Атеистические стихи Омара Хайама

(Автор не определен)

В XII ряд видных представителей антирелигиозного свободомыслия выступил в мусульманском мире.

Здесь прежде всего следует упомянуть таджикско-персидского мыслителя и поэта Омара Хайяма (1040 – 1123). Стихи Хайяма „Рубайят" не только глубоко проникают в мир чувств человека, они исполнены философских раздумий и откровенной антирелигиозности.

Хайям высмеивает религиозный призыв к отказу от благ земных во имя благ, ждущих нас за гробом. Никакого загробного мира, говорит он, нет. Существует лишь посюсторонний мир, где царят законы природы. Перед их лицом молитвы и болтовня о рае и аде смешны.

,,К чему кумирен дым, светильники мечетей?
 К чему про рай и ад все разговоры эти?"

 Все религии, включая ислам, обманывают людей, одаряя их „сорной травой" веры в воздаяние.

Поэт часто повторяет и остроумно иллюстрирует ту мысль, что единственная реальная действительность – земная действительность, что ею только имеет смысл дорожить, а ее утрата принесет не божественное воздаяние, а небытие:

 „Когда покинешь мир – ведь будет все равно,
 что делал, говорил, чем запятнал себя ты".

Хайям вскрывает противоречие между религиозным учением о всемогуществе и всеведении бога и учением о воздаянии:

„Когда ты для меня слепил из глины плоть,
 ты знал, что мне своих страстей не побороть;
 не ты ль тому виной, что жизнь моя греховна?
 Скажи, за что же мне гореть в аду, господь?"

Эпикурейское положение о том, что несправедливостью, царящей в обществе, опровергается существование провидения, получает яркое выражение в творчестве Хайяма, страстно обличающего социальное зло и так же страстно отвергающего существование всеблагого господа:

„О небо, к подлецам щедра твоя рука.
 Им – бани, мельницы и воды арыка;
 а кто душою чист, тому лишь корка хлеба.
 Такое небо – тьфу! – не стоит и плевка!"

Некоторые рубай позволяют предполагать, что смелые идеи Хайяма разделялись определенными кругами общества, в котором он жил. Например:

Несовместимых мы всегда полны желаний:
В одной руке бокал, другая на Коране.
И так вот мы живем под сводом голубым,
Полубезбожники и полумусульмане.

Рубай часто облекают антирелигиозную мысль в шутку, но автор подчеркивает: ,,Не только на словах я враг всей этой лжи" – и самым серьезным образом заявляет, что решительно отвергает порабощение разума какой бы то ни было религией.

„Дух рабства кроется в кумирне и в Каабе,
 трезвон колоколов – язык смиренья рабий,
 и рабства черная печать равно лежит
 на четках и кресте, на церкви и Мирхабе".

Ко мне ворвался ты, как ураган, Господь,
 И опрокинул мне с вином стакан, Господь!
 Я пьянству предаюсь, а ты творишь бесчинства?
 Гром разрази меня, коль ты не пьян, Господь!

Я в мечеть не за праведным словом пришел,
 Не стремясь приобщиться к основам пришел.
 В прошлый раз утащил я молитвенный коврик,
 Он истерся до дыр – я за новым пришел.

Моей руке держать кувшин вина – отрада; 
Священных свитков ей касаться и не надо:   
Я от вина промок; не мне, ханжа сухой,   
Не мне, а вот тебе опасно пламя ада!   

Из всех, которые ушли в тот дальний путь,
Назад вернулся ли хотя бы кто-нибудь?
Не оставляй добра на перекрестке этом:
К нему возврата нет, – об этом не забудь.

Нам с гуриями рай сулят на свете том
И чаши, полные пурпуровым вином.
Красавиц и вина бежать на свете этом
Разумно ль, если к ним мы все равно придем?

Вы говорите мне: "За гробом ты найдешь
Вино и сладкий мед, кавсер и гурий". Что ж
Тем лучше, но сейчас мне кубок поднесите:
Дороже тысячи в кредит - наличный грош.

Один телец висит высоко в небесах,
Другой своим хребтом поддерживает прах.
А меж обоими тельцами, – поглядите, –
Какое множество ослов пасет Аллах!

В молитве и посте я, мнилось мне, нашел
Путь к избавлению от всех грехов и зол;
Но как-то невзначай забыл про омовенье,
Глоток вина хлебнул – и прахом пост пошел.

Молитвы побоку! Избрав благую часть,
В беспутство прежнее решил я снова впасть
И, шею вытянув, как горлышко сосуда,
К сосудам кабака присасываюсь всласть.

Отречься от вина? Да это все равно,   
Что жизнь свою отдать! Чем возместишь вино? 
Могу ль я сделаться приверженцем ислама,   
Когда им высшее из благ запрещено?   

О небо! Я твоим вращеньем утомлен,   
К тебе без отклика возносится мой стон.   
Невежд и дурней лишь ты милуешь, – так знай же: 
Не так уже я мудр, не так уж просвещен.   

Однажды встретился пред старым пепелищем
Я с мужем, жившим там отшельником и нищим;
Чуждался веры он, законов, божества:
Отважнее его мы мужа не отыщем.