***

красс

Поисторгнутый утробой
в кафель грязно-голубой,
спи, малыш высоколобый, —
целый мир перед тобой:

пристегнутый кишкой к утробе,
в бачке околоплодных вод,
наследник их высокоблагородий,
что мамин обрюхатило живот,

...пристегнутым кишкой к утробе,
в сливном бачке околоплодных вод,
наследником высоких благородий,
что мамин обрюхатили живот,
под музыку площадной брани,
и запах пережаренных котлет
на коммунальной кухне тети Фани,
он сомневался, что увидит свет.
Не сомневались комиссары и раввины,
таксист и акушер и поезд и вокзал.
Тугой платок плюща из пуповины
своей рукой он все же развязал.
Перрон, тепло, уют и скука
остались позади, как паровозный дым,
и черно-белый мир из фильмов Ким Ки Дука
стал для него неряшливо цветным.
И понеслись, и закружились вместе:
перины пух и напряжение пружин,
и мошкара над лампочкой в поъезде,
и он, и грёбаный волчок и ласковая жизнь.
Текла река и собирала дань в мошонку
литва от воевод болотистой моквы.
Гудел гудок и между рельсами вдогонку
колёса плющили бесшумно швы,
мелькали полусны, стояли полустанки,
катил по рельсам прицепной вагон,
поллитра, пол судьбы, как полбуханки,
он не до пил и не доел и не до ре минор.
Ты спросишь у меня, читатель мой прелестный,
кто этот он, в ком столько яркой наготы,
кто тут уместней больше, чем известней,
он - это ты, читатель, это ты...

Тугим плющом платок из пуповины

как рельсы
Туман стряхнулся

сусаниным

голоса исповедальные
распродажно покупаются

постели мне на проталине
по соседству с василисками
где земля исповедальная
и враги такие близкие
привяжи меня за косточки
тонкой шеи к изголовию
зарешеченные форточки
не удержат песню вдовию

острова такие дальние
а враги такие близкие

расхвален жален и распят
безсмертен стало быть бездушен
я весь от темечка до пят
для всех и каждому не нужен

во всеоружии смирён
и безоружно неборимый
в приумножении времён
я временами неделимый

бываю рьян бываю пьян
и погружаюсь без ревизий
евангелически в коран
таджвидуально в катехизис

я клоун мим и пилигрим
на якорной цепи скиталец

я людоед - вегетарьянец

младенец спит, во сне сучит коленом,
и просыпается с торчащим членом
безумный мир конём е*ётся,
трясясь навроде холодца.

то умирал то вздрагивал портовый буй
волнам бестактным не хватало буя
звезда айс крим дем мусс из маракуя

Был Петербург, февраль, суббота,
рабочие, солдаты и флажки,
царь потерял корону и работу,

Был Петроград, октябрь суббота
матросы, проститутки и штыки

с большими яйцами большевики

текла нева, плыла Луна

шарманщик в жопу трахнул балерину
россию в душу трахнули большевики

неслась Россия в тарары

шарманщик изощрённо трахал балерину
текла Нева и полная Луна
с
в обетаванную катилась Палестину

младенец спит, во сне сучит коленом,
и просыпается с торчащим членом
безумный мир конём е*ётся,
трясясь навроде холодца.

то умирал то вздрагивал портовый буй
волнам бестактным не хватало буя
звезда айс крим дем мусс из маракуя

Был Петербург, февраль, суббота,
рабочие, солдаты и флажки,
царь потерял корону и работу,

Был Петроград, октябрь суббота
матросы, проститутки и штыки

с большими яйцами большевики

текла нева, плыла Луна

шарманщик в жопу трахнул балерину
россию в душу трахнули большевики

неслась Россия в тарары

шарманщик изощрённо трахал балерину
текла Нева и полная Луна
с
в обетаванную катилась Палестину

хруст ватрушек, пух подушек,
тонны слов, смешных и злых,
обездвиженные туши
обгорелых мотолыг*.

Под бормочущие трубы,
под курлыки голубей
спи, младенец вислогубый,
не скорби и не робей —

будет сила, будет мана,
будет май и будет март,
будет пуговка кармана
с дебетовой "MasterCard"...

