О. Константин Камышанов

Шельгова Татьяна: литературный дневник

Старый дом, старая деревня, старый огород и старое поле. В обрамлении вечного леса, вечной реки и под вечным небом. Как часто душа тоскует о блаженном покое на границе вечности и тишины. Где все настоящее. Где все родное и создано для меня


В молодости старики вызывают удивление, почтение и юношескую брезгливость. Словно старость заразна и порочна болтливостью, обидчивостью и детским бесстыдством

Теперь я сам - старик. И вот те места, где старик на своем месте, где обидчивость, болтливость и бесцеремонность старости тонет в благодати лесной тишины. Обложена бальзамом утреннего летнего света. Успокоена шелестом дождя. И голова освежена ветром, играющим с небом

Живи старик хорошо. Ты же мечтал о том, как солнце будет приходить к тебе в дом, через окно, как старый приятель, тихим летним утром?

Еду на автомобиле и вижу ровесника, сумевшего совершить побег из города к границам вечности и света

И он расстроен…

Он улыбается с болью. Среди древнего великолепия. В этот теплый, тихие и светлый сентябрьский день. Стол у дороги, изба, покой обеденного время. Локти на коленях, голова вниз. Ветер теребит его седые волосы, но напрасно

В молодости я бы с досадой отвернулся. Старость казалась болезнью от которой можно заразиться даже душой. Заразиться страхом смерти и воспалением обреченности. Бессилием и жизнью в прошлом. Что может быть хуже, чем жить в мире мертвых воспоминаний?

Но сейчас отозвалось как отзывается струна на медиатор

Мне понятна интонация его улыбки.

Это был мощный рослый стройный мужик. Теперь с удивлением смотрит на свои большие руки, в которых нет сил. С удивлением видит, что тишина и теплый неподвижный воздух деревни не радует, как не радует больного улыбка приветливого врача

- Спасибо, доктор! Я ценю вас. И постараюсь вас порадовать послушностью. Но, знайте, что я уже смирился со своим положением. Но мне не хочется вас огорчать и я улыбнусь вам в ответ с благодарностью за поддержку

Бессилие старости, в чем-то благо. Бессилие вырывает человека с завода, конторы, планерок, судов, банков, с автотрассы и из больницы. Болеть – дело серьезное и требует сил и денег. В деревне всего этого уже нет. Там остается только улыбаться ветру и солнцу, в покорности приближающейся вечности

Вечность, как добрый врач приносит обреченному на смерть сладости. Жалеет старика. И он принимая из ее рук сладкое питье забвения. Сладкий чай осеннего светлого безветренного дня. Старик, склонив голову, горько улыбается и слегка улыбается своему будущему братству с бессмертием

В молодости бывает, что найдет мысль о смерти и старости. Но как ни старайся о них думать, не получается. Так, иногда, в весеннем солнечном тихом лесу не верится, что на свете есть зло. И там, невозможно о нем думать. Не получается

Старый дом, старая деревня, старый огород и старое поле – картина известная.

Дом отремонтирован по европейски. В нем много нового, но дух прежний

В горнице сидит старуха, вяжет или читает Календарь огородника. Напротив нее, на стуле дремлет кошка. Тикают часы. Застыла герань на подоконнике. На диване ковры. На кроватях подушки. Старые избы пахнут ванилью. К ванили примешивается запах старости, варенной картошки и герани. В раме на стене, под стеклом родня: толстая школьница, свадьба, Дворцовая площадь с экскурсантами, и молодой розовощекий парень- моряк – тот дед, который сидит пред домом у дороги и улыбается. И не верит, что это он, он, а не кто-то другой, стал развалиной.

За что?

Вот он долгожданный покой. Вот оно солнце входящее в избу каждое утро, как шумный гость. Вот, то о чем ты мечтал слегка радует как сладкий чай безнадежного больного

Я представляю от чего, старик страдает. Он пытается припомнить то, что манило его сюда всю жизнь. Что легло ему в руку как карта и не обрадовало. И не успокоило. Это, то что стоит ЗА этой древней деревней, древним домом, древним лесом. За этим высоким небом и о чем смеется ветер. Это то, что есть в утешении утреннего солнца. Это то, о чем мы вспоминаем всю жизнь, и никак не можем припомнить окончательно. И мучаемся. Вот оно близко и все время ускользает. Вот, мы готовы назвать его по имени, и его рука ускользает из нашей руки. Смеется и дразнит сладость последнего утешения. Того утешения, у которого есть нездешний источник, обрамленный вечным лесом, украшенный лентой вечной реки накрытый куполом вечного небом.

Сентябрьское небо высокое, прозрачное и прохладное. Эта светлая прохлада, для тебя старик. Пусть не обжигает тебя прошлое



Другие статьи в литературном дневнике: