Зима сорок третьего. Холод собачий!
Стою на посту в ушанке с опущенными ушами, рукавицах, овчинном тулупе и валенках.
Охраняю какой-то сарай.
Линия фронта в нескольких сотнях метров. Оттуда периодически доносятся автоматные очереди…
Рядом с моим постом в тридцати метрах протоптанная в снегу тропинка.
Холодно даже в тулупе...
…
По тропинке, слегка пошатываясь, в хромовых сапожках, в дублёном полушубке и кубанке, сдвинутой на затылок проходит какой-то щёголь. Скорее всего разведчик.
Он останавливается, смотрит на меня и с презрением произносит:
- Что, Абрам, холодно тебе? Это тебе не Ташкент!
Мне кровь ударила в голову, я передёргиваю затвор автомата и кричу щёголю:
- Ложись!
Он смеётся - не верит, что я буду стрелять…
Очередь из автомата над головой заставляет его упасть в снег.
- Да я тебя сейчас пристрелю, мать-перемать!
Он, лёжа, достаёт из кобуры пистолет и приподнимается…
Ещё одна очередь из автомата заставляет его снова вжаться в снег.
- Лежи или пристрелю. Я на посту, а ты мне оружием угрожаешь?!
…
Лежать в снегу холодно, и щёголь начинает пьяно извиняться:
- Ну извини, Абрам, я не хотел тебя обидеть. Холодно ведь…
Я неумолим. Щёголь замолкает.
…
Через полчаса приходит смена. Щёголь молча лежит в снегу. Сдаю пост и ухожу...
