***

Сан-Торас: литературный дневник

у Никиты Михалкова солнечный удар
Дмитрий Нечаенко
Когда-то Максим Горький, пытаясь защитить от расстрелов в ЧК русских интеллигентов, написал в письме Ленину, что интеллигентов нужно беречь, потому что «интеллигенция - это мозг нации». В ответ, в письме от 15 сентября 1919 г. Ильич сказал как отрезал: «Ваши интеллигентики - это лакеи капитала, мнящие себя мозгом нации. На самом деле это не мозг, а говно». (В.И. Ленин. Полн. собр. соч. М.: изд-во политической литературы, 1978. Т. 51, стр. 49). Как в воду глядел вождь «пролетарской революции». Начиная с Михаила Хераскова, Александра Сумарокова, Ивана Елагина, Николая Новикова, Семёна Гамалеи, Александра Радищева, а затем декабристов, одиозная русская интеллигенция в поисках смысла жизни шарахалась в какие угодно стороны и норы - масонские ложи, спиритические кружки, теософские и антропософские братства, подпольные революционные банды типа «народовольцев», декадентские салоны вроде «башни Вячеслава Иванова», кадетские, эсеровские и социал-демократические партии. Не хватило ей только интеллекта (то есть ума) дойти до православного храма и упасть в ноги Христу, чтобы замолить свои кровавые злодейства и грехи.


Только что с помпой прошла премьера фильма Никиты Михалкова «Солнечный удар», где «великий режиссёр всея Руси» наряду с адюльтером одной скучающей дамочки и п . здостраданиями смазливого поручика воспроизвёл на киноплёнке фрагменты бунинского дневника «Окаянные дни». В телерепортажах из кинотеатров показали снятые крупным планом залитые слезами лица благодарных зрителей этой полуразвесистой клюквы. Восторги хлещут через край: «Обожаю прозу Бунина! Бунин гений! Он всё увидел и описал, как настоящий пророк!» Никому и в голову не приходит, что Иван Алексеевич Бунин, пока жареный большевицкий петух его в одно место не клюнул, очень даже кокетливо заигрывал с этими самыми большевиками, поскольку идейно воспитан был своим родным братом. В 1912 г. в интервью газете «Голос Москвы» Бунин сообщил: «Теперь тяготею больше всего к социал-демократии, хотя сторонюсь всякой партийности» (Бунин И.А. Собр. соч. в 9-ти тт. М., 1965-1967. Т. 9, стр. 541). Социал-демократические взгляды возникли у Бунина не с бухты-барахты. Исключённый в 1886 г. из Елецкой гиманазии за неявку с каникул и неуплату за обучение, Бунин прошёл домашний курс обучения под руководством старшего брата Юлия, революционера-народника, активного деятеля «Чёрного передела». За революционную пропаганду среди студентов Юлий Бунин весной 1881 г. был исключён из Московского университета и выслан из Москвы. Чему недоучившийся студент мог научить недоучившегося гимназиста, представить нетрудно. В 1899 г. с группой единомышленников-социалистов Юлий Бунин основал журнал «Начало», где печатались статьи Г.В.Плеханова и В.И.Ленина. А 2 марта 1918 г. в самом начале дневника «Окаянные дни» Иван Алексеевич Бунин написал о Ленине: «О, какое это животное!» Запоздалое прозрение, что и говорить.

В речи, произнесённой перед русскими эмигрантами в Париже 16 февраля 1924 г., И.А.Бунин сказал о «вожде мирового пролетариата» очень проникновенные слова: «Ленин – это выродок, нравственный идиот от рождения, в самый разгар своей деятельности он явил миру нечто чудовищное, потрясающее: он разорил величайшую в мире страну и убил несколько миллионов человек – и всё-таки мир уже настолько сошёл с ума, что среди бела дня спорят, благодетель он человечества или нет? На своём кровавом престоле Ленин стоял уже на четвереньках и когда английские фотографы снимали его, он поминутно высовывал язык! Сам нарком здравоохранения Семашко брякнул сдуру во всеуслышание, что в черепе этого нового Навуходоносора нашли зелёную жижу вместо мозга! На смертном столе в своём красном гробу Ленин лежал, как пишут в газетах, с ужаснейшей гримасой на серо-жёлтом лице. Когда узнаёшь, что град святого Петра переименовывается в Ленинград, то охватывает поистине библейский страх не только за Россию, но и за Европу». Хотел бы я спросить прославленного нобелевского лауреата после этой зажигательной речи: «Где же Вы раньше-то были со своими обличительными филиппиками, Иван Алексеевич? Не Вы ли всего за несколько лет до большевицкого переворота сочинили повесть «Деревня», где в «образе» неких сёл под говорящими названиями Дурновка и Чёрная Слобода вывели весьма мрачную и безотрадную картину «тёмной, отсталой» России: «Бури и ледяные ливни, дни, похожие на сумерки, грязь, усеянная мелкой жёлтой листвой, необозримые пашни и озими вокруг Дурновки и без конца идущие над ними тучи опять ТОМИЛИ НЕНАВИСТЬЮ К ЭТОЙ ПРОКЛЯТОЙ СТРАНЕ, где восемь месяцев метели, а четыре – дожди, и где за нуждой приходится идти на варок или в вишенник».

