VITA NOVA

VITA NOVA*
I
                Isti  саеlum, non animum suum,
                mutant si trans mare currunt ...
                Horattus**•

                В Европе холодно. В Италии темно
                О. Мандельштам

Холеные паучьи пальцы таможенникa копаютсл в чистом
белье, сладострастно зарываются глубже и глубже,
вожделея о бриллиантах, но застывают
в недоуменье, наткнувшись на рукопись книги.
Моложавый бездельник подзывает коллегу,
и вдвоем они лениво листают стихи (Россия —
самая читающал страна в мире).
Не знаю, начнется ли новал жизнь, но эта
заканчивается без неожиданностей.
Таможня лениво дала «добро» на стихи
(почти как в «совписе»).
Поцелуи. Последние взмахи руии. Слезы родных
(уже за оградой).
Автоматчики стали в почетном экскорте, -
будут сменяться таможни, охрана и страны,
и мы поедем туда же, куда полвека назад
увозили евреев, однако не будет
пересадки в Освенциме. Красавица-Вена
встретит дождем и разгрузкой под ироничным
взглядом водителя электрокара. Omnea mea
mecum porto***  в своих чемоданах.
Им не понять, отчего столько скарба
и скорби. Вечный Жид - Wandering Jew
поволок (свои чемоданы к тележке).
Транзитный путь будет нас гнуть и корежить,
и  в этом будет наше пре-ображенье.
_______________________________________
*«Новая жизнь» (итал.) —название книги Данте.
** Те, кто переплывают море, изменяют не душу,
а небеса над головой (Гораций).
***Все свое ношу с собой (лат).
В этой поэме отразился не только мой опыт, но и тех людей, которых я знал. Мне, возможно, повезло больше других, поскольку я работал переводчиком, а также участвовал в международной конференции, посвященной английском поэтам-романтикам, и работал за столом, за которым некогда работал Шелли (и читал книги из библиотеки Китса-Шелли). Однако жить действительно пришлось в гостинице, больше смахивавшей на притон.

               II.
Плевать на пансионы и нары, на то,
что на «Вилла Мария»  в Павонском полуподвале —
решетки на окнах, зато за окном —
олеандры и пальмы: пышные вееры пальм
торчат из чешуйчатых ананасоподобных бочонков.
И притом всегда можно выйти на
свежий воздух свободной Европы
И, сэкономив пару миль на еде, разменять
шуршащие тысячи на сухопутные мили
и поехать к Тирренскому морю или на Лаго Альбано.
Пусть не раз встретится надпись: «Русские — ВOH!»
(наше первое преображенье: наконец-то
мы русскими стали),  и все же
полегче на поворотах, синьоры: чемоданным потоком
вновь устремились на Рим
варвары, вырвавшись из средневековья,
какое вам и не снилось (у вас
Возрождение все-таки было однажды), а нынче
вы плететесь вослед за American civtilization.
Однако есть Слава
Собора Святого Петра, где Великий Апостол
покоится под балдахином восточным.
Потрудились немало Римские Папы,
дабы умножить Божью славу и творенья культуры,
хотя еще больше трудились они
на ниве собственной славы,
подменив незаметно своими делами
деянья Святых и Апостолов. И все же
не меркнет свет Рафаэля в темнице Петра.

                III.

Ключи и меч. Святые Петр и Павел,
казненные в один и тот же день.
И вот Господь здесь Ватикан поставил
как торжество гонимых. Пала тень
Нероновых костров на нашу эру,
однако нам учение не впрок:
гонимые зажгли костры за веру ...
Как вытерпел Отец, как сам Он мог,
явившийся Петру на перепутье,
смотреть на жирный крематорский дым?!

Нет, небо не сгорит в новейшей смуте,
но, люди, что вы делаете с ним?.
А Рим стоит. На месте древних драм
горят костры неоновых реклам.

              IV.

По лестнице взбирались на коленях —
Не разберёшь, гордыня иль смиренье
Бросала их, подагриков, на эти
Отполированные в блеск ступени?

Та лестница блестит ли в полумраке
Или не та — в слепящем свете
Неоновых реклам не разглядеть:
Где правда, где легенда, а где враки?
Где небо, где земля, где жизнь, где смерть?
В темнице — свет ли, а за смертью ль твердь?

Века давно спрессованы в ступени,
И в них навек впечатались колени.

