («Роняет лес багряный свой убор …» у Пушкина). Впрочем, может, Вам и повезло на Урале. Последняя строка — крайняя красивость, манерность, а потому и непоэтичность. «Лики Красоты» почему-то явились «на миг». Эти деревья должны «плакать дождем» очень долго, если по-осеннему. Словом, все это случайный и неудачный набор слов и образов, в которых нет четкой картины, неясно, в чем смысл, идея этой зарисовки, а последние слова превращают всё в эстетство самого салонного пошиба, напоминая изыски Игоря Северянина. Но, как сказано у Тургенева (Базаров  — Кирсанову): «Об одном прошу тебя: не говори красиво!»

     Подчеркну: говорить о форме в стихах, это значит — говорить о содержании. Как раз весь предыдущий разбор формальных недочетов подтверждает сказанное. Если же Вы возьмете любое стихотворение большого поэта (из названных  мной хотя бы), то никаких таких огрехов у них не обнаружите (исключая глагольные рифмы у поэтов 19-го века). В таком случае не могу не привести стихи гениального Дмитрия Кедрина (каждая строка которого волнует меня, сколько бы я их ни перечитывал, ни вспоминал наизусть). Тематику возьму ту же, что у Вас: природа и любовь, Родина…  Первое — без названия:
Все мне мерещится поле с гречихою,
В маленьком доме сирень на окне,
Ясное-ясное, тихое-тихое
Летнее утро мерещится мне.

Мне вспоминается кляча чубарая,
Аист на крыше, скирды на гумне,
Темная-темная, старая-старая
Церковка наша мерещится мне.

Чудится мне, будто песню печальную
Мать надо мною поет в полусне,
Узкая-узкая, дальняя-дальняя
В поле дорога мерещится мне.

Где ж этот дом с оторвавшейся ставнею,
Комната с пестрым ковром на стене?
Милое-милое, давнее-давнее
Детство мое вспоминается мне.
 
Божественность этих строк, боговдохновленность их для меня очевидны. Все здесь уходит в глубь веков народной музыки и поэзии, но и вполне соответствует каноном римского ораторского искусства, явленного в полном блеске, к примеру,  у Цицерона или Юлия Цезаря. Так, повтор слов через дефис — от русского фольклора, а ритмический повтор запевов в каждом катрене берет свое начало в античности. Вместе с тем это кинематографический монтаж крупных планов («Мать надо мною поет в полусне», утро, церковка, гумно, ковер на стене…). Это и музыка — конечно, минор, близкий по духу прелюдам Шопена или ноктюрнам Шуберта. И, конечно, печальная напевность русских народных песен-раздумий, подчеркнутых дактилическими рифмами. Таких строк нет у Пушкина, нет и у Есенина, ни у кого. После потрясения от таких стихов я надолго бросал перо. Да, у меня написано много всякого, но нигде я даже не приблизился к такой Красоте (если говорить Вашими словами).
       И еще одно — «Любовь» (1936 г.):
Щекотка губ и холодок зубов,
Огонь, блуждающий в потемках тела,
Пот меж грудей … и это есть — любовь?
И это все, чего ты так хотела?

Да, страсть такая, что в глазах темно!
Но ночь минует, легкая, как птица …
А я-то думал, что любовь — вино,
Которым можно навсегда упиться.

           Это из разряда «миниатюр», всего два катрена! Начало — если помнить строгость тех лет — излишне натуралистично, по-комсомольски осуждающе, даже брезгливо. Потом все-таки высокая оценка: «страсть!» и такая, от  которой «в глазах темно» — предел мечтаний для современной молодежи! Но перед нами высокая личность, и одна лишь такая страсть для нее, как, например, для великого Золя, «огонь … в потемках тела». И наконец, «золотые гвозди» последних строк, которыми пригвождают довольно низкое создание женского пола. Причем нет никакого моралитэ, которые потом появятся, например, у Асадова или Щипачева, нет прямого обращения и осуждения. Итак, содержание предельно значительно, но выражено оно в прекрасной и экономной форме. А последние строки можно заучить как афоризм, равный афоризмам Грибоедова.

           (На этом обрываю, ибо дальше идет простое указание, без цитирования, на огрехи..НУ и на редкие-редкие удачи.. ГЛавное тут сказано... ПРошу простить, ежели что... И.Карин)