Всегда, с самого момента зарождения нашей так называемой «интеллигенции» Россия была для неё не святой Русью, не родиной-матерью, а «проклятой страной» (нынешние либерасты выражаются помягче, они говорят «эта страна»). Да что уж там недоучившийся в гимназии Бунин, когда даже блестяще окончивший Санкт-Петербургский Императорский университет, рафинированный эстет Александр Блок в октябре 1905 года в Петербурге охотно принял участие в революционной демонстрации и нёс во главе её красный «кровавый флаг» - почти как Исус Христос в финале поэмы «Двенадцать». В письме к Василию Розанову (нашёл кому расхваливать революционный террор!) от 20 февраля 1909 г. Блок написал: «Сам я не террорист уже по тому одному, что литератор. Как человек, я содрогнусь при известии об убийстве любого из вреднейших государственных животных, будь то Плеве, Трепов или Игнатьев. И, однако, так сильно коллективное озлобление и так чудовищно социальное неравенство положений – что Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НЕ ОСУЖДАЮ ТЕРРОРА. Ведь правда всегда на стороне «юности». Современная русская государственная машина есть, конечно, гнусная, слюнявая, вонючая старость: семидесятилетний сифилитик, который пожатием руки заражает здоровую юношескую руку. Революция русская в её лучших представителях – юность с нимбами вокруг лица. Ведь это ясно, как Божий день». В письме к матери от 13 апреля 1909 г. Блок написал ещё нечто похлеще: «Несчастны мы все, что наша родная земля приготовила нам такую почву – для злобы и ссоры друг с другом. Все мы живём за китайскими стенами, полупрезирая друг друга, в то время как ЕДИНСТВЕННЫЙ ОБЩИЙ ВРАГ НАШ – РОССИЙСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ И ЦЕРКОВНОСТЬ. НАДО СОВСЕМ НЕ ЖИТЬ В РОССИИ И ПЛЮНУТЬ В ЕЁ ПЬЯНУЮ ХАРЮ». А ведь и Бунин, и Блок - далеко не самые худшие представители нашей проклятой интеллигенции. Нельзя забывать, что Февральскую революцию 1917 года в припадке самоубийственной эйфории приняла с восторгом вся (за редчайшим исключением) русская интеллигенция, включая членов правящей династии. Великие князья Кирилл Владимирович и Николай Михайлович весело разгуливали по Петербургу с красными бантами на груди. А потом униженно сидели среди прочих посетителей в приёмной Керенского, дожидаясь, когда их соизволит принять этот отпетый прощелыга и масон, ставленник мировой закулисы.

А что же сам «великий режиссёр Всея Руси», снявший слезоточивый блокбастер «Солнечный удар»? Как он вёл себя совсем недавно, в эпоху брежневского «застоя» и в смутное время ельцинской власти, ельцинского самодурства? Вёл он себя по-интеллигентски образцово. В 1978 году благодаря протекции своего отца (влиятельного чиновника, председателя Союза писателей России) Никита Михалков стал лауреатом премии Ленинского комсомола, а 7 декабря 1993 года - спустя всего два месяца после расстрела Российского парламента - смиренно принял в Кремле из рук Ельцина Государственную премию за вполне посредственный кинофильм «Урга». 21 октября 1995 года в Кремле Ельцин вручил Никите Михалкову орден «За заслуги перед Отечеством 3-й степени». Тут не грех вспомнить о том, что когда в 1998 г. Ельцин наградил А.И.Солженицына Орденом Святого Апостола Андрея Первозванного, писатель публично отказался от такой сомнительной чести, мотивируя своё решение тем, что не может принять высшую государственную награду от власти, повинной в сознательном разорении этого самого государства. За все триста с лишним лет, со времени учреждения в 1698 г. Петром I данного ордена, такого никогда не случалось. Оно и понятно. Автору книги «Россия в обвале», где оголтелое ельцинское головотяпство в управлении страной предстаёт во всей красе, было, по-видимому, стыдно идти против своей совести. Чудак-человек, ничего ведь ему не стоило приехать в Кремль и выслушать в свой адрес льстивые панегирики «ельциноидов». Не в пример Солженицыну Никита Михалков - типичный российский интеллигент. Ему что ни лей в глаза - всё Божья роса.