Там потрогай, тут попробуй,
всех на свете улыбай!
Спи, детёныш светлонёбый,
а не то придёт бабай.

*Мотолыга — просторечное название бронетранспортёра МТ-ЛБ
Дали - темнели. В дали
щурилась ПВО.
А в подворотне ждали
семеро одного;
с трупа с лицом измятым
сняли трубу с лавэ...
А из окна на пятом
рявкало НТВ.
Ревела буря. Падали столбы
на головы испуганных прохожих -
и кровь, и ливень, и ступни толпы
цвели на рожах.
Под визги женщин и предсмертный мат
всё начинало книжкою казаться;
из рваных труб сочился аромат
канализаций.
Взбухал асфальт. Крошились кирпичи
да лопались, позванивая, стекла.
Сирена выла сукою в ночи,
потом - замолкла.
Еще раскат. Еще один удар.
Пожар пополз по улицам знакомым.
Горели: церковь, здание суда,
вокзал с роддомом.
Обломки статуй высветил огонь:
безрукий вождь и безголовый воин...
А мимо - черт возьми! - ладонь в ладонь
шагали двое.
Одной с партнером цепко обручась,
в другой - тряся пакетами из "Спара",
прошли, не плача и не хохоча -
такая пара.
Ни то, ни се. Страшны как смертный грех.
На личиках - планктонная унылость.
Но та херня, что зажевала всех -
остановилась...
Сквозь толщу туч, притихнув наверху,
небесные смотрели горожане,
как трепетно влюблен моржовый х*й
в п*зду с ушами.Под баритон Георга Отса
и вальсы Штрауса-отца
безумный мир конём е*ётся,
трясясь навроде холодца.

то умирал то вздрагивал портовый буй
волнам бестактным не хватало буя
звезда айс крим дем мусс из маракуя

шарманщик изощрённо трахал балерину
текла Нева и полная Луна
в обетаванную катилась Палестину

Плохой танцор скрывает яйца,
хороший — вечно входит в топ;
в сети видос Мазая с зайцем,
там всё такое под хип-хоп;

плясунья (кажется, поддата)
всем демонстрирует живот,
ипритом смятые солдаты
встают и водят хоровод;

журавль в небе людям снится —
хотя им хватит и синиц...
А я люблю твои ресницы
и фотку где-то меж страниц.
Мой город мирно дрых, кривясь и безобразясь -
томящийся травмат в белёсой кобуре...
Лафа, но до поры: опять прервался стазис -
на город, как чума, обрушился апрель.

Шалавы и урла взмесили тили-тесто,
катили гоп-детей в колясках цвета "жесть";
опухший от бухла, я вышел из подъезда,
чесалось в бороде и было двадцать шесть.

Трусил шершавый пёс, собачьим озабочен,
ловил в блохастый мех несмелые лучи;
всеместен словно босс, на каждой из обочин
свирепо таял снег, дерьмо разоблачив.

Вчерашний "Лёвенброй" пытался лезть наружу,
и думалось, что "здесь" не справиться с "отсель" -
я выйду как герой, давя ботинком лужу,
в желудке булькнет смесь и будет двадцать семь.Падшие
Красс Намордников
А мне приснилось: ты совсем не стерва,
и я не наркоман и нигилист,
а выше гор - на облако, наверно -
мы поднялись.
Все из себя небесные старшины,
небесный проглотившие аршин,
шутя касались пальцами большими
седых вершин.
Подвешены, что шарики на ёлку,
сияли мы - Другая и Другой.
И я болтал о чем-то без умолку,
а ты - ногой.
Синела даль. Несло по н*бу птаху.
Внизу, в долинах, пасся чей-то скот.
Мы были в белом, нах*й-перенах*й! -
таков дресс-код...

Потом настало тривиально-тупо:
всё сделалось прохладней и темней;
тебе взбрело хоть чем-нибудь похрупать
(а может, мне).
И вот, когда уже на горизонте
краснел и пахнул яблоневый сад -
нас кто-то обломал и обеспонтил
пинком под зад...
Я обнаружил собственное тело
упавшим на продавленный диван.
Я был уныл, и потен до предела,
и полупьян.
Себя сдержал от матерного звука.
А ты, не зная вовсе ни шиша,
сопела рядом - ах, какая сука!
Но - хороша.

