Победитель конкурса заблудившийся трамвай-2019ПОБЕДИТЕЛЬ КОНКУРСА "Заблудившийся трамвай-2019" ТАТЬЯНА ВОЛЬТСКАЯ
* * *
О подводный мир безъязыкий, туман, весло. Пионер-горнист, Отверни от небес пылающее жерло,
На твои слепые гипсовые глаза — Падаль, рыбий корм — Бирюзовая села, стеклянная стрекоза,
Не раздует больше огненного цветка: Где побудка, марш? Пробегает в кудрях отряда, звена, полка Тенорок-комар.
Окуни ладони в красный закатный флаг, Как в иные дни: Тишина, ни сухого фа, ни сырого ля — Пузыри одни.
В диких зарослях спелых серпов и железных букв Как же было мне Неудобно ходить, за кураж выдавать испуг, В непробудном сне
Хорониться в библиотеке, как скользкий сом, Подобрав плавник. Все лежит под корягою тот беспокойный сон — Прикипел, приник,
И стоят офицеры с ядром на ноге, на дне, Зеки с серых барж Подплывают с глазами распахнутыми ко мне Под беззвучный марш,
И в венцах из колючей проволоки — Мейерхольд, И Вавилов, и Иванов, Петров — из тихих зеленых вод,
Над пивным ларьком бикфордова стрекоза, Проглотивши крик.
Лишь когда люблю, выглядывает, смешной, И когда молюсь, — Звук, живущий тайно в раковине ушной, Домосед, моллюск.
Но когда ловлю далекое пенье сфер — Говоря с тобой, Я не знаю, архангел с трубой или пионер Поведут нас в бой,
Пробуждая трупов несчитанных штабеля От Амура до Соловков, выкликая всех — то высоким ля, То тяжелым до —
Из болот и сопок на разные голоса, Из замшелых урн — Варшавянкой, Каховкой, Яблочком — в небеса, На последний штурм.
* * *
Вот он, модерн, глаза зеленые, Вьюнок, осока. Губы сонные — Болотный бог поцеловал.
Цветут зарницы революции, Тихи, несбыточны, легки, На Охту или на Пески.
Потеют штукатур и кровельщик, Ан вытекла из шеи кровушка,
И к Вологде прижалась Вытегра, Осиротевшая Нева Негромко охнула и вытекла Из акварели Бенуа.
На стенах — в копоти, в испарине — То цаплю встретишь, то жука, Как будто взяли дочку барина И выдали за мужика.
Смотри, как тошно ей, как плохо ей — Разбит фонарь, заплеван пол, Застыл — как мертвый богомол.
* * *
Выйдут сроки — и язык немецкий Клейким страхом не наполнит рот, Черную раскатистую метку С альвеол разбуженных сотрет.
Он тогда омоется от крови Тех, лежащих голыми во рву, В нем засвищут птицы, а коровы Мордами зароются в траву.
Он тогда очистится от пепла Тех, сожженных в газовых печах, — Чтоб в его цветке пчела запела,
Чтобы — топот звонок, шепот жарок — Темный всадник несся через лес, Унося с собою лай овчарок И колючей проволоки блеск,
От земли отталкиваясь резче, По намокшим утренним цветам. И тогда хвалу немецкой речи Заново напишет Мандельштам.
* * *
Она придет — мы встанем раненько, Поежимся разок-другой, И новенького льда керамика Нежданно хрустнет под ногой.
И будет Джотто: синь и золото, Шиповник, тлеющий в горсти. Она придет — но что расколото, Уже не склеить, не спасти.
И что ей благолепье Джоттово — Поселок, рощица, перрон — Она возьмет и подожжет его, Не дрогнув, с четырех сторон.
И клены по ветру закружатся И звезды красные свои, Не удержав, уронят в лужицы И в глиняные колеи,
И зашатаются, как пьяные, Теряясь к ночи в трех соснах, Забор, крылечко с Мариванною И небо в крупных орденах.
* * *
Праздник кончился — только несмело Тронешь воду — ну, как, не в раю ль? Только облако в небе созрело — Собирает манатки июль,
Как любовник — пришел на свиданье И украдкой глядит на часы, И грустит, и любуется втайне Золоченым доспехом осы.
Повернулся невидимый ключик, Завертелись колесики сфер, Капля падает, облако глючит, Запахнешься и глянешь наверх —
Ели сгрудились в платьях до пола, Ветер дует, дорога пылит, Быстроногие боги футбола Улетают, и сердце болит.