Ни для кого не секрет, что своей карьерой и своим нынешним благополучием режиссёр Михалков целиком обязан своему отцу - трижды лауреату Сталинских премий, автору не только непревзойдённого поэтического шедевра «Дядя Стёпа милиционер», но и Советского гимна, и подхалимских стишков, прославляющих «великого вождя народов». Не будь старший Михалков изворотливым партийным функционером и любимчиком Сталина, Хрущёва и Брежнева, не видать бы «великому режиссёру», как своих ушей, ни «элитной» дачи на Николиной горе, ни поступления в недоступные в то время для простых смертных Щукинское училище и ВГИК, ни кинематографической карьеры. Казалось бы, из чувства простой человеческой благодарности к Сталину, который дал клану Михалковых бесплатную путёвку в жизнь, не должен был бы «великий режиссёр» в комплоте с демокрастами-либерастами обливать помоями Иосифа Виссарионовича. Но не тут-то было. Российский интеллигент всегда идёт в авангарде политического процесса: когда страшно даже открыть рот для критики власть имущих, он молчит как рыба, а когда сверху спущена директива «покритиковать» - он тут как тут. В кинотрилогии «Утомлённые солнцем», в очередной раз пересмотрев свои политические взгляды, режиссёр Михалков ничтоже сумняся обгадил Сталина, как только смог. Обгадил, правда, бездарно и пошло, особенно во второй части трилогии - фильме «Предстояние». Обгадил за смешные по понятиям нынешней интеллигенции деньги - всего за какие-то 40 миллионов долларов. Такой мелочи хватит разве только на то, чтобы пару-тройку раз потусоваться на кинофестивалях в Каннах и Венеции да съездить в Голливуд поглядеть, как тамошним звёздам оскары вручают. Единственный настоящий кинорежиссёр постсоветской России Алексей Балабанов как-то сказал в интервью: "Я кино не снимаю - я кино думаю". У Михалкова всё наоборот. И яркое подтверждение этому - как раз блокбастер "Предстояние". В этом ужасающем по своей пошлости и безвкусице кино «бесстрашный» комдив Котов (его роль исполняет сам Михалков) елозит бедолагу Сталина фейсом по бисквитному торту с диким душераздирающим криком испугавшегося неминуемого возмездия труса. Чуял, видно, нутром вдохновенно вжившийся в образ по системе Станиславского Никита Сергееевич, что возмездие за эту мерзкую кинокартинку для него неотвратимо - не на этом, так на том свете. Впрочем, ничего нового Михалков тут не изобрёл. Лягать мёртвого льва (как осёл в известной басне Крылова) дело нехитрое. Не случайно же с бюджетом в 40 миллионов долларов фильм «Предстояние» стал самым дорогим и самым провальным в истории российского кино.

Со Сталиным и нежной любовью к нему российской интеллигенции вообще интересное кино получается. Какими только помоями и грязью ни обливали нынешние либерасты, начиная с 1990-х годов, Шолохова, Твардовского, Исаковского, Смелякова или Симонова за их славословия «вождю народов». Досталось даже бедолаге Булгакову за его действительно бездарную и конъюнктурную пьесу «Батум», где царь Николай II представлен умственноотсталым мракобесом и самодуром, а молодой и горячий революционер Джугашвили - несгибаемым борцом за свободу и независимость пролетариата. В связи с этим хочу напомнить нынешним либерастам, что многолетнюю эстафету стихотворного «культа личности» в советской поэзии первым открыл не кто иной, как почётный нобелевский лауреат Борис Пастернак. По свидетельству его знакомых и коллег по писательскому цеху (Надежды Мандельштам, Александра Фадеева, Корнея Чуковского, Ильи Эренбурга) он «просто бредил Сталиным». Поэтому и опубликовал 1 января 1936 года в газете «Известия» свои верноподданнические панегирики любимому вождю. Вот отрывок одного из них:


… А в те же дни на расстоянье
За древней каменной стеной
Живёт не человек — деянье:
Поступок, ростом с шар земной.