Я закурил. И, следуя законам,
решил - не удавиться от тоски,
а созерцать при свете заоконном
твои соски.
Бэд трип
Красс Намордников
Бывает, брошен в серые подвалы
каким-то подлецом,
лежишь - с башки до пят хороший малый,
и крысы жрут лицо.
Отгрызли руки - Бога не боятся!
А губы - холодец:
ни заорать, ни объяснить на пальцах,
что светел, наконец!
Что сам себе и Фауст был, и Гектор,
и, в общем-то, Магритт;
что, пьяный в дым, шатался по проспектам,
так молод и небрит.
Да, помнится, тащился от хард-рока
и блэка иногда -
а здесь, какофонически жестока,
в трубе хрипит вода...
Бежать к чертям - а ты навечно замер,
потухнувший вулкан,
И всех-то зрелищ - зло косить глазами
на каплю с потолка.
А то - почуять, будто рвется влажно
серебряная нить;
а самый ангст - придумать всяких граждан
и с ними говорить:
мол, тут, за дверью - вот же, сука, номер! -
братушки, мы помрем, -
но ждать, что нарисуется в проёме
спаситель с фонарем...Бэд трип - 2
Красс Намордников
Бывает так: по выцветшим холмам -
порою прямо, чаще обходными -
в Тогда-и-там бредешь от Здесь-и-ныне,
как будто в храм с намеком на шалман.

Пришел. Глядишь, подобно наглецу.
Скривился, плюнул... Даже не заметил,
когда успел сорвать все двери с петель
и жрицу-бл*дь ударить по лицу!

И вот уже без пауз и лакун
рычишь, чиня увечье за увечьем:
мол, тем и жив, что в теле человечьем
вскипает Зверь со стрелами в боку...

И - всё разбил. И - всех доистязал.
И выползаешь, вроде обезболен -
висит звезда над безнадежным полем,
что фрицами казненный партизан.

Стоишь один, себе и Бог, и друг,
и наг, и глух, и вовсе не случаен.
А мимо - Смерть. Прошла, звеня ключами.
И вновь - луна, ворота и паук;

спешит гонец, крадется лиходей,
юрод несет стигматы на ладонях,
и сам Тцара, лихой чернявый конюх,
купаться в Сене гонит лошадей.Бэд трип - 3
Красс Намордников
Свинеют лица. Рассыпан бисер.
Котлы смердят.
Не надо нитей, не надо писем -
порву к чертям.
Уже неважно, зачем и где вы -
без дураков;
в толпе уродов и пьяных девок
я был таков.
Меня - схватило. Несло сутуло,
пекло внутри;
свернуло в зассанный переулок
с Весенней-стрит.
Там, впрочем, было довольно мило,
вполне нуар:
сперва стремало, потом тошнило
на тротуар.
Сблевав все эти "орлы и змеи",
"субъект-объект",
я двинул прямо. Потом прямее -
и на проспект.
А там - привольно. А там - хабально.
А там - огни...
Камрад вожатый, в мой добрый спальный
давай гони;
сквозь строй высоток, корявых меток,
забитых свай -
тугие рельсы за метром метр
зажуй, трамвай!
А я, пожалуй, вздремну убито
вон там, в углу,
нетолерантно прижавшись бритой
башкой к стеклу -
самим собою в себя закутан
и беспонтов,
а в клетке рёбер легко и люто
горит Фантофт*.

* Фантофт - каркасная церковь XII века в Норвегии, сгоревшая в 1992 году в результате поджога неоязычниками.
Дежа вю
Красс Намордников
Помаясь, покаясь, привстав, присев,
ребячье скрестив и львиное,
я всласть разродился - как будто Зевс,
но, видишь ли, не Афиною:

в башке заворочался хмурый хмырь,
опять тормозя развитие,
и гонит, подлюка - всё "мы" да "мы"...
Авидья ведь, б*ядь, давить её!

По-прежнему в кайф - похрустеть руке
его позвонками шейными;
прочесть на синеющем языке,
как трогательно идейны мы:

в кого ни заглянешь - пастух, вожак,
ходячая хрестоматия;
куда бы ни плюнул - то смысл, то знак, -
семантика, сука, мать её!

