Эдмунд Госс. Дифирамб Дионису

Смотрите, как с востока льется свет,
Украсив горы дымкой золотою,
Даря их, словно яркий самоцвет,
Лучистостью, в просторе разлитою;
И уплывает палевый туман
В глубины мрачных подземельных стран.
Смотрите! Разверзается брюшина
Гранитных гор, и катится лавина
Певцов ретивых, буйна и шумна -
Они, наполнив плясками долину,
Хвалу возносят божеству вина.

И хор, возвысив радостный фальцет,
Пьянит, подобно пряному настою;
Певцы, блюдя торжественный обет,
Вздымают тирсы с ревностью святою;
Над радостной толпой гремит тимпан,
И каждый здесь восторгом обуян;
Величественной поступью дружина
Шагает вдоль примолкнувшей равнины,
Плюща стеблина в кудри вплетена,
И голоса их трелью соловьиной
Хвалу возносят божеству вина.

Тела вакханок, как резной браслет,
Сверкают белоснежной наготою,
Не тронутые ни шипами лет,
Ни страшных бед угрюмой чернотою;
Менады торс податливей лиан,
И лик ее восторженный румян;
И эхом откликаются вершины,
И старая печальная лещина
Безмерным счастьем полнится до дна;
Вода и воздух, чернозем и глина
Хвалу возносят божеству вина.

Здесь юноши, хранящие секрет
Полночных грез под яркою звездою;
Их сны порою разъедает след
Желаний нестерпимой кислотою;
Звериной шкурой обернувши стан,
Спешит юнец, от вожделений пьян;
Там, где плюща пушистая перина,
Сегодня превратится он в мужчину
На ложе изумрудного руна.
И всюду пары, изгибая спины,
Хвалу возносят божеству вина.

Но чей там показался силуэт,
Исполненный восторга и покоя,
Несущий миру дольнему привет,
Сияя неземною красотою?
Как бережно пантер пятнистых клан
Несет того, кто им в опеку дан!
И тает стародавняя кручина
Перед волшебным взором господина:
Былинка, и могучая сосна,
И вешний луг, и горная стремнина
Хвалу возносят божеству вина.

Посылка

Принц флейты и плюща, тебя за вина
И щедрость воспевают челядины,
И даже ворог воздает сполна;
Пусть наши песни, слившись воедино,
Хвалу возносят божеству вина.

1877

Edmund Gosse
(1849-1928)
The Praise of Dionysus

Behold, above the mountains there is light,
A streak of gold, a line of gathering fire,
And the dim East hath suddenly grown bright
With pale aerial flame, that drives up higher
The lurid mists that, of the night aware,
Breasting the dark ravines and coverts bare;
Behold, behold! the granite gates unclose,
And down the vales a lyric people flows,
Who dance to music, and in dancing fling
Their frantic robes to every wind that blows,
And deathless praises to the Vine-God sing.

Nearer they press, and nearer still in sight,
Still dancing blithely in a seemly choir;
Tossing on high the symbol of their rite,
The cone-tipp'd thyrsus of a god's desire;
Nearer they come, tall damsels flushed and fair,
With ivy circling their abundant hair,
Onward, with even pace, in stately rows,
With eye that flashes, and with cheek that glows,
And all the while their tribute songs they bring,
And newer glories of the past disclose,
And deathless praises to the Vine-God sing.

The pure luxuriance of their limbs is white,
And flashes clearer as they draw the nigher,
Bathed in an air of infinite delight,
Smooth without wound of thorn, or fleck of mire,
Borne up by song as by a trumpet's blare,
Leading the van to conquest, on they fare;
Fearless and bold, whoever comes or goes,
These shining cohorts of Bacchantes close,
Shouting and shouting till the mountains ring,
And forests grim forget their ancient woes,
And deathless praises to the Vine-God sing.

And youths there are for whom full many a night
Brought dreams of bliss, vague dreams that haunt and tire
Who rose in their own ecstasy bedight,
And wandered forth through many a scourging briar,
And waited shivering in the icy air,
And wrapped the leopard-skins about them there,
Knowing for all the bitter air that froze,
The time must come, that every poet knows,
When he shall rise and feel himself a king,
And follow, follow where the ivy grows,
And deathless praises to the Vine-God sing.

But oh! within the heart of this great flight,
Whose ivory arms hold up the golden lyre?
What form is this of more than mortal height?
What matchless beauty, what inspired ire?
The brindled panthers know the prize they bear,
And harmonize their steps with tender care;
Bent to the morning, like a living rose,
The immortal splendour of his face he shows;
And, where he glances, leaf and flower and wing
Tremble with rapture, stirred in their repose,
And deathless praises to the Vine-God sing.

Envoi

Prince of the flute and ivy, all thy foes
Record the bounty that thy grace bestows,
But we, thy servants, to thy glory cling;
And with no frigid lips our songs compose,
And deathless praises to the Vine-God sing.