Ю. Ли-Гамильтон. Сонеты бескрылых часов II

РАЗДЕЛ II. КИСТЬ и РЕЗЕЦ

На группу ангелов Фра Анжелико

Какой закат, какое волшебство,
Какая алость неба создавала
Сих трубачей крылатые овалы
И обряжала в яркое шитво?

Как с ними не почувствуют родство
Топазами украшенные скалы,
Когда закат роняет опахало,
Чтоб серафимы подняли его?

Иль этот отсвет крыльями рождён,
Когда к земле слетают херувимы
В час Ангелов сквозь горние ворота;

Когда среди холмов вечерний звон
Плывет неспешно и невозмутимо
От колокола кампанилы Джотто?

Фра Беато Анжелико (до 1400 - 1455) -- итальянский художник эпохи Раннего Возрождения, доминиканский монах. Вероятно, речь идет о его росписи алтарей в монастыре Сан-Марко (Флоренция, 1436-1445 гг.).
Кампанила Джотто -- соборная колокольня кафедрального собора Санта-Мария-дель-Фьоре во Флоренции, строительство которой было начато под руководством Джотто (в 1134 г.).

Вечная юность
I.

Есть губы, что испили из ключа,
Который, юность вечную даруя,
Навек вложил в них свежесть поцелуя,
Над мудростью смущённой хохоча;

И чёла есть, на коих свет луча
Сияет, взоры зрителей чаруя;
Назло годам они чисты, как струи
Источника, что пенятся, журча.

Но не из плоти созданы они --
Их юностью Искусство наделило,
А над его детьми не властны дни;

Искусства удивительная сила
Хранит великой магии сродни
Их красоту и юность до могилы.

II.

Вовек морщины не потушат взгляд
Той, что безвестным греком изваяна;
Пленят её улыбка, лёгкость стана,
Как два тысячелетия назад.

И нити серебра не тронут клад
Златых волос "Марии" Тициана;
Ничто ему не причинит изъяна --
Седины Магдалине не грозят.

А те, кого не кисть и не резец --
Поэт создал своей рукою властной,
Их образы позвав издалека?

Джульетты нетускнеющий венец
Всё тот же; над Помпилией несчастной
Прольют слезу грядущие века.

К образу Марии Магдалины Тициан обращался неоднократно, поэтому трудно сказать наверняка, какая из его картин здесь имеется в виду. Возможно, речь идет о "Кающейся Магдалине" (ок. 1533), хранящейся во флорентийском Палаццо Питти.
Помпилия -- семнадцатилетняя героиня поэмы Р. Браунинга "Кольцо и книга", которая была убита мужем через две недели после рождения сына.

III.

Но Время сокрушает и гранит:
Исчезнут фрески, статуи, портреты,
Умрёт язык -- наследие поэта
Течение веков не сохранит.

Погаснет жар Марииных ланит,
Милосский мрамор следом канет в Лету,
С английским языком уйдёт Джульетта,
И кто-нибудь Помпилию сменит.

Но этим ликам не грозят морщины,
И не по ним гудит глухой набат
Колоколов безжалостной судьбины;

Нет проседи, и щёки не ввалились;
И юными отсюда улетят
Все те, на ком богов почила милость.

На "Михаила Архангела" Рафаэля

Ударом крыл рассеивая мрак
Под охристо-стальными небесами,
Архангел юный прянул вниз, как пламя,
Взмахнул рукой, и был повержен Враг;

Вот распростёрт, беспомощен и наг,
Пред Михаилом он в пыли и сраме,
А тот копьё могучими руками
Вознёс над Сатаною, словно стяг.

Так охранитель наших душ ревниво
Выслеживает похоть и обман,
Бросая вызов грешному порыву;

Швыряет в пыль, стопой ломает шею,
И, благородным гневом обуян,
Разит закоренелого злодея.

Сонет написан на картину Рафаэля «Михаил Архангел, побеждающий Сатану» (1518), хранящуюся в Лувре. Помимо прочего, он интересен тем, что демонстрирует несогласие Ли-Гамильтона с Россетти и др. прерафаэлитами.

На две фрески Синьорелли
I. Воскресение из мертвых

Пустынный мне привиделся простор:
Раскрылась твердь, как струпья на коросте,
И всюду поднимались на погосте
Покойники из подземельных нор;

Законам естества наперекор
Немедля мясом обрастали кости,
Но ни тепла, ни ужаса, ни злости
Ещё не выражал остылый взор.

Катился громом звук призывных труб,
И колыхался свод свинцовой сини
От дуновения незримых губ;

Былую личность обретая ныне,
Там во плоти вставал за трупом труп,
Пока не пробудилась вся пустыня.