И знаешь - в крови закипает яд,
и в горле созрела критика;
макушкой уткнувшись в тельца Плеяд,
сейчас покажу - смотрите-ка!

Пристану к поверхностям дат и мест,
что комья земли к лопате, я,
а после - нагими плечами в крест:
эмпатия, б*ядь, е*ать её.
Полуночное
Красс Намордников
Рэп в колонках бьется глухо,
пойман будто сом;
я нетрезв, тупая шлюха,
не мерцай лицом.

Киснет в топике и джинсах
тулово твоё;
мы поедем, мы помчимся
прямо на раён.

- Прокачу-ка! Довезу-ка! -
скалится, урод.
Знаешь, где-то (слушай, сука!)
всё наоборот:

ты - лелеешь на ладонях
розовую дочь,
белый клевер топчут кони,
черные как ночь;

мне - висок не режет дужка,
льется свет иной...
Кушай пиццу, побл*душка,
пей мое вино.

Я с тебя спрошу за это,
девица-краса -
стань царицею минета
хоть на полчаса.Хорошему знакомому
Красс Намордников
Ты жил чужим. С бабьем казался робким,
Затертый меж омегами да альфами.
Кругом росли стеклянные коробки,
Деля пространство с грязными асфальтами.

А ты - смотрел, забив на всякий смысл,
Над вялым миром каменея фаллосом,
Как граждане плодились будто крысы,
Об этом писком извещая жалостным.

Плели. Цвели. В трамваи лезли скопом.
Слегка воняли и боялись нечисти.
Робели перед шефом, гопом, копом -
И смело слали на х*й человечество.

Тебе - кивали. Ныли. Что-то знали -
Мол, у поэтов нечто вроде мании...
А ты - смотрел, и вскоре под глазами
Легли, чернея, тени понимания.

Скользнув зрачком по мордам и коронам,
Допетрил, заходясь в беззвучном вое, ты,
Что здесь ни в ком не станут эмбрионом
Излитые слова-сперматозоиды...

Спустя чуть-чуть по тротуарам скользким
Шагал народ и на погоду сетовал;
Раззявясь, разноцветные киоски
Кормили город свежими газетами.

И кто-то был заботами изжеван,
Но просветлел: "Гляди ты, все же клево нам,
А тут опять какой-то х*й моржовый
Повесился на галстуке заблеванном".

N
Красс Намордников
Пригнуло к асфальту башку мою бычью
Нелепой тоской по перпетууму -
Поэтому я молчалив, как обычно,
И грузен, пожалуй, поэтому.

Не бойтесь, прошу. Я вполне обесточен.
Шугаюсь от собственной тени я.
Хотел бы угробить - сегодняшней ночью
В свои б заманил сновидения:

Там клеились к полису микрорайоны,
Фальшивили арфы Эоловы,
И наш с Вами сын, никогда не рожденный,
Игрушкам откручивал головы.

А мы - проживали в десятой, на третьем,
Порой предавались экстазу мы;
Держали на полках какой-то портретик
И "Критику чистого разума".

Скрипели. Стонали. Ложились. Вставали.
Смотрелись, как пламя и Сцевола...
И славно, что это случится едва ли,
И дико, что этого не было.

Но полноте, впрочем. Сказав как отрезав,
Не сыпьте дурацких вопросов Вы:
Я месяц уже отвратительно трезв -
Недолго скатиться в философы.

Нет, сразу не сгину - все грязи излазил
Под дозами тихого бешенства...
Вы так светлолицы и столь сероглазы -
Опять передумалось вешаться.
Дер Тойфелю на берега Рейна
Красс Намордников
http://stihi.ru/avtor/derteufel

Елозит член в какой-то даме,
А мир - уебищный такой,
И вновь дрожат под поездами
Мосты над Рейном и Окой.

Всё без ответа и без спроса -
Замашки. Камушки. Смешки.
По трассам катятся колёса,
На них намотаны кишки.