* * *
Какая же светится нежность, Как будто француз или немец,
А вовсе не город, который От стужи, похоже, забыл Про банки свои и конторы, Глотая морозную пыль, —
Бормочет, худой, удивленный: Довольно, закончим игру, — Вконец заблудившись в колоннах, Как в сонном морозном бору.
Он весь в лихорадке какой-то, И улиц больничные койки, Застелены белым, стоят.
* * *
Как дивное дитя, чьи ножки в серебре, Пошатываясь, снег пошел в ночном дворе, У лестницы топчась, теряясь в трех столбах, Улыбкою сквозной блуждая на губах И трогая избы бревенчатый ковчег, И сумку на крыльце, и магазинный чек. Бушует мышь в стене, в углах клубится тень, Коротенький огонь меж обреченных тел Выхватывает то поленницу, то мост, То остров на реке, то брошенный погост, То церковь, как свечу стоящую в полях, То пестрый половик на крашеных полах. Под утро снег устал и выбился из сил, И купола задул, и губы погасил.
* * *
Я устала, устала, устала, Как гнедая вода под мостами И как потная площадь Восстанья, Что под именем гнется чужим, Я устала мотаться, как ветка, Серой улицей полусоветской — Ветра скоропись, жирный нажим. Я устала, устала от бега, Точно всадник на фоне Казбека — На кулак намотав удила — За спиной шелестящая стая Дней, убитых впустую, — устала, Говоришь, до утра не спала? — Нет, не так — проспала, не успела, Не поверила, не пожалела, Не дослушала, не додала. Я устала, остыла, разбита, Все достало, и в сердце — копыта — Та-та-та, та-та-та, та-та-та. Приложи к нему ухо — забило На дорогу оно, позабыло И откуда летит — и куда.
* * *
Когда заиграет прощанье На хриплой струне ветерок, Глазами найдут горожане Над крышами — неба глоток,
Со склянкой аптечного спирта Пройдет переулком сосед, И окон бегущие титры Расскажут нам вечный секрет.
Когда катерок загарцует На серой строптивой волне, Погладишь меня по лицу и Плечу, повернувшись ко мне,
Увидишь зеленые смерчи Травы. Не оставив улик, Мы лечим друг друга от смерти. Дотронься — почти не болит.
ЭЛЕГИЯ О ЖИЗНИ, СМЕРТИ И ЛЮБВИ
Вот я и старше тебя, родная. Носится ветер, листву сминая, Солнцу теперь — исподлобья зыркать. Папину скрипку и бескозырку Помнишь ли, плачешь ли ты о нем?
Вот он насвистывает и вертит Чашку в руках, не заметив смерти, Нарисовавшейся у дверей. Кажется, только что мы расстались. Тополь, накинувший снежный талес, Мерно качается, как еврей,
Тихо молитву свою бормочет. Страшно ему на пороге ночи — Что, если шепот его — фигня? Страшно и мне на пороге кухни. Скоро напротив окно потухнет. Любишь ли, попомнишь ли ты меня?
Помнишь ли берег балтийский длинный, Пляжные, мяч волейбольный, гам, Праздничных летних кафе скорлупки, Помнишь зеленые наши юбки,
Оредеж, красный его песчаник Помнишь? На даче вздыхает чайник, Скатерти краешек полосат, Радиоточка, обрывок песни Жалостной, где пастушок любезный Мнется и все не идет плясать.
Мир раскурочен и снова создан Наскоро. Тесно в окошке звездам, Не представляю тебя старухой, Полной обидой, трухой, непрухой, — Ты и не будешь ей никогда.
Время, как гунн, не тебя ограбит — Образ твой накрепко смертью заперт, Ну, а меня разорят до нитки, В тихую воду свою. Ну, да,
Горе сестры нашей — где ты, Шиллер, При расставании с красотой, Трогай лицо мне ладонью чуткой,
Ты же нашла меня, как ацтеков, Ты возводила меня, как церковь, Все, чего ты касалась руками, Не оставляя камня на камне, Рушит невидимая орда.
Я тебя старше, родная. Что же, Мы поменялись местами. Кожа Строк торопливых полна — и пусть. Бог не увидит в метельной пыли — Ты надо мной наклонишься, или Я к тебе, маленькой, наклонюсь.
© Copyright: Елена Ительсон, 2019.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
