О пользе равнодушия...Человеку свойственно свою энергию любви или жалости распространять на того, кто тебе ближе и красивее. В этом смысле и за европейцев мы переживаем сильнее — это же «благополучная Европа». Узнав про теракт в Египте, я испытал шок: сначала взрыв в мечети, потом расстрел выбегающих оттуда женщин и детей — это чудовищно и страшно. Мое чувство шока было не меньше, чем после теракта в Ницце. И мне неважно, где и с кем это происходит. Важно, что и там, и там люди погибли несправедливой чудовищной смертью. Несправедливая смерть — то, что обрывает человеческую жизнь вдруг и неожиданно — это самое важное. Слово «трагедия» я бы вообще называл в паре со словом «несправедливость». Трагедия вместе с несправедливостью бьет сильнее. По прошествии многих лет справедливость может не укладываться в голове: мы годами можем задаваться вопросом «Почему? Почему с ними это случилось?» Но когда человек скорбит — это его личное, интимное чувство. И это не делается во всеуслышание. А когда один человек учит другого, как правильно переживать и скорбеть, он тем самым преследует единственную цель — он хочет говорить про себя. Ему безразлично, слушают его или нет. Он просто говорит: «Посмотрите, какой я хороший, жалостливый, справедливый: я плачу, а вы нет». Это по большому счету истерическая симптоматика, человек просто демонстрирует: я — вот такой! Еще работая в «Известиях», я написал колонку о том, что не надо праздновать День города в годовщину теракта в Беслане. Но главный редактор не захотел ее ставить. Он перезвонил мне с вопросом: «Сколько, Андрей Георгиевич, мы будем об этом еще вспоминать?!» Да всю жизнь. Каждое первое сентября будет напоминать нам о Беслане. Это одна из тех трагедий, которые, как, например, 11 сентября, навсегда останутся в истории человечества. Однако, если вспоминать каждую большую трагедию, у нас весь год превратится в поминки. И нужно ли воспитывать в себе переживание о трагедиях — большой вопрос. Дело в том, что равнодушие по отношению к каким-то событиям не всегда идет с отрицательным знаком. Равнодушие — это защитный механизм вытеснения. Представьте себе хирурга или патологоанатома: если он будет сопереживать каждому трупу на столе, он сойдет с ума. Поэтому он просто приходит на работу, перед ним лежит труп, он моет руки, съедает яблоко — в этой же комнате! — и только потом приступает к делу. Потом приходит домой, выпивает с друзьями, профессионально разделывает тушку кролика. У него в голове есть специальное реле, он умеет отключаться. И не думать о погибшей 18-летней девушке, тело которой с утра поступило к нему в морг. То, что мы часто принимаем за равнодушие, позволяет нам сберечь психику. Хорошо, когда нам напоминают о каких-то годовщинах. Но мы не можем помнить об этом каждую минуту, иначе жизнь превратится в ад. Так что я не стал бы ругать тех, кто не скорбит по каждому поводу. Андрей Бильжо © Copyright: Лира Югорская, 2021.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