Судьба дала ему уделом
Предшествующего пробел.
Он — то, что снилось самым смелым,
Но до него никто не смел.


За этим баснословным делом
Уклад вещей остался цел.
Он не взвился небесным телом,
Не исказился, не истлел.


В собранье сказок и реликвий,
Кремлём плывущих над Москвой,
Столетья так к нему привыкли,
Как к бою башни часовой.


Но он остался человеком
И если, зайцу вперерез
Пальнёт зимой по лесосекам,
Ему, как всем, ответит лес.


И этим гением поступка
Так поглощён другой - поэт -
Что тяжелеет, словно губка,
Любою из его примет.


Как в этой двухголосной фуге
Он сам ни бесконечно мал,
Он верит в знанье друг о друге
Предельно крайних двух начал.


Абракадабра, что и говорить, жуткая. Я, например, прочёл раз десять, но так ничего и не понял - особенно про «зайца вперерез». Хотя нет, кое-что понял. Понял про нашу пресловутую «интеллигенцию». Лизать задницу начальству можно, как известно, несколькими способами. Можно делать это угрюмо, поневоле, из-под палки, от страха потерять работу или выгодную должность. Можно - застенчиво, скромно, почти нехотя, запинаясь и краснея от смущения. Лучшие представители нашей интеллигенции на примере Пастернака всегда делают это виртуозно, изобретательно, вдохновенно, искренне - как говорится, с огоньком! У Пастернака Сталин не просто чудо-великан, Гулливер в стране лилипутов, «гигант мысли и отец русской социал-демократии» («ростом с шар земной»). Сталин у Пастернака - былинный богатырь, Илья Муромец и витязь в тигровой шкуре в одном флаконе - «он — то, что снилось самым смелым». Но не был бы Борис Леонидович типичным представителем российской интеллигенции, если бы остановился только на этом робком словоблудии. Сталин у него - святее всех святых, включая живым вознёсшегося к престолу Господа библейского пророка Илию - «он не взвился небесным телом, не исказился, не истлел». Все святые пророки, мученики и их мощи, по Пастернаку, естественно, исказились и истлели, а вот Иосиф Виссарионович - нет. Иосиф Виссарионович, оказывается, вообще равен Господу Богу - он вовсе не сын бедного сапожника из Гори, он даже никогда не рождался, а был всегда и будет всегда, ведь «столетья так к нему привыкли»… Ну, и особенно умиляет, конечно, последний, заключительный пастернаковский подлиз сталинского афедрона, когда будущий нобелевский лауреат застенчиво и кротко говорит о себе в третьем лице - дескать, я, поэт, полное ничтожество, пыль земная, червь, ведь я так «бесконечно мал» по сравнению с кремлёвским великаном-гением, который «ростом с шар земной». На месте Сталина я бы принял это за злую издёвку и сослал её автора вслед за Мандельштамом в Чердынь или на Колыму. Ведь (как тогда, так и теперь) всем известно, что ростом Иосиф Виссарионович не вышел, был приземист и низкоросл. Кроме того, Сталин имел различные телесные дефекты: сросшиеся второй и третий пальцы на левой ноге, лицо в оспинах. В детстве, когда ему было 7 лет, его на улице в Гори сбил фаэтон, в результате чего он получил сильную травму руки и ноги. После этого у него на всю жизнь левая рука осталась короче правой и плохо сгибалась в локте. Одним словом, величать его после всего этого могучим былинным богатырём «ростом с шар земной» мог только или болван (каким нобелевский лауреат, конечно, не был) или трусливый и грубый льстец, каких среди нашей интеллигенции во все времена было пруд пруди.


Можно понять Осипа Мандельштама, написавшего хвалебную «Оду» Сталину в 1937 году - спустя 4 года после известной и неумной своей эпиграммы про «кремлёвского горца». Загнанный в угол чекистской слежкой Осип Эмильевич спасал свою жизнь. Пастернак же во все времена, даже в годы пресловутой «травли» за публикацию в Италии «Доктора Живаго» (крайне посредственного романа), жил припеваючи рядом с Третьяковской галереей в Лаврушинском переулке (приказ о строительстве этого «буржуйского» дома для писателей отдал сам Сталин) и на «элитной» (как теперь принято выражаться) даче в Переделкино. Можно понять Ахматову, опубликовавшую в 1950 г. в журнале «Огонёк» восхваляющие Сталина стихи. В то время её сын, выдающийся историк-этнолог Лев Николаевич Гумилёв отбывал очередной, четвёртый по счёту тюремный срок. Вот эти стихи:


И Вождь орлиными очами
Увидел с высоты Кремля,
Как пышно залита лучами
Преображённая земля.