II. Проклятые в аду

Освещены огромные пилоны
Мерцанием расплавленных камней;
Стоит толпа заблудших, а над ней
Витает ужас мрачности бездонной;

Несут крылатых бесов легионы
Всё новых жертв из тайных западней,
Невидных взору; жмутся всё тесней
Низвергнутые в пропасть миллионы.

Сейчас дружина сатанинских слуг
Ремнями стадо свяжет без пощады,
Потом погонит в царство вечных мук;

И, как далёких пушек канонада,
Там нарастает первой боли звук,
И первый крик взлетает к сводам Ада.

Сонеты написаны на фрески Л. Синьорелли "Воскресение из мертвых" и "Проклятые в аду" (1499-1502) в часовне Сан-Брицио кафедрального собора в Орвието.

Обломки времени

Когда корабль утонет в глубине,
То волны, как свидетельницы горя,
На сушу, что найдут, выносят вскоре,
А прочему покоиться на дне;

Но иногда обломки на волне
Своей поднимет штормовое море,
И в этот час рисунок на амфоре
Нам о седой напомнит старине.

Порою так валов немых накат,
Которые мы Временем прозвали,
Скульптуры фавнов, статуи дриад

Приносит нам из океанской дали;
И вновь на берегу они стоят,
Как боги перед смертными вставали.

Так называемой Венере Милосской

I.

Безрукая краса, орёл без крыл,
Побед и славы чистое дыханье;
Сто городов к тебе спешили с данью,
Ведя за повод жертвенных кобыл.

Тебе венков Адонис не дарил,
Не пел Тангейзер; но могучей дланью
Разил врага по твоему желанью
Отряд, погибший возле Фермопил.

Ты не Венера; но фаланги те,
Чей гимн Свободе слышится доныне,
Верны твоей невинной красоте;

Ты не Венера; но, молясь богине,
Писал герой на золотом щите:
"У Марафона и при Саламине".

II.

Где руки эти? Может быть, маслин
Они лелеют корни под землёю;
Там будят эхо песнею былою
Гречанки, обжиная тучный клин;

А может быть, они в глуби пучин,
Где персов клад укромно спрятан мглою,
И удивлён галерою гнилою
Глядящий сквозь шпангоуты дельфин.

Иль турками обращены в творило,
Пошли на известь для твердыни зла,
Что временно свободу омрачила?

Иль ныне их целебная зола
Родит зерно, в страну вливая силы,
Как прах руки, что эти создала?

На иллюстрации Доре к Данте
I.

Нет-нет, Эдем небесный не таков,
И не похожи на посланцев рая
Усталых чаек сумрачные стаи,
Летящих от тулийских берегов.

Там пламень света -- ярче жемчугов,
Сияющий сильней, чем Гималаи,
Когда восход, над Индом воспаряя,
Омоет славой сонный их альков.

Я это царство видел краем глаза --
Мне Дант открыл ключами из алмаза
Ворота обретённой им страны,

"Где праведных встречает луч рассвета,
Что в платье белоснежное одеты
И от кончины освобождены."

Туле -- по данным античной географии остров, находящийся в шести днях плавания к северу от Британии, у Северного Полярного круга; самая северная из обитаемых земель.

II.

Когда он к Небу с Беатриче шёл,
Где Свет воздвиг немеркнущие шпили,
Ему собратья райские дарили
Небесных роз волшебный ореол;

Когда же он, взмывая как орёл,
Взирал на кольца ангельской кадрили,
Его мерцаньем невесомых крылий
Приветствовал блистающий Престол.

У нас в душе пребудет этот Свет --
Он вечно с нами; он всегда на страже.
И мы взлетаем над пучиной бед

Туда, где нити драгоценной пряжи
И серафимов розовый букет
Сияют, как церковные витражи.

На рисунок Мантеньи "Юдифь"
I.

Что за Юдифь ты начертал, Мантенья --
Бескровен меч, и нет в лице тепла,
И голова, что камень, тяжела,
Для ней, бредущей полусонной тенью.

Ужель в эпоху умоисступленья
Ты убоялся правды, словно зла,
Когда на плахах кровь рекой текла,
Сзывая жертв к ответному отмщенью?

Нет, не такой в ту ночь была она,
Когда утихли воинские кличи,
Когда взошла над лагерем луна;

Тигрицей прянув к долгожданной дичи,
Бежала, тёмной радости полна,
Юдифь совсем не с каменной добычей.

II.

Горели свечи в дорогом шандале,
Уснули по шатрам бородачи,
И растекался отблеск от свечи
По зеркалу его доспешной стали.

