О, Господи, услышишь ли мой зов...

О, Господи, услышишь ли мой зов,
Узришь ли нескончаемые муки
Того, кто, опустив больные руки,
Сгорбатившись, плетется меж возов.
О, Господи, услышишь ли мой зов?

Услышишь ли стенанья тех, кто в поле,
Земли суровой вспарывая грудь,
Родным хлебам прокладывает путь,
Покорствуя крестьянской лютой доле,
Услышишь ли стенанья тех, кто в поле?

О, Господи, услышишь ли мой крик?!
За тех кричу, кто ныне безъязычен,
Кто немощен и жалок, и циничен,
Чья жизнь – раздраенный ветрами бриг.
О, Господи, услышишь ли мой крик?!

Услышишь ли того, кто обезличен,
Кто безутешен, мрачен, сир и наг,
Чью жизнь давно высасывает рак,
Чей путь жестокой бездною развинчен.
Услышишь ли того, кто обезличен?

О, Господи, услышишь ли мой плач?
В нем слезы жен, что не познали счастья
И страх детей, взращенных средь ненастья,
Где нищета глумится как палач.
О, Господи, услышишь ли мой плач?!

Услышишь ли тяжелое дыханье
Больных мужей, что ценят лишь вино,
Забвением разбавлено оно,
Смертельный яд – струи его лобзанье.
Услышишь ли тяжелое дыханье?

О, Господи, услышишь ли мой стон?
В нем ропот дев, испивших тьму порока,
Что вянут словно лилии до срока,
Роняя цветь в отравленный затон.
О, Господи, услышишь ли мой стон?!   

Узришь ли немощь старости глубокой
И мраком ночи выхлебанный взор,
Спасешь ли край, где царствует позор –
Судьбы наместник подлый и жестокий?
Узришь ли немощь старости глубокой?!

О, Господи, услышишь ли мой гнев?!
В нем грозы юности, познавшей боль и голод,
Смятенье вод, несущих трупный холод,
К могилам, обнаженным точно нерв.
О, Господи, услышишь ли мой гнев?!

Услышишь ли певца деревни скорбной,
Омывшего слезами прах церквей!
Так, умирая, плачет соловей
Среди цветов и плесени надгробной.
Услышишь ли певца деревни скорбной?!