Андрей Тавров

Николай Сыромятников: литературный дневник


*
РАЗГОВОР С НИКОЛОЙ ФАУСТОМ О НЕКРАСОВЕ
И ДЕВЯТИ СПОСОБАХ ВИДЕТЬ УТКУ
*
*
Люблю подмосковные платформы. Особенно пустые.


- Почему в 21 веке перестали слышать Блока, Фета и Некрасова? – спросил я у Николы Фауста.


- Представь себе утку, - отозвался мой собеседник.


- При чем тут утка?


- Представь себе утку, - повторил нетерпеливо Никола. – Вот она летит над озером. Ты ее видишь. С какой планеты ты ее видишь? Лишь с той, на которой сейчас находишься сам. Ты видишь ее в свете качеств той планеты, на которой сейчас стоишь, а точнее говоря, сквозь сияние качеств планеты на которой ты сейчас пребываешь.


- Какой планеты? - спросил я. – При чем тут утка и планеты? Я о Некрасове спрашиваю.


- Ты слишком суетлив и пропускаешь главное, - констатировал Фауст. – Вспомни восхождение Данте по планетам в «Рае». Это путешествие сопровождалось коррекцией его духовного зрения, которое становилось все утонченнее и мощнее от планеты к планете. Органы духовного восприятия путешественника претерпевали метаморфозу – от видения самого грубого и наличного в вещах до их божественного сияния.


Я задумался.


- Духовные планеты расположены внутри нас, ведь так? - спросил я.


- Именно, - отозвался Никола, с сожалением глядя на меня. На лице его отразилась готовность мученика все претерпеть ради достижения правды.


- И мне не надо никуда лезть во внешнем пространстве…


- Не надо, - вздохнул Никола.


- Но, находясь на своей внутренней Луне, я буду видеть обыкновенную утку в свете качеств Луны. Я буду видеть ее загадочной, окруженной волшебством лунного света, таящего в себе нестерпимую и ускользающую красоту. Юнг писал об этом.


- Так-так, - с некоторым тоскливым скепсисом, возникшем вслед за упоминанием имени великого психоаналитика, произнес Фауст. – О чем он только не писал, - добавил Никола как мне показалось, не по теме.


- А с внутренней Венеры я буду видеть ее в сиянии красоты и влечения, эроса.. С Солнца мне откроется ее бесконечная гармония и бесценность ее жизни. С Юпитера я увижу ее, пронизанную лучами сострадания и звучащую, как изначальный звук любви.
А с Нептуна я восприму утку как воплощение премудрости мира, непостижимой и бездонной, от прикосновения к которой непроизвольно льются слезы, и я вижу невыразимое лицо Софии просвечивающее сквозь ее крылья. И в Эмпирее и после него…


- Ну-ну, - подбодрил меня Фауст, глядя на меня немного насмешливо, но с интересом.


- … там я увижу ее как тонущую и растворяющуюся в Изначальном, бесформенном, неописуемом и всему дающем жизнь Творце, которого «не видел никто никогда».


- Ну вот, и Иоанн пошел в дело, - улыбался Никола. – Не люблю я цитат, доверительно сообщил он мне.


- Так что Некрасов? - спросил я уже почти зная ответ, ощутив, что стою на пороге разгадки.


- Способов видеть утку большое количество, - сказал Никола. - И это будут разные утки для разного восприятия. Охотник увидит в ней дичь. Повар - еду. Влюбленный – ангела. Мудрец увидит ее как воплощение благодатного света. А пробужденный – весь сияющий мир. А кто-то, глубокий, возможно будет созерцать в ней живое присутствие Бога. Вспомни, как менялось зрение и слух у Данте, пока он восходил. Так вот, дело в том, что все они – от повара ресторана до мудреца - стоят на разных духовных планетах, или на разных ступеньках внутреннего развития, и поэтому видят и слышат по- разному. Знаешь ли ты, что каждый век глух и слеп по-своему?


- Я где-то даже писал об этом, - ответил я. Я сильно разволновался.


- Так вот, в каждое столетие какие-то планеты людьми игнорируются, словно выпадают из зрения, из интервала жизни, которая этим людям сегодня интересна.


- Блок, Некрасов и Фет – чтобы их воспринять, нужен интервал звука и зрения, свойственного Нептуну и Юпитеру, потому что они создавали свои вещи в творческом сиянии этих планет. В 21 веке эти планеты в душе не прослушиваюся. Они попадают в слепое пятно, не востребованы. Интересны Земля и Луна. Ну, еще Меркурий и совсем немного Венера. Ты понимаешь: Рацио, Тело, Интеллект, Секс, - вот что сейчас в цене. - поморщился Фауст. – Впрочем, и на них есть отсвет тех, что выше… - непонятно пробормотал он. – Вообще-то, можно не называть их планетами, продолжал он бормотать, идя по безлюдной железнодорожной платформе, - можно называть это уровнем вибраций, на котором ты действуешь. Вообще-то все они прекрасны, нет плохих и хороших, если они в единстве. В общем, мы оглохли и ослепли по отношению к вибрациям Фета и Блока. Ни черта не слышим. Это как сахар без вкуса. Делаем вид, что понимаем, а видим фигу, - внезапно вдохновенно и громко резюмировал Никола.


Подошла электричка, и Никола, махнув рукой, скрылся в вагоне и поехал в свой подмосковный город. А я долго стоял на платформе и соображал, что же теперь делать? И еще я думал, что будет, если активировать в себе свет и качества всех планет, как это сделал Данте?


Каково будет тогда мое зрение, слух? Как будет тогда выглядеть наш мир?


Мне было обидно за себя и за Блока.


И тут я увидел утку.


Она внезапно расслоилась на восходящий ряд параллельно летящих птиц. Она летела и сияла. Она была многосоставна и прекрасна. Она знала про меня все.


И я знал теперь все не только про нее, но и про Беатриче, Данте, муравья, про любой подорожник и любую соплю на дороге.


Я знал про Блока и Некрасова, и я бежал за уткой и кричал: только не улетай!


Все что угодно, только не улетай! Она обернулась ко мне и улыбнулась.


Она улыбалась и пела: «под крылом самолета о чем-то поет…» Потом она улетела.

Не думаю, что мой рассказ кто-то поймет.


Уверен, что писал, сам не знаю, для чего. Есть такая правда, что хуже любой неправды. Излагать ее – занятие для дураков.


Впрочем, не в силе констей восхощет, ниже в лыстех мужеских благоволит.



Другие статьи в литературном дневнике: