Шум вокруг Тишины. 3

КОРОТКО О КНИГАХ
Валерий Липневич. Тишина. Стихи. «Мастацкая літаратура», Мн., 1979 г.

Я узнаю этого поэта сразу. И не только по его верности свободному стиху — верлибром сегодня пробуют писать многие. Я узнаю его по отточенности мысли, по своеобычной фразе и метафоризации:

Бледные цветы — на голубых обоях.
Как твои сегодняшние глаза, бабушка,
на фоне молодых и забытых.
Бледное на голубом,
настоящее на прошлом...
(«Бабушка» )

Даже самые отвлеченные понятия в стихах Валерия Липневича, преломляясь через призму его воображения, становятся почти материальными, воспринимаются как нечто реальное, ощутимое, удивляют память узнаванием.
Поэт скажет: «Хрупкие ветви надежд»— и ты вспоминаешь тонкие, хрупкие ветви над темной водой, ветви, которые легко и страшно ломаются в руках, не находящих спасения.
Поэт скажет: «Тяжелая баржа желания» — и ты узнаешь эту мучительную невозможность желаемого, эту перегруженную баржу, которую не сдвинуть с места...
Неторопливость «крупных планов», их смысловая насыщенность в стихах Валерия Липневича, его пристальное внимание к самым затаенным порывам челове ческой души не позволяют читателю легко скользить по строчкам, не дают возможности расслабиться, требуют напряженной работы, сотворчества:

Угадываемое, возможное, мгновенное –
этот зеленый шелест и аромат
мы так привыкли прятать в себе,
терять и отбрасывать,
что напоминаем скорее столбы, чем деревья...
(«Угадываемое»)

Не скрою, я пристально слежу за творчеством Валерия Липневича, с удовольствием читаю и перечитываю его стихи. Мне интересно наблюдать, как какой-либо едва заметный штрих увиденного или услышанного поэтом дает толчок его воображению, воображение рождает мысль, и мысль, сначала мимолетная и едва очерченная, постепенно набирает глубину:

...А копия настоящей дружбы!
Вы не умеете играть в шашки?
Тем лучше, будете всегда проигрывать.
Вот копия — осторожно!— настоящего счастья.
Конечно, оно немного глуповато.
Но где же вы видели умных счастливчиков...

И дальше:
Не знаю, что вам посоветовать...
Если вы соблазнитесь моей подлинной жизнью,—
торговец копиями настоящего,-
то я поменял бы ее на нашу прекрасную копию
Молодого Ищущего Человека.
Уж я-то знаю, что мне искать!
(«В антикварном магазине» )

Но уже первая книга В. Липневича («Трава и дождь», «Мастацкая літаратура», 1977 г.) вызвала у меня противоречивые чувства.
С одной стороны — полное доверие к автору, удивление перед его своеобразным видением простого, и вечного, непохожестью творческой манеры.
С другой — смутное чувство неудовлетворения, вызванное отсутствием активной позиции у лирического героя (ох уж эти многострадальные «лирические герои», как часто приходится им, выручая автора, принимать удар на себя!).
И с выходом второго сборника «Тишина», при всех очевидных достоинствах этой книги, мне, к сожалению, хочется задать все тот же вопрос: «Каким бывает лицо у героя стихов В. Липневича, когда ему больно, когда он сталкивается с несправедливостью или видит чье-то горе? Что он может, что значит он в жизни?..»
Я предвижу упреки моих возможных оппонентов в пресловутой критической инерции, которая не дает по-новому взглянуть на поэта, к тому же давно как будто переросшего свои «детские болезни».
Отвечу на возможные упреки. Да, «Тишина» Валерия Липневича — заметный шаг вперед. Поэт стал взрослее, вдумчивее, мудрее... Но не затянулась ли эта «тишина»?
И во второй книге, с повышенным вниманием относясь к частностям,
В. Липневич только наблюдает мгновения чувства или мгновения мысли. Это пока все то же отношение к моменту, но не позиция, не концепция мира.
Как-то раз мне довелось слушать одного кинооператора-фронтовика. В трудных условиях, под огнем противника, он снимал эпизод захвата советскими бойцами вражеского танка, оставленного экипажем на «нейтральной полосе». Когда проявили пленку и просмотрели отснятый материал, оказалось, что ничего героического не запечатлено: просто бежали по полю два бойца, добежали до танка, забрались внутрь и направили машину в ту сторону, откуда бежали,— исключительность ситуации, да и сама война оказались «за кадром»... Получается, что сами по себе выразительные «крупные планы» без общего, отстраненного взгляда на происходящее так и остались «крупными планами»...
Нечто подобное происходит, на мой взгляд, в творчестве Валерия Липневича: огромный мир, современность с ее проблемами и потрясениями остаются «за кадром», и лирический герой существует как бы вне времени.
Может, поэтому он часто производит впечатление человека, зарывшегося лицом в подушку и в полной тишине возобновляющего в памяти одну и ту же ситуацию или одно и то же состояние - на разные лады:

Он почему-то забыл,
что ее может реабилитировать это
наслаждение —
утонченное,
ранее неизведанное —
наслаждение страданием...
(«Светило солнце...» )
Или:
Я с грустью подумал,
что мы с вами могли бы ругаться,
даже мучить друг друга - с наслаждением...
(«Однажды вы пронеслись мимо...»)
Или:

Именно потому, что это растрогало его,
доставило наслаждение,
он не сразу воспринял смысл сказанного. .
(«Прокрустово ложе обыденности»)
«Поэт в России — больше чем поэт» - так было во все времена, и особенно необходимо это для нашего сегодня, в наш трудный, неспокойный, високосный век. И хотя поэзия сама по себе не в силах что-то изменить в окружающем мире, она будоражит души человеческие, пробуждает разум, и люди, поверившие слову поэта, способны сделать мир совершеннее.
Сегодня нельзя быть поэтом без активной позиции—современный поэт просто не  имеет на это права. Тем более, если он знает цену слову.

Светлана БАРТОХОВА
г. Светлогорск