Вот какой он, оказывается, чёрный день

* * *

Вот какой он, оказывается, чёрный день —
беспросветная серость, даже моста
имени Джорджа Вашингтона не видно.
Здесь потеряешь не только собственную тень,
но и нравственные ориентиры.

Тьма осязаема, как фига в кармане.
Так сгустились и перемешались цвета,
что радуги век не увидишь. Обидно.
Идёшь на собранье, не на закланье,
и ловишь себя на мысли, что в этом тумане
ни Федры не встретишь и ни Эдипа —
просто некто вяло бросает: «Иди ты...».

Всё измельчало. Злодей — сирый,
герой страдает от геморроя. Не видно ни зги,
за исключением мелюзги:
захочешь подставить правую —
схлопочешь повторно по левой.
Была некогда девой,
а стала обычной шалавою.

Тьма и безлюдье. Хоть глаз выколи
за око, а зуб — за зуб.
Столько лет горе по свету мыкали,
что и свет белый стал не люб.

Страсти стали банальней. За одного
битого можно отдать только двух
убитых, но небитых или невинных нельзя.
Все утраченные близкие и друзья
сгустились на горизонте в точку тоски,
где сходятся параллельные и где ждут меня самого.
Собаки и дети радостно бегают в парке.
В инвалидных креслах возят стариков и старух.
Старухи, кажется, вяжут.
А может быть, это — Парки?