И с самой середины века,
Которому он имя дал,
Он видит сердце человека,
Что стало светлым, как кристалл.


Своих трудов, своих деяний
Он видит спелые плоды,
Громады величавых зданий,
Мосты, заводы и сады.


Свой дух вдохнул он в этот город,
Он отвратил от нас беду, —
Вот отчего так твёрд и молод
Москвы необоримый дух.


И благодарного народа
Вождь слышит голос:
«Мы пришли
Сказать, — где Сталин, там свобода,
Мир и величие земли!»


В то же время трудно понять Ахматову, когда она не только исключила эти стихи после смерти Сталина из своих книг, но и написала свою антисталинскую эпиграмму под заглавием «Защитникам Сталина»:


Это те, что кричали: «Варавву
Отпусти нам для праздника!», те
Что велели Сократу отраву
Пить в тюремной глухой тесноте.


Им бы этот же вылить напиток
В их невинно клевещущий рот,
Этим милым любителям пыток,
Знатокам в производстве сирот.


При всей виртуозности исполнения логики здесь нет никакой. «Отпусти нам Варавву (разбойника), а Иисуса распни! Пусть кровь его будет на нас и на детях наших!» - дружным хором орали перед резиденцией Пилата, как известно, иудеи накануне празднования своего пейсаха. При чём же тут «защитники Сталина» и он в том числе? Взаимная и жгучая, мягко говоря, неприязнь советских (да и нынешних) евреев и Иосифа Виссарионовича известна и в комментариях не нуждается. Кроме того, следуя ахматовской логике, «этот же напиток» (то есть смертельный яд цикуты) надо было влить и в Зою Космодемьянскую, которая за несколько мгновений до казни, с петлёй на шее, прокричала немецким фашистам с эшафота: «Сталин с нами! Сталин придёт!» За эти слова фашисты после казни надругались над её девичьим телом. Фотоснимок изуродованного фашистами тела Зои Космодемьянской с петлёй на шее опубликован в газете «Правда» 27 января 1942 г. «Этот же напиток», по логике Ахматовой, следовало влить и в легендарного маршала Великой Отечественной войны К.К.Рокоссовского. По свидетельству главного маршала авиации А.Е.Голованова, в 1962 г. Хрущёв предложил Рокоссовскому написать «почерней да погуще» статью против Сталина. Рокоссовский на это ответил: «Никита Сергеевич, товарищ Сталин для меня святой», - и на кремлёвском банкете не стал чокаться с Хрущёвым. На следующий день Хрущёв подписал указ о снятии Рокоссовского с должности заместителя Министра обороны СССР. «Этот же напиток», следуя логике Ахматовой, следовало влить также и в маршала Голованова, и в тысячи других ветеранов Великой Отечественной войны, которые, следуя его примеру, отказались от предложения Хрущёва сдать свои медали с изображением Сталина на переплавку.


