Андрей Тавров

Николай Сыромятников: литературный дневник

*
ВЕЩЬ МУЗЕЯ И ИКОНА ПРИРОДЫ
*
Положение музейного экспоната всегда эгоцентрично, если можно уподобить его психологической ситуации человека. Музейный экспонат всегда будет говорить - вот он я, обратите на меня внимание, вы же за этим сюда и пришли.


В этом смысле он всегда будет проигрывать дереву, птице, звезде. Он всегда будет немного пошл, даже если это - Джиоконда, немного "провинциален", кричащ, наивно зазывающ. Народные песни или стихи - не зазывают, но служат.


В этом смысле они никогда не несут на себе черты неуловимой безвкусицы, которая всегда сопровождает яканье, будь то человек или предмет, пытающийся обратить на себя внимание, зазвать, поставить себя в центр мира.


Иконы, предметы культа, а также ритуала, наряду с народным искусством также не обладают наивной и ограничивающей зазывностью, ибо служат большему, чем они сами.


Стихи Рильке, например, вполне анонимны и неэгоцентричны, ибо указывают не на самих себя, но являются проводниками к неизреченным смыслам.
К анонимности же тяготел Элиот, Рильке, у нас Кузьмин, до какой-то степени Заболоцкий.


Воробей, голубь, волк, раковина принципиально тяготятся музеем. Они иконичны - сквозь них просвечивает вся Вселенная. Даже в краеведческом они выглядят, словно разрезанные смыслом надвое, понимаешь, что им там не место.


Вещи должны быть включены в мерцание большого мира, в котором они играют функциональную роль, тогда они живы и открыты на весь мир. Тогда они этот мир питают.


Условие - функциональная скромность вещи. Она-то и ставит ее в действительный центр мира, который на самом деле - везде.


Но не в музее, где он создан концептуально, а потому блокирован для бытия.



Другие статьи в литературном дневнике: