У края бытия

      

Уткнувшись в берег, море спит.
Над ним склонился звездный щит
и в волны сонные с небес
роняет звезды. Только всплеск
да алый всполох на мгновенье
нарушат лад.
Прижав колени
к лицу, у края бытия
смотрю, как легкая ладья
скользит, и юноша копье
метнув почти в небытие,
сбивает с древнего щита
звезду, и вновь скорей туда,
где всплеск волны и алый всполох
цветком диковинным…
                Но шорох
насторожит, и от видений
лицо на несколько мгновений
отняв, опять лицо склонила,
в чужое видение мира.

        * * *
Что за странный и что за дивный
прямо в небо на всю высоту
фосфорический хлещет ливень
за звездою, сметая звезду.
На часы – еще целая вечность.
Выхожу из комнаты вон –
непроглядная бесконечность
с четырех безымянных сторон
обступился и лишь наплывом
оплывающий свечки: а там
хлещет в небо березовый ливень
и обрушивается к ногам.


*   *   *

Все волнует и будит во мне,
не давая минуты забыться –
черный всадник на черном коне
дал из чаши запретной напиться.

И не ведая горя и зла,
Вся дрожа в ожидании чуда,
я из чаши запретной пила,
погружаяся в древнюю смуту.

Но тревожно забились в дали
красным пламенем черные своды –
это из-под самой земли
красный всадник коня выводит.

И предчувствием горьким полна,
чашу вскинула и хмелея
осушила до самого дна
древней смуты запретное зелье.

Словно плетью свет ослепил,
чаша выпавшая запела.
Это надо мной восходил
белый всадник от гнева белый.




         * * *

Ранний час, а кажется с рассветом
сумерки уже, так неказист
мир вокруг, как будто киноленту
в цвете засветило. Моросит
мелкий дождь, и в серой поволоке
пропадает сразу за кормой
море бездыханное. Биноклем
обвожу опять по круговой.
Никого, лишь старую шаланду
тащит еле слышимый буксир.
Словно мир, оставшийся за кадром,
смотришь мир.

        * * *
Сон ли приснился или лукавый
ради забавы попутал, отравой
обморочив – ударил хмель
чужих видений и дальних земель.
И потащило – не удержаться
по дорогам чужим скитаться.
Протрезвела – вокруг ни души,
лишь оплывающие миражи.

Да вечной сумы неприглядная бедность,
да смертная бледность худого лица.