Из книги День Поэзии 1978
Борис СОКОЛОВ
По дороге на станцию
С рассвета дождило немного -
и снова округа светла.
Все дальше и дальше дорога
уводит меня от села.
Считать еще рано, быть может:
не много скопил я добра,
но, как бы то ни было, все же
итогов приходит пора.
Дорога петляет над яром,
над речкой, вдоль старых могил...
Тот прожил на свете недаром,
кто землю родную любил.
Конечно, бывают такие,
которые громко галдят,
что любят безумно Россию,
а сами в глаза не глядят.
Нет, если ты любишь, то слезы
ее - это слезы твои.
Россия - не просто березы
и майских ночей соловьи.
В любом, самом скромном убранства
Отчизны черты хороши.
Россия - не просто пространство,
Россия - характер души.
И тихо шепчу я: "Спасибо,
Земля, за высокую честь,
что прожил я жизнь не спесиво,
такую, какая уж есть.
Спасибо, что этой тропою
иду я сейчас не спеша, -
за то, что навеки с тобою
и тело мое, и душа".
_
Два стихотворения о птицах
1
Лишь закат вдали погаснет,
над зеленой гладью вод
соловей поет. Прекрасно,
замечательно поет!
Но одно меня смущает:
далеко еще до вьюг,
а певец тот улетает
к морю, к солнышку.
На юг.
... Песня льется и струится.
И недаром там и тут
удивительною птицей
соловья того зовут.
Но одно меня тревожит
в этот вечер на реке:
как он жить так долго может
от России вдалеке?
2
Прошу: любите воробьев,
они беспечны, как поэты.
Черт знает, чем они согреты
средь наших башенных снегов?
В селе и шуме городском
(и это - издавна, от века)
вблизи жилища человека
живут, не набиваясь в дом,
не набиваясь к нам в друзья.
Но с дней, когда себя я помню,
вот - как без леса или поля -
без них представить жизнь нельзя.
Их простодушна суета,
понятна и необходима,
а если кем-то не любима,
так это тоже неспроста!
*
Валентин СТОЛЯРОВ
Вальс после войны
... Я прощался навсегда
С Магниткой
(памяти невидимые нитки
пусть и не прочны, зато длинны.
Впрочем, тридцать лет - какие дали?..)
злой декабрьской ночью
на вокзале,
вскоре после той большой войны.
Ах, вокзал!
К скамьям не подступиться -
на полу хотя бы примоститься
(вот где правого первого - закон!)
Тот смеется,
этот матерится...
Пятилетний карапуз мурзится:
спать ли, есть ли -
что-то хочет он.
Кто куда - тут все перемешалось...
От колес,
от суеты вокзала
ошалел, озлел - устал народ.
Лишь солдаты ни о чем не тужат.
Служба - ведь на то она и служба:
едешь ли, стоишь -
она идет!
Вот они расселись у прохода,
посреди вокзального народа,
на полу лежащих потеснив, -
и один - видать, бедовый парень! -
тренькает настырно на гитаре,
ищет хоть какой-нибудь мотив.
Он его нашел бы -
на гармошке
да на той протоптанной дорожке,
что вела к околице села...
Только ведь гитара - не трехрядка.
И хоть был солдат и вправду хваткий,
разница как раз и подвела.
Чуть в сторонке, около буфета,
от всего отгородясь газетой,
горбился немолодой майор, -
он читал старательно сначала.
Но едва гитара зазвучала,
выдав неумелый перебор,
словно вдруг очнулся, зал окинув
взглядом:
дескать, что за миннезингер?
И нашел.
И будто занемог -
сделалось лицо устало - старым,
и на нем читалось:
"Ведь - гитара...
Это ж не окопы рыть, сынок!"
А "сынок" все тренькал,
распаляясь,
каждый раз беспомощно сбиваясь
"на собачий марш" в конце концов, -
и грузин-ефрейтор худощавый
все его подначивал лукаво:
"Во дает... Ай, маладэц, кацо!"
"Миннезингер" вскоре утомился,
от своей игрушки отвалился
мокрый, ошалелый, но - живой...
И тогда майор шагнул к солдатам:
"Вольно, вольно... Я ведь так, ребята,
я к гитаре... Можно, рядовой?"
Взял - и так-то бережно ощупал...
Кто-то хохотнул:
"А ты бы в лупу -
вдруг чего увидишь? - поглядел!"
Но была насмешка неуместна.
На скамейке отыскалось место -
и майор на краешек присел.
Он сидел тяжелый, угловатый.
Он глядел почти что виновато, -
сразу было видно:
много лет
эти пальцы вправду не играли, -
а из инструментов музыкальных
знали автомат и пистолет.
Но теперь они к себе вернулись! -
вот колки где надо подтянули,
примеряясь, по ладам прошлись...
Вот,
как у заветного порога
ощутив неясную тревогу,
замерли...
И звуки родились.
Нет, чудес гитара не творила!
Словно и не пела -
говорила
каждой нотой,
каждою струной, -
просто, без эффектных переборов, -
о дорогах, прожитых майором,
пройденных с народом,
со страной.
О друзьях,
что за четыре года
растерял в сраженьях и походах.
О любви, что так и не сбылась...
О родне
(семью поразбросало -
много ль их теперь в живых осталось?
Вот она, победа, как далась...).
И о жизни той,
совсем хорошей,
что звенела, словно день погожий,
до войны, тогда,
давным - давно, -
как она печалилась, гитара!
А всего-то вальс играла старый -
старый вальс
из старого кино...
Только что бы это означало? -
грусть его совсем не удручала.
В ней звучало - так казалось мне, -
"Ничего, товарищи. Все будет, -
ведь не зря же, дорогие люди,
выстояли мы
в такой войне!"
Он кружился - вальс! -
в холодном зале,
и невольно люди привставали,
и никто не хмыкнул: "Во дает..."-
и теплели пасмурные лица.
И ребенок перестал мурзиться -
слушал, грязный палец сунув в рот.
Было что-то светлое -
такое
в этом вальсе,
словно над землею
вместо зимней ночи
поутру
потянуло вешним ветром юным!
А майор прижал ладонью струны
и внезапно оборвал игру.
Возвращая инструмент солдату,
" Жаль, - сказал, - да расставаться надо.
А твоя подружка хороша!"
И добавил:
"Ты... того, приятель:
с нею обходись поделикатней, -
это ж - как у девушки душа!.."
И пошел -
громоздкий и неловкий -
через всю холодную ночевку
к выходу в седых натеках льда.
А солдат,
гитары той хозяин,
на нее глядел, не узнавая,
словно бы впервые увидал.
Прикасался к ней почти с опаской -
где ж на службе обучиться ласке? -
дюжая солдатская рука...
И ефрейтор,
тот грузин поджарый,
теплый свитер -
обернуть гитару! -
молча доставал из вещмешка.
*
Иван СТРЕМЯКОВ
ДЕРЕВНЯ
На огонек петушиного гребня
Бойко пикирует бабочка-ночь.
Рано - ранешенько встала деревня,
чтобы рассвету по-свойски помочь.
В даль заревную открытые, окна
ждут от залетных сорок новостей.
Стая пичуг, на чужбине промокнув,
просит приюта у местных властей.
Чу - по низинам туманы осели:
Травы отмякли - коси да коси...
В миг вот такой и родился Есенин,
Песенно чтобы пройти по Руси.
Ту-104 - высокая птица -
тянет над замятью тропок и трав.
Смотрит с тоской ему вслед ученица,
в бортпроводницы себя записав.
*
Другие статьи в литературном дневнике:
