Леконт де Лиль. Последний из маори

Плыл огненный закат над Тихим океаном,
Где сонно, не спеша, волны катился вал,
И солнца жгучий луч сияньем бичевал
Мятущуюся зыбь в просторе златотканом.

Буруны чередой неистовый бросок
Свершали через риф из океанской дали,
И пеною седой его драпировали,
И, горестно вздохнув, ложились на песок.

Свет постепенно гас в небесной цитадели,
Ночная темнота по склонам гор ползла;
В тот час, когда вершин уже коснулась мгла,
На диком берегу мы отдохнуть присели.

Облекся океан вуалью тишины,
Раскрылись очи звезд в ленивой поволоке,
И отблеском стальным дрожало на востоке
Мерцание пока невидимой луны.

На корточках сидел с привычною сноровкой
Там маорийский вождь, ощупывая нас
Из-под седых бровей лучами желтых глаз,
Со лба и до колен покрыт татуировкой.

И хищной белизна была зубов его,
Кривился жадный рот, отверстый, словно рана;
Морщинистый старик, подобье истукана,
Чей молчаливый взор скрывает торжество.

Его могучих рук бугрящиеся жилы
И узловатый торс, узором испещрен,
Показывали, что от долгой жизни он
Устал, окаменел, но не утратил силы.

Он долго размышлял, храня угрюмый вид,
Но, наконец, его зашевелились губы,
И голос зазвучал раскатисто и грубо -
Так в джунглях дикий зверь из зарослей рычит.

- Смотрите! Мир велик. Земля вокруг богата.
Но где же те края, где пращур ваш угас
И дети родились? Иль голод гонит вас
Безумною толпой с рассвета до заката?

О нет! Страшнее стай голодной саранчи,
Охвачены одним бессмысленным желаньем,
Вы топчете траву со рвением кабаньим
При ясном свете дня и в сумрачной ночи.

Внемлите же! Народ мой был первоистоком
Всех остальных людей. И боги в некий час
На остров принесли крылами ветра нас,
Где только гром гремел в усердьи одиноком.

Там Мауи-герой [1], всесилен и могуч,
Из бездны поднимал мятущиеся горы -
Дышавшие огнем, юны и тонкокоры,
Они стремились ввысь и достигали туч.

Но пламень потускнел над горною каверной,
Вершины обрели надежность и покой,
И выросли леса над тихою рекой,
И Мауи заснул, закончив труд безмерный.

Он возлежит в Тэ По [2], в достоинстве своем,
Безвременная тьма героя поглотила.
Начало, и конец, и завязь, и могила -
Божественный Тэ По, бездонный водоем.

А плодотворный жар пылал в подземных недрах,
Вынашивая жизнь под почвою - и вот
Однажды семена отправились в полет,
Одушевляя мир в благодеяньях щедрых.

Вот так произошел наш маорийский род,
И прадеды мои вокруг глядели смело,
На склонах с высоты они пускали стрелы
И в чаще вековой швыряли меткий дрот.

Немало ярких солнц взошло и утонуло
С тех стародавних пор, когда родился я
На дальнем берегу, где спит моя семья
В отеческой земле под звук морского гула.

Там пики древних гор величия полны,
И лучезарен день, и сумрак аметистов;
И рос там, и мужал, свободен и неистов,
Я, дерзостный пловец, не трусящий волны.

И в гордости мужской я хохотал над бездной,
И подвигов искал я, смерти не страшась,
И полнила меня незыблемая связь
Бескрайности морской с безмерностью небесной.

И потому вела на битвы нас тропа,
Я пожирал тела и кровь глотал из вены -
Я был вождем вождей, и украшали стены
В селении моем героев черепа!

Я головы врагов завоевал по праву,
Я честно их добыл - в бою, лицом к лицу,
Чтоб их могучий дух доставил храбрецу
Меж воинов иных и похвалу, и славу.