Он улыбался ей в хмельном оскале,
Расслабленный от похоти в ночи,
Но в сумраке холодные лучи
Из глаз Юдифи плоть его пронзали.

Она, изящным изогнувшись станом
И не скрывая больше торжества,
Взмахнула смертоносным ятаганом;

И вот, напряжена как тетива,
Юдифь стоит над Олоферном пьяным,
Бормочущим любовные слова.

Андреа Мантенья (1431-1506) -- итальянский художник, представитель падуанской школы живописи. Здесь имеется в виду его рисунок "Юдифь" (1491), хранящийся во флорентийской галерее Уффици.

О конях святого Марка

Квадригою им родственных коней
У Марафона правила Афина;
Неспешна поступь, горделивы спины,
Как будто вожжи всё еще у ней;

По Древности, меж толпищ и теней,
И сквозь Средневековые годины
Прошли четыре медных исполина,
А ныне топчут пепел Наших Дней.

Путём, внесенным в тайные анналы,
В Грядущее, что сбудется когда-то,
Они идут по Времени устало,

И голубей воркующих легато
Несется с холок их, когда каналы
Рябит закат, как свойственно закату.

Квадрига святого Марка -- скульптура из позолоченной бронзы, хранится в базилике собора Сан-Марко (Венеция). Ее создание приписывают античному скульптору Лисиппу и датируют IV веком до н. э. До 1982 г. располагалась на лоджии собора; ныне там установлена копия скульптуры.

На вынесенный прибоем торс Венеры,
найденный в Триполитании

Давно, когда наш мир ещё был юн
И Времени виски не поседели,
Раздался из глубин морской купели
Басовый звук каких-то странных струн;

Земля, и воды, и Зефир-шалун
Богиню велемощную узрели;
На раковине, словно в колыбели,
Её качал послушливый бурун.

И ныне море вынесло на брег
Венеры торс из океанской дали --
Катался он по дну за веком век,

Пока не стёрлись лишние детали;
И мрамор тела светит, словно снег,
Невинной белизной из-под вуали.

Тускнеющая слава
I.

Сияют нимбы, словно купола,
На фресках монастырского придела;
Но краски блекнут в церкви опустелой
С тех пор, как вера от людей ушла.

Ещё звучит последняя хвала,
Что ангелы поют осиротело;
Но зелень одеяний побурела,
И мутен лик витражного стекла.

Век, их создавший, кончился давно,
И злато нимбов -- отблески заката,
А ночь спрядёт им смертное рядно;

Младенчество людей с улыбкой брата
Оберегать им было суждено.
Теперь они уходят без возврата.

II.

На их иконах золотой оклад
Мерцал в соборах долгими веками;
Там плыл дымок кадила над скамьями,
Звучал органа громовой раскат;

Там, как душа, не ведая преград,
Псалом пасхальный возносился в храме;
Вставали там державными князьями
В тиарах папы подле царских врат.

Но время скрыло их вуалью дымной;
Теперь они в музее на стене,
А рядом фавн с корзиной гроздьев спелых.

Их руки сжаты, с уст слетают гимны --
Иль то мольбы уносятся вовне,
Ища приюта в душах очерствелых?

На "Голову Медузы" Леонардо

Пред нами голова, что без пощады
Мечом неумолимым снесена;
Змеиных тел колышется копна;
Недвижность век; оцепенелость взгляда.

Из бледных губ текут потоки смрада,
И, ужаса посмертного полна,
Струится пара едкого волна,
Верша свой путь на небеса из ада.

Гадюк ослепших ядовитый ком
Пытается от мёртвого чела
Прочь уползти, подёргиваясь слабо;

В усильи тщетном спутаны клубком,
Покуда смерть их гибкие тела
Не распрямит. На змей взирает жаба.

Картина Леонардо да Винчи «Голова Медузы» до наших дней не дошла. Дж. Вазари в своем «Жизнеописании наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих» пишет о ней следующее: «Взбрело ему на мысль написать масляными красками голову Медузы с клубком змей вместо прядей волос – самая странная и причудливая выдумка, какую только можно себе представить. Но так как подобное произведение требует времени, то оно осталось, как это было почти со всеми его вещами, незаконченным.» В галерее Уффици есть картина «Голова Медузы», которая в старые времена считалась работой Леонардо и получила поэтому широкую известность. Эта атрибуция давно опровергнута, однако допустимо предположение, что названная работа является или копией с исчезнувшего подлинника Леонардо, или подражанием ему, так что представление о характере картины, описанной Вазари, она дает. У Ли-Гамильтона есть еще один сонет на эту картину в книге «Воображенные сонеты».

Оригинал: