Наш папа был страшным консерватором. Это, в общем, не удивительно, если учесть, что он родился и вырос в Азербайджане. И дома у нас царил патриархат, хотя маме иногда удавалось продвигать либеральные идеи и что-то демократизировать в нашем маленьком государстве на пять человек. Она отстаивала наши интересы по возможности. Если папа запрещал заниматься баскетболом, мама отправляла его познакомиться с тренером. После знакомства ходить на баскетбол было уже можно. Но у него всё равно было стойкое убеждение, что девочка должна сидеть дома, мыть посуду, убирать дома, делать уроки, читать книжки. Этакий домостороевец.
Все переговоры шли через маму. Особенно, когда мы были юны. Ну, например, я говорю маме, что меня пригласили на день рождения, за несколько дней, разумеется. Мама-дипломат говорила об этом с папой, убеждая его в том, что ребёнок должен пойти и придёт вовремя. Папа соглашался. Но если тебя отпустили до девяти, ты должен был в это время быть дома. И, что интересно, если вдруг запаздывал, доставалось маме, а не нам. Как правило, говорилось о том, что мама нас плохо воспитала, и девочки не должны поздно приходить домой. Ибо что подумают соседи, когда увидят, что папина дочка поздновато возвращается домой в компании мальчиков (одноклассников). Наверное, что она проститутка, не иначе.
Папа был недоволен, если мы сидели на диване с ногами под попой. Девочки так сидеть не должны, это некрасиво. Приходилось опускать ноги на пол. Желания спорить не было. Папа не любил, когда с ним спорили, когда отстаивали свою позицию. Потому что папа всегда прав, и только невоспитанные девочки спорят. Надо сказать, что в подростковом и юношеском возрасте я была чудовищно невоспитанна, на папин взгляд. Из меня так и пёрло желание спорить и отстаивать свою точку зрения. Сложный возраст, гормоны и прочая дребедень.
Когда наступало лето, а вместе с ним приходила знойная жара, все мечтали об одном: о пляже. Мы тоже об этом мечтали. Вокруг Баку было полно пляжей, но! На пляжи, где были люди, всякие безобразные дяди в плавках и семейных трусах, с выпирающими животами и причиндалами, папа нас не возил. Его девочки не должны были видеть непристойности. Папа возил нас на дикие пляжи, где людей вообще не было. Мы плескались в море, а папа с мамой сидели на берегу. Папа на пляже не раздевался никогда. Я вообще не помню, чтобы видела папу в нижнем белье. Он просто себе такого не позволял.
В праздничные дни мы всем семейством отправлялись на приморский бульвар. Обычно это было на девятое мая. Мы с мамой высаживались из машины и отправлялись гулять по бульвару, где в этот день было не протолкнуться, ели мороженое и пили кофе-гляссе в кафешке, дожидались праздничного салюта над морем, орали "ура" под залпы салюта. Как вы думаете, что в это время делал папа? Он всё это время сидел в машине или прогуливался рядом с ней. Знакомился с каким-нибудь мужчиной, который так же дожидался семью, и беседовал.
Папа не разрешал нам ходить в брюках. Это было тяжко переносить. Очень уж хотелось джинсы или вельветки. Но надо сказать, в Баку тех времён мало кто из девочек носил штаны. Девочки должны были быть женственными.
С папой мы общались мало. Может ему казалось, что с девочками не о чем говорить, кроме учёбы. При этом он знал о нас всё, что позволяла ему знать о нас мама. А мама много чего знала годного и негодного, и понимала, что ему можно говорить, а что ни при каких обстоятельствах.
Вот, казалось бы, близких отношений с папой как-будто бы не было, но мы за ним были, как за каменной стеной. Нужен врач, папа находил самого лучшего, проблемы с учителем, папа ходил в школу и решал их, нет лекарства, папа найдёт, папа поможет, папа спасёт. Когда я лежала в больнице с желтухой, папа за сорок км каждый день приезжал ко мне, привозил то, что мне было можно (целый ящик венгерских вкуснющих компотов, которые я не в силах была выпить одна и которыми делилась), коротко разговаривал со мной через закрытое окошко и уезжал.
В юности я мечтала стать актрисой, играла в Народном театре, была влюблена в театр. Папа делал недовольное лицо, говорил, что актриса - это не профессия, а ерунда какая-то. Но когда я захотела поехать в Москву на прослушивание, он отпустил меня. Ничего, увы, не вышло, но мне был дан шанс.
А когда родилась моя дочь, а роды были тяжёлыми, и малышка лежала под кислородом, мой милый консервативный папа дежурил под окнами роддома сутками на случай, а вдруг нам что-то понадобится.
Обычно каждое лето я прилетала к родителям из Баку. Сначала одна, потом вместе с дочкой. В аэропорт Мин-Вод. Папа приезжал нас встречать на своей старенькой машине за триста км. А через полпути останавливался и кормил нас взятой из дома едой. Иногда в машине-старушке что-то начинало барахлить, и папа молча и терпеливо её чинил. Всегда успешно, к слову сказать.
Дома, в моём детстве,
под кроватями у нас лежали ящики с мандаринами, яблоками и даже лимонами. Папа любил, когда много и чтобы досыта. Когда говорят о каких-то трудных для людей в СССР временах, о том, что не было продуктов, я удивляюсь. Наш папа был добытчик. У нас всегда всё было.
Папа всегда был мужчиной, хозяином. Даже когда ему было восемьдесят, у него была тепличка с огурцами и помидорами, за которыми он сам ухаживал. Он был за рулём, с удовольствием возил нас, кому куда нужно, ездил за продуктами на рынок, забирал внуков из школы.
Ему очень хотелось быть полезным, нужным. Внуки ещё спали, а папа уже в саду собирал для них то малину, то ежевику, всё, что росло и было вкусным.
После восьмидесяти папа стал сдавать. Ему было больно ходить из-за тромбов в ногах, сила уходила, он чувствовал это и не мог с этим смириться. Это было тяжело видеть. Грустно было наблюдать, как из человека, так сильно любящего жизнь, постепенно эта жизнь утекает.
Папа всегда говорил мне, что живёт долго, потому что не сидит на месте, потому что у него много планов, потому что он о чём-то мечтает. Он был большим оптимистом и жизнелюбом.
Папа был категоричным, патриархальным, строгим, но он был настоящим папой, мы чувствовали, что нас любят, о нас заботятся, думают о нашем сегодняшнем и будущем дне.
И мне плевать на всех психологов мира, которые любят сегодня говорить о детских психотравмах, о том, что правильно, а что неправильно. Я знаю обо всех недостатках своего папы, но знаете что: ОН ЛУЧШИЙ.