Нам пращурами был завещан ритуал,
Сражались племена, блюдя отцов обычай,
И побежденный был достойною добычей,
И победитель плоть геройскую съедал.

Но с запада ветра обрушили удары
И принесли с собой безжалостных врагов -
Так испытали мы предательство богов,
И дрогнули сердца от небывалой кары.

Преодолев пролив той ночью грозовой,
Причалили челны с могучими бойцами,
Чтоб землю захватить, нам данную отцами,
Гонимые вперед завистливой молвой.

И грянул страшный бой, и полетели стрелы,
Трещали черепа, ломались позвонки,
Но был бесчислен враг, потери велики,
И отступили те, что оставались целы.

Едва не угодив в расставленный капкан,
И жребием таким униженный жестоко,
Собрал я свой народ, дабы уплыть к востоку,
Дорогой мертвецов, в бескрайний океан.

Согнав рабов-гребцов, соединив пироги,
Запасы пищи взяв, и копий, и кремней,
Детей и жен собрав, усевшись поплотней,
Мы двинулись по той неведомой дороге.

Мы плыли много дней вдали от берегов,
В пустыне водяной, в просторе жутколиком,
И ужас нас терзал - но к жалобам и крикам
Был равнодушен слух разгневанных богов.

Двенадцать раз на нас спускалась тьма ночная,
Двенадцать раз лучи пронзали облака,
Был неизведан путь, пучина глубока,
А мы неслись вперед, отчизну вспоминая.

Терзали нашу плоть палящие хлысты,
Ни пищи, ни воды - и, сберегая силы,
У раненых своих мы отворяли жилы
И жадно лили кровь в оскаленные рты.

Нам шквальные валы кошмарными казались,
И смертоносной нам казалась западня,
Но с воплями штормов свой клич соединя,
Мы в ярости слепой с природой состязались.

О, атуа [3]! Богам завистливым назло,
Предательским и злым, все плыли мы и плыли -
Жалея лишь о том, что не лежим в могиле,
Где наших без числа сородичей легло!

Но как-то поутру, когда в рассветной дали
Рассеялся туман, спасение суля,
На горизонте вдруг явилась нам земля,
Долины и леса, о коих мы мечтали.

Там черный жил народ, уродлив и курчав,
И с берега толпа швыряла в нас камнями -
Но что такие псы могли поделать с нами?
Мы ринулись вперед, свирепо зарычав.

Развеялись они осеннею листвою,
Летящей на ветру, под градом метких стрел;
Враги бежали прочь, но много черных тел
Наполнили едой желудки нам с лихвою.

Немногих из живых оставив про запас,
Держали в рабстве мы угодливое стадо,
Покуда ваш приход и пушек канонада
На том же берегу не погубили нас.

Так умер мой народ. Лишь памятью немою
Я - сын своих отцов, тень прежнего вождя -
Подачками живу, меж белыми бродя,
И сны глаза мои окутывают тьмою.

Те, что любили жизнь, врагам внушали страх,
Погибли и лежат без отсвета в глазницах.
Под грузною стопой жестоких бледнолицых
Велением богов все обратилось в прах!

Во снах моих ночных проходят неустанно
Ушедшие года безмолвной чередой,
И память я глушу лишь огненной водой.
Теперь я все сказал - открыто, без обмана."

Так старый каннибал рассказ окончил свой,
Зубами скрипнув, нас обжег голодным взором,
И спину разогнул движением неспорым,
И медленно ушел с понурой головой.

Безмолвный черепок исчезнувшего рода,
Который навсегда сгубили глад и сталь,
Он канул миражом в ту сумрачную даль,
Где пенился прибой и всхлипывали воды.

[1] Мауи - наиболее популярный герой полинезийских легенд.
[2] Тэ По - царство мертвых.
[3] Атуа - сверхъестественные силы; боги.

Оригинал:
http://fr.wikisource.org/wiki/Le_Dernier_des_Maourys