Короче говоря, уж больно скоропалительно присоединилась Ахматова к общему хору хулителей былого кумира и вождя. Судя по всему, запамятовала Анна Андреевна некоторые знаменательные факты своей биографии. Когда 23 октября 1935 г. в Ленинграде были арестованы Лев Гумилёв и Николай Пунин, Ахматова поехала в Москву хлопотать за гражданского мужа и сына. 31 октября она передала в кремлёвский секретариат письмо Сталину, в котором написала: «Арест двух единственно близких мне людей наносит мне такой удар, который я уже не могу перенести. Я прошу Вас, Иосиф Виссарионович, вернуть мне мужа и сына, уверенная, что об этом никогда никто не пожалеет» (Дёмин В.Н. Лев Гумилёв. М.: Молодая гвардия, серия «ЖЗЛ», 2007, стр. 56-57). Сталин прочёл это письмо в тот же день и написал на нём резолюцию: «товарищу Ягоде. Освободить из под ареста и Пунина, и Гумилёва и сообщить об исполнении. И. Сталин» (Дёмин В.Н. Стр. 57). Обоих арестантов тут же отпустили из тюрьмы на свободу - прямо среди ночи, даже не дожидаясь утра. Забыла, видно, Анна Андреевна и о том, как осенью 1941 года её, тяжело больную, по личному приказу Сталина вывезли на самолёте из блокадного Ленинграда и эвакуировали в безопасный и благополучный Ташкент. Поэту не меньшего таланта Ольге Берггольц повезло меньше. В родном Петербурге она чудом пережила все 900 дней блокады, во время которой похоронила умершего от голода мужа. Ещё меньше повезло ленинградцам, которых за два с половиной года блокады погибло, по разным данным, от 600 тысяч до 1 500 000 человек. Только 3 % из них погибли от бомбёжек и артобстрелов. Остальные 97 % умерли от голода. Американский историк и политолог Майкл Уолцер в одной из своих книг написал: «В блокаду Ленинграда погибло больше мирных жителей, чем в аду Гамбурга, Дрездена, Токио, Хиросимы и Нагасаки вместе взятых» (Walzer Michael. Just and Unjust Wars: A Moral Argument with Historical Illustrations. New-York, 1977, р. 160). Во время блокады служащие и воины, не находившиеся на передовой, получали по карточкам в сутки 125 граммов хлеба, хлебом который можно назвать разве что условно. В связи с голодом в городе было немало убийств с целью людоедства. В декабре 1941 года за подобные преступления были привлечены к уголовной ответственности 26 человек, в январе 1942 года — 336 человек, за две недели февраля 1942 года - 494 человека (Блокада Ленинграда в документах рассекреченных архивов. М: АСТ, 2005, стр. 679-680). Ничего этого благодаря ужасному «кремлёвскому горцу» с «тараканьими усищами» Ахматова, к счастью, не увидела. Но такова уж особенность нашей треклятой интеллигенции - не испытывать чувства благодарности ни к Господу Богу, ни к спасавшим её людям. Ни к кому, кроме себя любимой. Нельзя забывать также о том, что кроме немецких и финских фашистов в блокаде Ленинграда приняли активное участие добровольцы из Испании («Голубая дивизия») и военно-морские силы Италии. За время существования «Голубой дивизии» в её боевом составе побывало боее 50 тысяч добровольцев-испанцев. Добровольцев - потому что формально каудильо Франко побоялся объявить войну СССР и заявил о «вооружённом нейтралитете» Испании. За время боёв под Ленинградом «Голубая дивизия» потеряла убитыми 4957 солдат и офицеров и 372 испанца попали в плен. Все они в 1954 г. благополучно вернулись в Испанию. Не обошлось в случае с испанскими вояками и без курьёзов. Дисциплина у них изрядно хромала. По пути в Россию, в Польше испанские солдаты часто бегали в самоволку к гостеприимным полячкам в штатской одежде. И тогда их исправно задерживало гестапо, поскольку из-за своей внешности (жгучие брюнеты) они были похожи на евреев. Боевые товарищи освобождали их как правило после перестрелки с немцами (см.: шеф бюро испанского агентства новостей «EFE» Мигель Фернандэс Бас о «Голубой дивизии» http://www.echo.msk.ru/programs/victory/703276-echo/).


Об итальянских макаронниках-вояках, воевавших против России в комплоте с гитлеровскими фашистами, лучше всего написали наши поэты. Вот стихотворение Михаила Светлова «Итальянец», написанное в 1943 году.


Чёрный крест на груди итальянца,
Ни резьбы, ни узора, ни глянца,-
Небогатым семейством хранимый
И единственным сыном носимый...


Молодой уроженец Неаполя!
Что оставил в России ты на поле?
Почему ты не мог быть счастливым
Над родным знаменитым заливом?


Я, убивший тебя под Моздоком,
Так мечтал о вулкане далёком!
Как я грезил на волжском приволье
Хоть разок прокатиться в гондоле!


Но ведь я не пришел с пистолетом
Отнимать итальянское лето,
Но ведь пули мои не свистели
Над священной землёй Рафаэля!


Здесь я выстрелил! Здесь, где родился,
Где собой и друзьями гордился,
Где былины о наших народах
Никогда не звучат в переводах.


Разве среднего Дона излучина
Иностранным учёным изучена?
Нашу землю - Россию, Расею -
Разве ты распахал и засеял?


Нет! Тебя привезли в эшелоне
Для захвата далёких колоний,
Чтобы крест из ларца из фамильного
Вырастал до размеров могильного...


Я не дам свою родину вывезти
За простор чужеземных морей!
Я стреляю - и нет справедливости
Справедливее пули моей!


Никогда ты здесь не жил и не был!..
Но разбросано в снежных полях
Итальянское синее небо,
Застеклённое в мёртвых глазах.


