Самый большой детский страх — это когда мама потерялась. Оставила тебя дома сидеть, сказала: «Я скоро вернусь, я в магазин», и вот уже вечер, а мамы все нет. И фонари уже зажглись, и темнеет на улице, а мамы нет!
И не объяснишь же ребенку, что в магазине очередь была, а ты два раза туда вставала, потому что перестройка и все такое. А потом еще подружку встретила, заболталась с ней, как это у женщин бывает. А дома зареванное чадо икает и всхлипывает: «Я думал, что тебя украли!»
Было такое? У меня — да. Самый большой мой детский страх — это «маму украли». Поэтому, сама став мамой, я вот эти моменты исключила полностью. Я никогда не оставляла сына дома одного, уходя в магазин. Я ни разу не теряла его в больших магазинах, и вот этого страха потерять маму — у него попросту не было. Никогда.
Сейчас сыну 18. Взрослый, самостоятельный мужик с бородой. Ну, как с бородой… Если неделю бриться не будет — вылитый Бармалей.
Вчера вернулся домой ночью и сразу спать пошел. Муж тоже что-то себя плохо чувствовал и рано спать лег. И в час ночи меня осенило: а кто с собакой-то гулять будет? Мужики все спят. Не будить же? Оделась, взяла собаку, ушла с ней подальше от дома и хожу такая, гуляю.
Ну сколько я там с ней гуляла? Ну полчаса. Возвращаюсь к подъезду — а там Дюша мечется. Нарядный, как скаут: в трусах, в тапочках и в пуховике на голое тело.
Что, говорю, совесть проснулась, да? — и улыбаюсь с сарказмом. А потом смотрю: на Дюше лица-то и нет. Лицо вот такое, будто сегодня Брежнев умер и группа «Битлз» развалилась.
— Ты! — кричит, — Ты! Ты, блин… Ты где была? Тебя сорок минут уже нет! Я тут бегал и орал — ты слышала?
— Не-а, — говорю. — У меня наушники, а в них грустное музлище девяностых. Про «Твоя девочка ушла». Хочешь послушать?
Открыл рот, чтоб что-то еще мне сказать, и вдруг как обнимет. В шею носом ткнулся, и руками волосатыми своими за шею обнял и стоит молча.
Аж испугалась. Говорю:
— Ну, ты что? Ну, Дюш? Ну, куда я денусь-то? Я ж с собакой.
И он так глухо:
— Я думал, что тебя украли… Я звоню, у тебя телефон почему-то недоступен, вокруг дома десять раз пробежал — нет тебя. И не отзываешься еще. Мам, я тебя очень прошу: лучше меня буди, если надо. Я с тобой к двадцати годам весь седой буду.
Тоже его обняла. Ну, как обняла… На цыпочки встала и что-то там обняла, до чего дотянулась. В пуховик его лицом уткнулась и стою. Собака прыгает, дождь идет, он в луже стоит, в трусах и в тапочках. Маму потерял. Мой оживший детский кошмар…
А ведь этот страх — он бессознательный. Даже если тебе 20, 30, 50 лет — ты все равно боишься за маму. Что уйдет из дома без телефона и потеряется. Что ее украдут — а ее непременно украдут, потому что она красивая! Поэтому и ругаемся на мам: «Ты почему ушла куда-то и меня не предупредила: где ты и когда вернешься?»
Берегите своих детей. Даже если это уже седые дети, и у них есть свои седые дети.
Украли маму — это очень страшно. Я вчера видела.
