Сальвадор Дали
*
МЕТАМОРФОЗЫ НАРЦИССА
*
*
ПАРАНОЙЯЛЬНАЯ ПОЭМА
(и в то же время
инструкция по восприятию метаморфоз Нарцисса,
запечатленных на моем полотне)
*
*
Если, отойдя чуть подальше,
какое-то время глядеть пристально - рассеянным взглядом,
гипнотически недвижная фигура Нарцисса
потихоньку начнет исчезать -
и в итоге исчезнет.
Настанет
момент истины мифа,
когда фигура Нарцисса
примет очертанья руки,
выплывшей из собственной призрачной тени,
сжимая в пальцах яйцо, клубенечек, семя,
из которого новый Нарцисс - на сей раз цветок -
родится.
Рядом - та же рука,
каменеющая известняковой глыбой,
ископаемая окаменелость, в которой -
тоже цветок.
Это первая в мире картина (и первая в мире поэма), созданные в полном соответ-ствии с параноидально-критическим методом, разработанным мною!
Запомните:
поэтический образ обретает лирическую силу, только если он математически то-чен.
Именно поэзия в ряду прочих искусств призвана явить зримый образ того, о чем повествует.
А теперь прислушаемся к беседе кадакесских рыбаков:
— Что с ним? Целый день пялится в зеркало как баран.
— Не знаешь? (Переходя на шепот.) У него луковица в башке проросла.
«Луковица в башке» — каталонский синоним того феномена, который в психоана-лизе называется комплекс.
Так вот, если в башке завелась луковица, она и корни пустит, и лист развернет, и — будьте уверены! — всенепременно даст цветочную стрелку, и безотлагательно расцве-тет. Одним словом, Нарцисс нам гарантирован!
В ослепительном небе апреля
рваный полог тучи-беглянки,
а под ним - достоянье весны:
две легкие чаши - весы -
незримо трепещут.
Разметав искроносные пряди по горным кручам,
продираясь сквозь отблески, отзвуки, тени,
где ум, кружа головенку, заходит за разум,
бог снегов
выплавляет свою вековечную сущность
из мутной льдинки, что топит стоны
ископаемых руд
и тает,
дробясь на дождинки.
Или, может быть, в мареве мха,
где плутают в безмолвии зимние ветры,
он все ловит
блеснувшую в тучах
свою потаенную суть.
Но вы скажете, что всенепременно
опустеет равнина, свой ореол утратив,
и одиноко канет,
давясь немотою
ржавого лома, застывшего мертвым -
и оттого невесомым - грузом.
Пусть. Но призрак равнины
тянет к небу листами травы свои горькие руки
с плоской чаши свинцовых весов.
Мягче шерсти и тверже копья
эти стрелы,
таящие гроздья соцветий, -
это тайное войско нарциссов.
Истомясь, они ждут свидания,
встречи,
слиянья,
взрыва плоти, припомнившей вдруг
весь набор атавизмов,
впечатанных в матрицу тела.
Они ждут терпеливо и тихо,
долго ждут -
целый год.
Вот они - поглядите.
Индус - оливковый глянец,
смуглее, чем жженый сахар
или финик к исходу лета.
Каталонец - ширококостный и крепкий,
словно вросший в родные скалы
и при этом свободно парящий
в бредовых высотах.
Белокурая бестия, немец, -
мясистые щеки
и клочья тумана в мозгах
(сведенные к формулам точным).
Русская,
англичанка,
американка,
и шведка,
и сумрачная андалуска -
крепко сбитая смуглота
с желтизною печалей.
Вдалеке же от сонма влюбленных,
навевая прохладу, ложатся вечерние тени,
и юное тело
стынет у самой воды.
Когда ясное, дивное тело Нарцисса
к темному зеркалу,
заворожив озерную гладь,
склонится;
когда белое тело
в гипнотическом сне неутоленной жажды,
наклонясь к своему отраженью,
оттиском серебристым застынет;
когда
в циферблате песчаных соцветий безмолвной плоти
время утонет,
растворяя Нарцисса в космической круговерти, -
в глубях сердца
тогда запоет сиреной
тот же самый
манящий и недоступный облик.
Тело Нарцисса - отныне пустая шкурка -
сгинет
в омуте отраженья,
и сгинет навечно:
так ссыпает песчинки клепсидра -
и нет им назад дороги.
О Нарцисс!
Исчезая
в зыбком омуте отраженья,
ты тело теряешь,
а призрак
все манит и манит,
нанося смертельные раны,
уводя к сталактитам топазов,
желтым башенкам горькой любви.
Твое белое тело тонет,
растворяясь в потоке кристаллов, -
едким маревом черный камень
разъедает живую плоть
и уносит твои останки
к устью ночи,
к порогу рассвета,
что зажег рубины в короне,
взрезав вены на дальнем,
кровавом причале.
Ты все понял, Нарцисс?
Геометрия духа - симметрия,
заворожившая душу снами,
что рождены корнями
и оттого всесильны.
Это они, оплетая сердце,
сушат мозг,
свивая пергамент извилин.
Это они готовят - и скоро! -
Великое Таинство Метаморфозы.
Ждать недолго - твоя голова
канет в омут,
и по воле богов,
воле сна и страсти
ты - человек! -
станешь стеблем,
цветком,
Нарциссом.
Ты недвижен, Нарцисс,
но это не сон, я знаю.
Если недвижен Геракл, нет сомнений,
он спит -
как бревно,
как древесный остов.
Спит - и только.
С тобою иначе,
Нарцисс.
Убаюканный пологом юности -
призрачным, робким, прозрачным, -
как кувшинка на водной глади,
ты дремлешь.
Вот
Великое Таинство Преображенья,
Вот он,
Праздник Метаморфозы.
О недвижный Нарцисс!
Как неспешно и как плотоядно
поглощает тебя отраженье -
так травы сгрызают тело.
И тебя уже нет.
Ты незрим.
Ничего не останется. Только белый эллипс -
тень твоей головы кудрявой.
Лишь еще нежнее,
еще бережней ее стиснут пальцы -
легкие водные струйки,
пальцы той неощутимой руки,
что к тебе простирает омут,
жадной, призрачной, грозной,
смертельно опасной руки -
отраженья твоей.
И когда голова твоя
рухнет,
канет,
взорвется,
расколется
и разлетится,
снова, снова и снова
родится цветок -
Нарцисс.
Знаешь, Гала
(а впрочем, конечно знаешь)
это - я.
Да, Нарцисс -
это я.
Другие статьи в литературном дневнике:
