Ояр Вациетис. Пассажи задвинья

Ко  дню  рождения  поэта 13  ноября.





1

Глазеют совы с пасмурных фронтонов
И темной ночи не дают уйти,
О вечности играет Чак со звоном
На ксилофоне Млечного Пути.

Ломают капли отсвет в лужах топких,
Качнулось отражение ворот,
По тихой улочке как по замшелой тропке,
Неслышно и сторожко лось идет.

Прислушался. Сорвал одну из веток,
И звездных капель сыплется каскад.
Скользят по небу белые кареты
Вдоль месяца. И кладбища не спят.

В дали холодной угольком сверкает
Огонь рекламы, красный словно кровь,
Чуть влажным перламутром отливая,
И в отсвет-тайну лось ступает вновь.

Крепчает ветер. И почти без стука
Кропит роса задумчивый канал.
Блестящий грош мне ночь вложила в руку,
Хоть я под окнами чужими не играл.


Ослепительное

Я в этом солнечном ярком сверкании слепоты
боюсь.
Я с ленью сонной, тягучей усердно
борюсь.
Я в этой битве отчаянной к земле
клонюсь

и, спотыкакясь, падаю ничком на мягкий как заячий
пух, ковер паутинный в гуще папоротника и глаза лечу
прохладным бальзамом лесов, ибо белыми надо мне видеть
детей и березы, что белизну возвращают нашим сердцам и
отбеливают наши лица в кромешной тьме, когда нам
светиться надо, иначе темнота еще возомнит, что она
на что-то способна.

Я палец кладу на листок клевера, как на клавиш,
и словно звук извлекая,  нажимаю.
Я выпрямившись, больше не вижу и, отрицая низкопоклонство,
чтобы лучше увидеть, голову склоняю.
Я вижу ногами, спиной, грудью своей
и вижу пальцами,
и я всякую слепоту
отрицаю.



Цветение

Горят закаты во фрамугах,
Сдержал дыханье мир живой,
Когда каштан искать подругу
В путь вышел с белою свечой.

Идет вдоль тротуаров темных
И через горы прямиком,
Томление любви огромной
От корня до вершины в нем.

Назло всем скептикам на свете,
Большим и маленьким, глядишь -
В колючем родился жакете
Смешной каштановый малыш.

И все живое в умиленьи
И даже чуточку горды –
Сады пребудут во цветеньи,
пока есть детские сады.

Века!  так   дело можно кончить,
Так долго – стоит и начать!
Лучится солнце-одуванчик,
Всему бессмертному подстать.

Ты дряхлый дух гони из тела.
И ощущая чувства высь,
В путь устремись со свечкой белой,
С цветеньем воссоединись.


Акварель

На Гауе зима, ломаясь, становится витражом,
и вода сквозь витраж глядит
на ворону, каркающую на ольхе мокрой
о пробуждении земли,
на первоцветы, вокруг которых
вытаивают нимбы возрождения,

на иву, сережками увешанную,
сватать которую не стоит –
она уже просватана,
и шмель одуревший
в цветок ее погружен с головой.

Такое всегда по утрам бывает,
и возможно это к лучшему:
пробуждение наше другим заметно,
а мы не видим себя после сна.




МЕЛОДИЯ

На гладиол пунцовых пламя
Спешу я руки положить,
Чтобы  сгорели со словами:
- Мне без тебя нет мочи  жить!

И жарко пламя лижет руки,
Пылают мускулы в огне,
Сгорят сейчас, не будет муки,
Ведь без тебя нет жизни мне!

Уж непогода наступает,
 Метет обильный листопад,
И гладиолы догорают.
А руки есть, их не отнять.


Морозов белых ожидаю
С отчаяния – заледенеть!
Но то, увы,  не замерзает,
что не горит. И чувство есть.


Письмена веток

Желтый, зеленый или красный
платок земля надевает,
к нам обращаются письмена веток,
непонятные
необычайно.
Витиеватые готические, гибкие арабские,
нервные греческие, привычные латинские
и вообще несуществующие возможно...
Сколько в воздух взметнувшихся знаков!
Письмена веток  - это  душа
в зеркальном отображении.
И коль ты не зеркало,
глаза отведи, не вглядывайся в идущих.
Правду крадут зеркала.

Когда северный ветер свистит
или поскрипывают пальмы,
мы обычные,

Но когда над головами повествование веток,
то  вздрагивает  сердце -
мы перестаем трепать языком,
тупо есть.
Ведь это нота.
на непонятном вселенском языке,
с высокого алтаря посланная:
- Ты
властелин жизней наших,
здоров  ли, не погряз ли  в заботах,
освободился ли от власти машин?
Мы, деревья, твой гроб и твоя колыбель,
обещаем тебе верность.
Умереть –один из выходов.
Жить, когда нет другого выхода –
обещай.



(Перевод с латышского И.Качаловой)



13  ноября 2013 г.