            V.
Однако все дороги, как известно,
ведут еврея в вечный город Рим,
всегда готовый к съемкам Феллини:
заборы и стены расписаны
со знанием дела – «люберов» стоит
послать сюда поучиться.
В вечном городе — вечный ремонт
(как в московском метро):
в лесах Вилла Боргезе, «Страшный Cyд»,
фонтаны Бернини, а остальное —
закрыто: festivi  или siesta
(праздники или обед).
Над "Sporting Restdence" витает призрак
коммунизма в обнимку с тенью синьоры Лауры
(она сейчас, бедняжка, нa курорте
переживает обвиненье в неуплате
налогов, но дело ее живо
процветает).

Светская дама, миллионерша,
хозяйка притонов, в одном из которых
собрали поляков, евреев и римских бездомных
(за коих платит община города Рима).
"****ское место", - как сказал один из портье. -
"Я здесь уже восемь лет, за эти годы
о ремонте не было речи (а прежде
здесь был бордель)." В бассейне -
окрошка из бетона с дерьмом,
вода испарилась (еще бы — при такой,то жаре).
Здесь вас почистят, помоют, освободят чемоданы —
Ladri*-лунатики бродят по крышам
в лунные ночи и в знойные дни,
ездят в автобусах, бедные, в давках страдают за дело.
Есть в этом и свой патриотизм:
"Дерьмо ты, а не итальянец", — сказали
синьору, спасшему сумочку
завоевательницы-иностранки.
"Дерьмо", - повторял немец из Киля в римской квестуре.
(Приставили ножик возле его же машины
и попросили вещички и деньги).
Что ж говорить о судьбе эмигрантов,
рабов ХИАСа и ДЖОЙНТа, **-
они просто счастливы (пока
не получат отказ в статусе беженцев)
_______________________________________
* Воры (итал.)
** Организации, осуществляшие помощь эмигрантам-беженцам

VI.

Всюду жизнь кипит — на плюс десятом
и на минус третьем этаже
(Это трюм с помойкой римской рядом,
под окном — машины в гараже);
и везде, куда проникнешь взглядом, —
стирка, чад, стряпня и неглиже.

Наш корабль плывет над знойным Римом,
все тринадцать палуб в парусах
простынь, полотенец — с гарью, с дымом,
окна — в занавесках и трусах.
Получай паек — спеши к раздаче,
ожидая вызова в ХИАС,
ночь у банка продежурь, иначе
ты положишь зубы под матрац.

VII.

Круженье улиц, эр смешенье,
эпох движенье, как нигде —
камней, веков нагроможденье,

где в ротозейской суете
в бездонных лабиринтах Рима,
умноженных в цветной воде,

снуют, блуждая пилигримы,
штурмуют, словно гунны, Рим,
чтобы пройти, как прежде, мимо;

но вечным Кодаком храним,
размножится среди знакомых
Рим — замороченные им,

на площадях средневековых
теряют головы они,
бредут в неоновых оковах,

глядят в витринные огни,
галдят на лестнице в отеле
(все восклицания одни);

а после охают в постели,
взобравшись в номер еле-еле.

VIII
.
История — ехидная особа,
и нынче в римлянах сквозят
черты народов покоренных — им, южанам,
рук не хватает для общенья. Вот Роландо,
вожатый из ХИАСа. - Furioso? *-
- No, по, signori. Саlmо. — Тишайший
сицилианец (седьмой десяток — шутка ли, синьоры), -
взял мзду за помощь при разгрузке
чемоданов (часов две пары, пачку сигарет). А собаку
никак нельзя в автобусе, синьоры, —
ведь это зверь (еще часы — водителю), - Оkay.
Va benе, роvеro Rolando саlmо.**
_______________________________________
*Неистовый Роланд — герой «Песни о Роланде», средневекового эпоса о крестовых походах.
** Хорошо, бедный тихийРоланд (итал.)

               IX.

Wash tbe air! Wash tbe air!*
Воздух душен, прян и зноен.
Чем вы дышите, синьры?
Он привычен и спокоен.
Ferragosto! Ferragosto!**
Вечный праздник. Вuonа Sera!

А ночью жизнь читай с конца —
просчитывай, как в преферансе.
Случайные черты с лица
сотри, как сказано в романсе.

Исход— когда ни выхода, ни входа —
нас выплеснуло мутною волной.
Какое слово странное  — свобода ...
И крылья ностальгии за спиной.