У поэта Юрия Кузнецова есть стихотворение «Петрарка». В качестве эпиграфа к нему он взял фрагмент письма Франческо Петрарки, где «величайший гуманист Проторенессанса» (так пишут в энциклопедиях) с брезгливостью жалуется, что грязные и плохо одетые русские рабы портят вид Венеции и позорят её перед иностранными купцами.


«... И вот нескончаемая вереница подневольного люда того и другого пола наводнила этот прекраснейший город своими скифскими рожами и беспорядочным разбродом подобно тому, как неистовый поток мутит чистейшую реку. Не будь они своим покупателям милее, чем мне, не радуй они их глаз больше, чем мой, не теснилось бы это мерзкое бесславное племя по здешним узким улицам, не удручало бы неприятными встречами приезжих, привыкших к красивым лицам, а в глубине своей Скифии вместе с худой и бледной нищетой среди каменистого поля рвало бы зубами и ногтями свою скуднyю полынь. Впрочем, об этом довольно».


(Ф.Петрарка. Из письма Гвидо Сетте, архиепископу Генуи, 1367 г., Венеция)


Так писал он за несколько лет
До священной грозы Куликова.
Как бы он поступил - не секрет,
Будь дана ему власть, а не слово.


Так писал он заветным стилом,
Так глядел он на нашего брата.
Поросли эти встречи быльём,
Что его омрачало когда-то.


Как никак шесть веков пронеслось
Над небесным и каменным сводом.
Но в душе гуманиста возрос
Смутный страх перед скифским разбродом.


Как магнит потянул горизонт,
Где чужие горят палестины.
Он попал на воронежский фронт
И бежал за дворы и овины.


В сорок третьем на лютом ветру
Итальянцы шатались как тени,
Обдирая ногтями кору
Из-под снега со скудных растений.


Он бродил по тылам словно дух,
И жевал прошлогодние листья.
Он выпрашивал хлеб у старух -
Он узнал эти скифские лица.


И никто от порога не гнал,
Хлеб и кров разделяя с поэтом
Слишком поздно других он узнал.
Но узнал. И довольно об этом.


Вспоминая все эти изгибы, повороты и «уключины» совсем недавней европейской истории, я невольно думаю опять-таки о нашей пресловутой интеллигенции. Почему они, все эти улицкие, лунгины, звягинцевы, сокуровы, михалковы&кончаловские и проч. с таким вожделением прутся на Запад, где ни итальянцы, ни испанцы, ни французы, ни немцы их никогда не признают «своими» и себе равными? Прутся на фестивали в Канны, Берлин, Сан-Себастьян и Венецию, униженно выклянчивая там себе хоть какой нибудь приз или премию. Не «за лучший сценарий» - так хоть за лучший монтаж, макияж или холуяж. Неужто не понятно тому же Михалкову, что как бы в угоду либерастам всех мастей и сексуальных ориентаций он не поливал дерьмом историю собственной страны и её бывших вождей, никогда и ни при каком подхалимаже его не пустят в свой круг никакие спилберги, поланские и вуди аллены? Загадочные всё-таки люди наши интеллигенты. Абсолютно не подвластные никакому здравомыслию.


