Билли Коллинз. Япония

Сегодня я развлекаю себя чтением
любимого хайку,
вновь и вновь повторяя несколько слов.

Кажется, будто бы ешь
идеальные виноградинки,
снова и снова.

Я брожу, бормоча, по комнатам,
и оставляю в них буквы 
медленно падать в воздухе.

Я стою у большой тишины пианино, произношу
эти звуки перед морской акварелью.
Я выстукиваю их на пустом стеллаже.

Я слушаю их в себе,
потом говорю, не слушая,
потом я слышу их молча.

И, когда пёсий взгляд вопрошает меня,
я шепчу их,
в каждое длинное, белое ухо, преклоняя колени

Это хайку о храмовом колоколе весом в тонну,
и мотыльке, спящем у него на боку,

и каждый раз, произнося эти слова, чувствую
гнетущий вес мотылька,
на поверхности колокола.

Когда я их произношу перед окном,
колокол – это мир
а я – мотылёк на теле его.

Когда я их произношу перед зеркалом,
я – тяжкий колокол,
а мотылёк – это жизнь с бумажными крыльями.

А позже, когда я говорю их тебе в темноте,
то колокол – это ты,
я же – его язык, звонящий тебе,

вот уже мотылёк соскользнул
с колокольной верёвки,
и над нашей постелью флюгером кружит.

(с английского)



JAPAN
by Billy Collins

Today I pass the time reading
a favorite haiku,
saying the few words over and over.

It feels like eating
the same small, perfect grape
again and again.

I walk through the house reciting it
and leave its letters falling
through the air of every room.

I stand by the big silence of the piano and say it.
I say it in front of a painting of the sea.
I tap out its rhythm on an empty shelf.

I listen to myself saying it,
then I say it without listening,
then I hear it without saying it.

And when the dog looks up at me,
I kneel down on the floor
and whisper it into each of his long white ears.

It's the one about the one-ton temple bell
with the moth sleeping on its surface,

and every time I say it, I feel the excruciating
pressure of the moth
on the surface of the iron bell.

When I say it at the window,
the bell is the world
and I am the moth resting there.

When I say it at the mirror,
I am the heavy bell
and the moth is life with its papery wings.

And later, when I say it to you in the dark,
you are the bell,
and I am the tongue of the bell, ringing you,

and the moth has flown
from its line
and moves like a hinge in the air above our bed.