Плыть нелегко, но звезды здесь другие,
и черный вход — преддверье в мир иной .
... А где-то там, в немыслимой России
идут витии в свой последний бой.
_______________________________________
* Мойте воздух (англ.) — рефрен из драмы в стихах «Убийство в соборе» Т. С. Элиота
** Феррагосто (итал. Ferragosto) — праздник, который отмечают итальянцы 15 августа называется Успение Богородицы или Вознесение (итал. Assunzione). Он завершает сезон больших летних работ. В обрядах этого дня слились элементы христианства и язычества.
Древние римские жители торжественно отмечали окончание жатвы праздником консуалий, посвященный древнеиталийскому богу земли и посевов — Консусу. Консуалии праздновали, обмениваясь дарами и пожеланиями и произнося фразу: «Хороших консуальных праздников!» (лат. Bonas ferias consuales!). При Августе праздники переименовали в августалии. Изменилась так же и эта фраза. Она превратилась в короткое «Buon Ferragosto!». (Википедия.)
На время Феррагосто Италия как будто вся вымирает, оставляя в городах только туристов. Фабрики и производство закрываются, местные жители берут отпуска и отправляются к морю или в горы.

X.

Светило льет свой беспощадный свет
на сломанные ребра Колизея.
Могущество, сошедшее на нет,
своею тайной ты свернешь мне шею.

Воздвигнут на обломках и костях,
ты был ли, Рим, и в чем твоя загадка?
Мы у тебя в непрошенных гостях
и наблюдаем за тобой украдкой.

Во храмах здесь прохлада и покой.
у стен Петра — торговцы и менялы:
здесь пепельницы с Папой-сверхзвездой,
с открытки вам Исус мигнет устало.

Охрипшей Беатриче льется речь,
как песня Адриано Челентано,
и кроме солнца — что здесь может жечь? -
лишь Страшный Суд• в музее Ватикана.

XI

Волчица,
                тощая сука,
                с отвислыми пустыми сосцами,
еще бы:
                за стольно веков
                тебя близнецы иссосали.
А помнится, времячно было –
                не падаль
а мясо с дымящейся кровью,
                тебе твои данники
                щедро бросали,
а нынче ты призран, вoлчица,
                и надо ль
тебе объяснять,что хвoрый
                уходит из стаи?
А нынче - смертельная скука — 
                сиеста —
                твоих близнецов сводит скулы.

Скажи мне,
                великая сука,
                куда делись Цезари, Бруты и Суллы?

Неужто, Волчица,
                навеки сосцы
Какою же                одряхлели?
                влагою ты
                Рафаэля вспоила?
Вокруг Пустота,
                как будто ее
                напророчил тебе Торричелли,
и – темень:
                стремительным сгустком
                за город упало светило.
                XII.

Любимая! Душа моей души!
Давай под пальмами пройдемся или
с толпой туристов мы пойдем на Ptazza,
                где римский судия судил чужих богов.
Почти два тысячелетья спустя
после разрушения Храма
пройдемся под аркою Тита —чужих
святынь осквернять мы не будем — и без
того обидно за Зоо-течественников —
потомrов менял.
Да и вы, господа, signori und Неrren,
падки на взятки и на дешевку:
пару карманных часов — за мгновенья
в Сикстинской капелле. Пару биноклей
за два жадных глаза, пожирающих
древности ваши.
За Vitа Nuova i dolсе!
За эмигрантский паек!

ХIII.

Americano, Американо!*
Prego, signori (Все, что вам надо
(или не надо), - шире карманы!
Часы командирские — будете рады.

Платки из Посада — для вашей тети.
Все по дешевне - мы без иллюзий,
все, даже то, чего не найдете
вы на прилавнах в Советском Союзе.

Prego, синьоры! Чтоб вы сгорели!
Платить за квартиру через неделю.
Давно от пособия рожки да ножни.
Тан покупайте же палех-матрешки!
_______________________________________
*Вещевой рынок в Риме, где торговали эмигранты (в основном из СССР).

                XIV

А хочешь. милая. на Папу Римского посмотрим —
он сегодня над чашей вулканической Альбано
к народам будет говорить в Кастель Гандольфо.*
(Наверное, о равенстве, о братстве, о любви).
О демократии нам в консульстве расскажут.
а мы им — как в застенках нас пытали.
иначе не поймут — как объяснить им
всю жизнь свою (желательно короче-
читать не будут более листа),
что от рожденья эмигранты мы
в своей отчизне были. Рассказать,
что этот день стоянья в консулате
с утра до вечера с допросом перекрестным
под конец — всей нашей жизни слепок:
мы привыкли.
Усмешка узнаванья скалит зубы .
Есть умиленье в униженье равно.
как бездны новой жизни на краю.
________________________________________
* Летняя резиденция римского Папы под Римом.