В связи с михалковским фильмом «Предстояние» вспомнилось мне почему-то ещё одно кино когда-то очень талантливого грузинского режиссёра Отара Иоселиани. Называется это кино «Шантрапа» и было представлено в 2010 г. на Каннском кинофестивале. Cюжет сей «притчи» весьма незамысловат. Показана «несчастная» Грузия эпохи «советского тоталитаризма» и брежневского «застоя». Молодой и страшно талантливый кинорежиссёр Нико (под этим персонажем Иоселиани подразумевает, естественно, себя) испытывает, кроме мук творчества, ужасный гнёт со стороны кинематографического начальства, которое никак не даёт ему самовыражаться в «артхаусе» и жестоко осуществляет идеологическую цензуру. Каким-то сказочным образом Нико удаётся уехать за «железный занавес» от ненавистных советских диктаторов и из советского прошлого он вдруг попадает в современную Францию. Но и в райском западноевропейском царстве победившей демократии у него вновь возникают неразрешимые творческие проблемы. Теперь уже цензуру осуществляют не злые партийные чиновники, а продюсеры, которым совершенно «по барабану» всякое творческое самовыражение и бесконечные «поиски своего Я». В погоне за «рейтингом» и кассовыми сборами им, оказывается, нужна очередная развесистая клюква с каким-нибудь эротическим уклоном - что-то типа «Раба любви», «Очи чёрные» или «Сибирский цирюльник». Разочаровавшийся в западной демократии Нико возвращается на родину, участвует вместе с родственниками в пикнике на берегу реки, а потом внезапно прыгает в воду и уплывает в подводное царство с явившейся из пучины русалкой, больше похожей почему-то на лешего или чудо-юдо рыбу (как я себе их представляю). В общем - модернизированная (в меру таланта режиссёра) детская киносказка «Варвара-краса, длинная коса». Типично интеллигентское - унылое и бессодержательное кино с высосанным из пальца сюжетом. Теперь такое называется красивым и никому не понятным словом «артхаус». Еле-еле досмотрев его до конца, подумал я вот о чём. Ну да, кто же с этим будет спорить - была в «застойную» брежневскую эпоху и цензура, и навязчивая коммунистическая идеология, и снятые «по заказу партии» фильмы-однодневки. Всё это было. Но ведь были же и настоящие киношедевры, которые нынешним сокуровым, бондарчукам и михалковым&кончаловским даже не снились: «Баллада о солдате», «Летят журавли», «Доживём до понедельника», «Весна на Заречной улице», «Живёт такой парень», «Белое солнце пустыни», «Офицеры», «Три тополя на Плющихе»… Куда всё делось? Ведь почитай уже как четверть века нет и в помине никакого диктата партийной идеологии и цензуры, но ведь и шедевров нет! На безликом фоне нынешней киночепухи даже непритязательные комедии Л.Гайдая, Э.Рязанова или Г.Данелии воспринимаются уже как настоящая классика жанра, бесспорные шедевры. Почему же в эпоху торжества «свободы» и «демократии» не появились такие незабываемые актёры как Вячеслав Тихонов, Георгий Вицин, Юрий Яковлев, Анатолий Солоницын, Георгий Юматов, Михаил Пуговкин, Александр Кайдановский, Леонид Куравлёв? Где наши новоявленные кинорежиссёры уровня Пырьева, Чухрая, Ростоцкого, Тарковского, Шукшина? Выходит, всё дело не в пресловутой «цензуре» и диктате партийной идеологии. Тогда - в чём? Да в том простом обстоятельстве, что сказать нынешним «артхаусникам» и «блокбастерщикам» абсолютно нечего! Пустая, ни о чём не болящая, ни о чём не тоскующая душа, лишённая Божьего дара, ни к чему другому не приспособлена, кроме как уныло «самовыражаться» за счёт министерства культуры и щедрых продюсеров.


16 октября 2007 года Никита Михалков, объединившись с президентом Российской академии художеств Зурабом Церетели и ещё двумя такими же «выдающимися деятелями культуры», сочинил открытое письмо Президенту России Путину, в котором «от имени всех представителей творческих профессий в России» призвал его остаться на третий Президентский срок. Письмо было тут же опубликовано в «Российской газете», официальном печатном органе Правительства Российской Федерации, и вызвало, как говорится, большой резонанс. Во-первых, оно недвусмысленно призывало к нарушению Конституции России, во-вторых, было написано от лица «десятков тысяч художников и деятелей отечественных культуры и искусства», которые вряд ли давали четверым авторам такие полномочия и, в третьих, стилистически очень напоминало пропагандистские обращения советской интеллигенции к коммунистической партии и правительству СССР. Цитирую: «Мы ещё раз обращаемся к Вам с просьбой, чтобы Вы остались на своём посту на следующий срок, выражая мнение всего художественного сообщества России, более 65 000 художников, живописцев, скульпторов, графиков, мастеров декоративно-прикладного, театрально-декорационного и народного искусства. В этом письме выражена позиция художников не только Москвы и Санкт-Петербурга, но и центральных областей России, Юга и Севера, Урала, Сибири, Дальнего Востока. В ходе работы приходится встречаться с людьми из всех частей России, и, уверяем Вас, они едины в желании, чтобы Вы остались главой нашего государства. Проводимая Вами мудрая государственная политика позволила российской культуре обрести новую жизнь. Это остро чувствует художественная молодёжь, которая часто оказывается в авангарде всей российской молодёжи и которая серьёзно относится к будущему России, немыслимому без Вас как президента нашей страны. России необходим Ваш талант государственного деятеля, Ваша политическая мудрость. Очень просим Вас, глубокоуважаемый Владимир Владимирович, принять во внимание наши надежды на Ваше положительное решение». Ну как при виде такого вдохновенного лизоблюдства не согласиться с крылатой фразой Ленина из письма Горькому?



Другие статьи в литературном дневнике: