Последний год русского языка

ПОСЛЕДНИЙ ГОД РУССКОГО ЯЗЫКА

 Тот факт, что объем русского языка сокращается с времен, как мы потянулись к западным ценностям, говорит лишь о том, что носители этих ценностей все менее хотят говорить с нами на нашем языке В европейских школах все меньше учеников, в университетах все меньше студентов приобщаются к языку, сбросившему с себя узы утопии. В Германии славистика увяла почти на четверть. В лучшем случае остаются худосочные «восточно-европейские штудии», где все сводится к политике. но и тут ограничиваются ближайшими восточными соседями, до России уже не доходят. А вот другое свидетельство из Канады, из Монреальского унивеситета – раньше слависты были нужны для нужд разведовательной деятельности (а также «идеологические работники»), сейчас и без разведки с вами все ясно, а потому не востребованы и слависты. Из Англии пишет мне Валентина Полухина, которая недавно вместе с Даниэлем Вайсбортом выпустила антологию русской женской поэзии: «В Англии закрылись почти все славянские кафедры и все магазины русских книг, что отразилось на нежелании издавать русских поэтов. У меня ушло три года, чтобы найти издателя для книги Рейна, а это было 5 лет назад, но книга все еще не продана!» Ну, продать книгу поэзии – это особое искусство.. В то же время из Ирландии сообщает поэт и издатель Пэт Боран, что в ближайшее время русских издавать не будет, ибо в прошлом году он выпустил сборник из 20 русских поэтов в переводах Анатолия Кудрявицкого, среди которых и А.Витухновская. Книга последней была издана и в Германии с рекламой: в России ее обвиняют в наркомании и фашизме. Не смотря на это, критику она получила в основном уничтожающую.
 Часто писателя предлагают читателю, подчеркивая самые отталкивающие стороны его личности (ничего не поделаешь, постомодерн!). Небзызвестный Сорокин, «считается экспертом по людоедству, садизму, дерьму, пыткам и убийствам» (цитаты из Интернета). Эти качества дают основание госпоже Керстин Холм, корреспонденту «Франкфуртер Альгемайне Цайтунг» в Москве считать означенного эксперта представителем «русской души». Он же - лауреат немецкого Министерства культуры (!) А вот выбор немецкого Министерства иностранных дел в этом году – стипендия для Ирены Карпы, молодой писательницы из Украины - за романы (название уже все говорят) – «50 минут на наркотиках», «Фрейд бы плакал» и «Перламутровое порно».
 Конечно, переводят массовую литературу, Акунина, Маринину, Дашкову. Татьяна Донцова, согласно немецкой критике, дает «весьма удачный образ русской жизни». Издают Л.Улицкую, которой, наряду с Петрушевской, приписываются «кафкианство, гротеск и абсурд» Вышел роман С.Гандлевского «В ожидании Пушкина»: «Москва в 70-е годы и сегодня: блистательный, а порой кошмарный и мрачный мир, полный безысходности», где речь идет «о сексе на Тверской». Рецензент Эрих Клейн находит, что Гандлевский сочиняет «не хуже, чем Набоков», а издательство «Ауфбау» добавляет, что он «считается в России лучшим из живущих поэтом и прозаиком».
 Особняком стоит опроза и поэзия бывших российских немцев. Эти книги издаются невеликими тиражами, хотя тиражи художественной литературы изначально невелики. Таково издательство Вальдемара Вебера, издающее литературу как на немецком так и на русском языках. Это серьезная проблема – интеграция выходцев из России в новую европейскую жизнь. В июне этого года я побывал на конференции бывших наших соотечественников в Вюрцбурге. Любопытно было узнать, что с их массовым переселением на историческую родину некоторые политики в США (а без их ведома в Европе мало что происходило) рассчитывали на усиление антирусских настроений в Германии. Но этого не произошло. Многие сохраняют двуязычие и уже не обижаются, когда их здесь называют «русскими». Но именно интеллигентному слою приходится особенно нелегко: так же, как и в России многие стороны западной культуры вступают в противоречие с традиционными представлениями об этике и эстетике
Любопытно посмотреть, как осуществляют свое право «не хотеть вас» сторонники иного взгляда на развитие культуры. Я бы назвал это атеистическим (или либеральным) фундаментализмом, негласным союзом тех, кому должно быть ВСЕ ДОЗВОЛЕНО. А сопротивление вседозволенности, прикидывающейся искусством, выгодно называть мракобесием, в конкретном случае «православным фундаментализмом». Но беда в том, что, когда нет превентивной (предварительной) цензуры, там рано или поздно срабатывает цензура карательная, в частности судебная.
 Примером, как из мухи сделать белого слона, показывает факт вручения в этом году премии Лейпцигской книжной ярмарки «За европейское взаимопонимание» философу-постмодернисту Михаилу Рыклину. «Михаил Рыклин является пожалуй наиболее выдающейся фигурой новой философии в России», - говорится в предисловии к его вышедшей в Германии книге. Источниками его умствования называют «современную французскую философию («несколько сумасшедших французов», как недавно в одной из телепередач выразился философ Александр Пятигорский), психоанализ (без фрейдова ума Россию не понять!) и западную теорию тоталитаризма (уже последовательное логическое мышление некоторые объявляют «тоталитарным»). Награжденная книга называется «По праву сильного» и подзаголовок – «Русская культура во время «управляемой демократии». Речь в ней идет о выставке «Осторожно, религия!», имевшей место в январе 2003 г. в центре имени Сахарова.
 Следует сказать, что какие бы мнения по этому поводу не высказывались, это была не выставка, а акция, рассчитанная на скандал. Постмодерн по определению напрашивается на вне-культурную реакцию, ибо он ее сознательно провоцирует. Выставку разгромили алтарники храма Николы в Пыжах, поскольку нашли в ней оскорбление Православия. Был суд, но попытка объявить их хулиганами не прошла. Затем был суд над зачинщиками выставки, длился он долго и закончился штрафом в 100 тыс. рублей, который и оплатил Союз правых сил, выразив таким образом посильную поддержку борьбе с церковью, так и не завершенную большевиками. Вот пример «экспоната»: лист фанеры, имитирующий оклад иконы, где отсутствует лик и кисти рук, вместо них прорези. Напротив на треноге фотоаппарат, надпись: «Фото. Недорого». Любой посетитель под улюлюканье сочувствующих («инакомыслящих») может всунуть свое лицо в дыру. Как только не изощрялись защитники либеральных ценностей! То, что тут изначально нет никакого искусства, как-то замалчивалось, со ссылкой на сложность самого понятия «искусства». Тут, якобы, нет никакого кощунства, а если есть, то оно процессуально недоказуемо, а если и доказуемо, то по букве закона ненаказуемо. Получается, что с точки зрения защиты прав человека, человека как носителя (абстрактных) общечеловеческих ценностей оскорблять нельзя, но человека религиозного – можно. Математик и автор работ о кино, где он сетует на отсутствие у нас положительного героя-богатея, Виктор Матизен предлагает иное толкование дырявой иконы: «зрителю предлагается мысленно поставить себя на место Христа, чтобы почувствовать страх его ответственности, мысленно испугаться профанации сакрального и сакрализации профанного». Если бы устроители этой акции вовремя «мысленно испугались»! Пресса кишела от возмущенных голосов оскорбленных безбожников. Вплоть до дальнейших призывов приравнять кисть художника к топору, нависшему над иконой: «Таких выставок будет сотни», угрожает Лев Левинсон, вербуя в сообщники Пушкина, якобы (текст не атрибутирован) призывавшего – «Кишкой последнего попа Последнего царя удавим». Рыклин же торжество здравого смысла над хамством лукавых художников называет «поражением критического языка современного искусства». И мимоходом проводит аналогию с тем «поражением», которое наблюдал философ Вальтер Беняьмин в 1933 году в связи с… воцарением в Германии фашизма.
 Поздравительную речь держала г-жа Керстин Холм, как раз та, в представлении которой копрофаг Владимир Сорокин является воплощением «русской души». Г-жа Холм уже обрушилась на всю Россию. Оказывается, в отличие от Германии, Россия, благодаря победе во Второй мировой войне никак не может «преодолеть свое прошлое». Выставку, которую даже ее защитники признавали намеренно направленной против русского православия, она вслед за Рыклиным определяет как «действительно полностью нормальную». Это, оказывается, всего лишь «иронический концептуализм», который когда-то боролся против «советской эмблематики» (уточним: в уютных пределах кухни), а теперь в условиях демократии против «возрожденного христианства», что в узких пределах Сахаровского центра должно означать борьбу «за права человека». Тут следует алогичный переход к главе этого беспутного государства: «Путин… шаг за шагом работает над восстановлением государства верноподданных». Так понимается президент, странность которого для Запада состоит в том, что он действительно пытается управлять страной. Арест Ходорковского был исходным пунктом этой странности. Я вспоминаю, что в связи с этим арестом писала влиятельная «Зюддойче Цейтунг»: с потерей Ходорковского в Сибири народу снова придется «есть собак». Никого не интересовало, что ни до, ни после собак в Сибири не ели. Высказывание того же ряда, что я услышал в Германии по радио во время бомбежки Сербии: «по сообщению косовских албанцев появились отряды русских, вооруженных топорами». Почему не вилами!? Кстати о Косове: массовое разрушение православных святынь косовскими албанцами под охраной НАТО (более 150 церквей!) хотя и известно на Западе, но никакого осуждения не получило. «Осторожно, религия!» по-албански!
 Г-жа Холм утверждает, что осуждение юродствующих концептуалистов и есть подтверждение тому, насколько «рабский дух» живуч в русском народе. Как будто не русский мыслитель – Иван Ильин писал о справедливом «противлении злу насилием». На «Радио Свобода» священник Яков Кротов призывал, - по поводу выставки - что обиженные христиане должны, получив удар в правую щеку, успеть подставить левую. Но ведь защищали-то не свою личную щеку , а некое общее достоинство… Но тут цитирую из речей правозащитников: «Нет и не должно быть единого национального достоинства». Договорились. А надо бы признать, что в России единственной нравственной силой является именно Православие. Живущий в Канаде социолог Шляпентох подсчитал, что именно православная церковь пользуется максимальным доверием большинства российских граждан. А постмодернизм провозглашает свободу, как жизни, так и искусства от нравственности, и против нравственного чувства и была направлена выставка, а не против «идолопоклонства». Г-жа Холм, сетует, что русские не принимают главные современные ценности: «много денег, прогресс, гедонизм и цинизм». Но почему тогда на цинизм не отвечать цинизмом (разгромом выставки)? Это «освобождение» навязывается под знаком либерального «растущего многообразия». Наши западные наставники и здесь обворовывают К.Леонтьева с его «цветущей сложностью», за которой следует закат и осень «упрощения». Пишет г.жа Холм: «Россию, эти необозримые пространства с весьма тонким культурным слоем, как показывает ее нам книга Рыклина, отделяет пропасть от растущего многообразия, определяющего Европу». Далее она предрекает «политическое оледенение» между Россией и западным лагерем. Но заканчивает оптимистически, ссылаясь на историка Сергея Соловьева, она приветствует «стратегический проект»: «Европу продолжить до Тихого океана». Толковать, однако, «проект» можно по-разному, (все толки вокруг толкований) исходя из того, что Россию она именует «государством-оккупантом».
 Лауреат Рыклин, к сожалению, в своей речи продолжал толочь воду в ступе по поводу права использования художниками религиозных символов в искусстве и по поводу толкований. Что до толкования, то как раз учитель Рыклина Жак Деррида утверждал невозможность толкования вообще. Суд в Москве не учел эту новейшую философию как еще не проверенную временем.
 Еще в своих прежних интервью философ ловко подкидывал немцам желанные факты. В «Тагесцейтунг» от 23.11.2006 он говорит о Думе, «по указанию Кремля» осудившую художников-провокаторов, лишь двое были против, и один из них – Сергей Ющенков «через месяц был убит». По Рыклину получается, что депутат за это был и убит, то ли Кремлем, то ли Православной церковью… Рыклин также указал немцам, что личная дружба Путина с канцлером Шредером мешала немцам оказывать давление на Россию, когда она стала отходить от демократии. Уже г-жа Холм признала, что русские вменяют Западу в вину «двойные стандарты». Коррупция в России и разрыв между бедными и богатыми часто становятся предметом обличения. Но стоит вводить необходимые для подавления коррупции ограничения, тут же крики о подавлении демократии. В какой-то мере наши коррупционеры и олигархи роднее Западу, чем непредсказуемый и малокультурный русский народ. В том ключе мне всегда представлялось, что концептуалисты и постмодернисты суть выразители «культурных» запросов нового класса богатых. Потому вкладываются деньги именно в «концептуальные» проекты.
 Зря «гонения» на художников связывают с «управляемой демократией» Путина. Еще при неуправляемом Ельцине в 1988 был из России изгнан в Чехию Тер-Оганян, который на сцене рубил иконы и резал свинью, на которой было написано: «Россия». Берлинская «Тагесцейтунг» (09.05.2005) напоминает о бегстве еще в 1968 г.из Австрии в Берлин «художника-акциониста» Гюнтера Бруса, которому угрожала тюрьма за представление , где он публично занимался онанизмом, распевая австрийский гимн.
Что до подавления демократии в России, то на вопрос об этом из зала, как мне поведали там присутствовавшие (слависты), философ Рыклин пояснил, что раньше (на подъеме демократии) можно было заниматься онанизмом на Красной площади, а сейчас уже нельзя.
 Отрадны призывы к диалогу. Но опыт показывает, что на платформе постмодерна диалог малопродуктивен. Диалог нужен хотя бы на уровне культурных представительств. У Германии таковым является Институт Гете, у Испании - Институт Сервантеса. У России нет такого института. А он должен быть, чтобы хотя бы иметь возможность выразить свое мнение при вручениях очередных премий, призванных лить воду на мельницу «европейского взаимопонимания». Хотя свободная пресса на Западе вряд это мнение опубликует.