ХV.

Ладиспольский фонтан надежд и слез!*
Воркует маклер с вновь прибывшей жертвой:
орел на барахолку мебель свез
(синьора, ноне плакал шифоньер твой).
Наслушаешься здесь — в жару мороз
обдаст. А перекупщик хваткой мертвой

уже ласкает новеньких: «Друзья.
такую цену не давал я сроду!»
И гладит, гладит. глазками скользя.
Тем временем к еврейскому народу
взывает активист: «Молчать нельзя!
Мы боремся за общую свободу!»

Толпа гудит. Вокруг фонтана вече.
Евреи ропщут: «Консула — долой!»
Для них СОХНУТ** организует встречи —
отказники стоят глухой стеной,
умножится их легион за вечер. -
Народ-кочевник. Плут. Борец. Изгой.
_______________________________________________________
* Ладисполь — пригород Рима на взморье, где селились эминранты.
Возде фонтана происходили собрания и сходки.
** Организация, осуществлявшая помощь репантриантам в Израиль, работники которой стремились убедить беженцев в Риме, особенно тех, кто получил отказ в статусе беженца что Израиль для них — единственный выход (во многих случаях так оно и было).

                XVI.

Он умирал в столичном ospedale.
Не сразу обратился. Гепатит.
Нас в ДЖОЙНТе столько раз предупреждали.
что платят лишь за экстренный визит.

— Да, я отверг обетованный край,
куда влекли насильственной любовью —
ну что же: поделом мне — помирай
и пищу дай грядущему злословью.

В России был отказ и здесь — отказ,
поскольку был угрюмым в консулате.
А судьи кто? Об этом я не раз
раздумывал в своей глухой палате.

Я знал в России, кто мне друг и враг.
и был готов к непрошенным визитам,
а здесь в благотворительный просак
попал и оказался беззащитным.

Сковала нам невидимая связь
свободный мир и занавес железный. -
политика везде — обман и грязь,
и мы висим над этой шаткой бездной.

                XVII.

И вдруг — затишье, нереальный миг
в войне между отчаяньем и «если» ,
а улица ведет меня в тупик
к Испанской лестнице и церкви в поднебесье,
где продает за пару «миль» талант,
туристам доставляя развлеченье,
весь в черном безымянный музыкант.
Спадает блюз каскадом со ступеней,
чернеет силуэт в полдневной сини,
блистает саксофон в потоках света,
плывет навстречу лодочка Бернини —
ты, оглушенный, входишь в дом поэта,
«чье имя начертали на воде»,*
кто отдавал дыханье со стихами:
со смертью краткий век накоротке
он прожил . Вслед за ним угасло пламя
камина. Лилий гроздь на потолке
как бы следит за мной. Хозяев нет.
Оставив горы книг, они ушли —
творенье красоты есть вечный свет
и радость навсегда, как песнь земли.

Вы, лицемерной изгнаны толпой,
чтоб Бога обрести, на Бога вы восстали —
ваш гость, гонимый тою же тоской,
свободы ищет — здесь ее не дали.
Пройдя сквозь страсти, вы нашли покой
под сенью Пирамиды, где живут**
десятки кошек, видимо священных.
Над ветхой башней ливень грозовой
был пиком романтизма —  в этих стенах
оплот романтиков, а может быть — приют.
Но шутки прочь и прочь литературу
(здесь, как змея, она теряет шкуру),
открылась жизнь в каком-то новом свете:
легенда ожила по вашей смерти.
* Строка из Китса, выбитая на его памятнике. Там находится дом-музей Китса-Шелли, великих английских поэтов-романтиков. В этом доме на площади Испании Китс умер от туберкулеза 25 лет.
** Китс и Шелли похоронены неподалеку от Пирамиды.

 

XVIII.

Здесь чувствуешь - из века рвется век,
и у камней здесь разные наречья,
как продолженье речи человечьей:
латынь вульгарная, средневековый говор,
обрывки гордых фраз бросает Форум,
где голову теряет человек.

Капитолийский холм! Мне хочется упасть
на лестницу твою, Буонаротти,
и кожу сбросить здесь, на повороте
от Форума к прославленной темнице,
и заблудиться в Риме, раствориться ...
Когда б не эмигрантская печать.

1989