Священным давятся вандалы,
А мой Перун - и Один твой -
В пыли блестит лицом усталым,
И так на каждой мостовой:

Кружит халай веселых турок,
Лезгинкой тешится чечен;
Слюнявит хле*ушек придурок
Да не морочится ничем,

До смерти ждет любви до смерти,
Хохочет, что ни подают...
И только мы - шпионы-черти
В постнеклассическом раю.

По телу конченой Европы
Ползем гниением таким:
Неадекваты, мизантропы,
По-русски - просто м*даки.

В ландшафт закатный взгляды вперив,
В зрачках лелеем Вавилон,
Обломки рухнувших империй
И марши сгинувших колонн.

И сколько сдохло под забором,
И скольких прочь уводит тракт -
Благословленных Ги Дебором
Сыграть в спектакле личный акт...

А там и ночь. Живущий, плача,
Загнется, ангстом обуян;
У нас же, б*ядь, одна задача -
В гробы сойдя, послать к х*ям.

Оно ж глядится полной херью -
И ночь, и волки, и метель, -
Когда выходишь, хлопнув дверью,
И дверь срывается с петель.
Летний дождь. Из окна циника
Красс Намордников
Слепая туча в город билась лбом,
к умытым стеклам ветви нагибало;
счастливая девица в голубом
ловила дождь разинутым е*алом.

Смеялась. Пела (что - не разобрать).
И всякий видел - ей летать охота...
Ни дать ни взять - спустилась благодать;
наверно, дура, втюрилась в кого-то.

Она была таким ударом в лоб
и, знаешь, чем-то призывала к бунту,
что даже я, м*дак и мизантроп,
залюбовался. Впрочем, на секунду.

Скрестив угрюмо руки на груди,
припомнил: мир по-прежнему блевотен,
и эту тоже можно раскрутить
на трах за пару европейских сотен.
В трактире Под двумя сердечками
Красс Намордников
Сидеть затрахался в дацане я,
Хлебнул портвейна отрицания;
В себе пристукнув Будду киркою,
Побрел - куда глазища зыркают.

Вино иссякло. Надо, значится,
Еще апгрейдиться и патчиться -
Там, где нальют по новой оного
И буквы светятся неоново...

Пришел. Вхожу (погода та еще).
Но - торможу ох*евающе:
Тут, сука, розово и плюшево,
И освещение приглушено;

Глотая якобы высокое,
Унылый сброд гудит и чмокает -
Омеги, альфы, сучки с течками
В трактире "Под двумя сердечками".

Любовь - лихая общепитчица -
Туда-сюда с подносом тычется,
Кряхтя, хихикая да ахая -
Стара, толста, красна мордахою...

Как культуролог над Европою,
Стою и по карманам хлопаю:
Есть чувство, будто что-то скрысили...
П*зда рулю, п*зда трансмиссии.

Здесь трутся глупые да нищие,
Из ничего спиртное с пищею -
Непьяно пить, невкусно пробовать...
Сдается мне, пора уебывать.
26 апреля
Красс Намордников
Простите, братцы. Той весной
я был, признаться, занят как-то -
но вздрогнул в камере мясной*,
когда разрушился реактор.

Потом потёк за шоком шок,
но, не поняв ни тех, ни этих,
я - какал в розовый горшок,
трава - покрыла "Энергетик".

Мы сквозь бетон шукали путь,
пока ржавели серп и молот...
И вот он я - трясусь чуть-чуть,
хотя какой в апреле холод?

Не в бабах дело. Не в бабле.
Не потому ли тянет выпить,
что нынче - двадцать восемь лет,
как померла сестренка Припять?

Не потому ли плющит вдруг
на фоне благ приобретенных,
что где-то - сотни верст на юг -
забыт пластмассовый утёнок?

*Авария на Чернобыльской АЭС произошла 26 апреля 1986 года. Автор стихотворения родился 30 октября того же года.Юбилейное
Красс Намордников
Вот я — оп*здол инфантильный
с нетрезвым бесом за плечом,
зачат на улице Текстильной,
на Физкультурной — извлечён...

Кругом царит пассионарий,
и в небе ярко от ракет;
на этом ё*аном базаре
я — целлофановый пакет:

пустой, летаю над рядами,
покуда дворник не сметёт...
И знаешь что? Похоже, замер
мой реактивный говномёт.

Как будто покусали хиппи —
амбиций ноль, и злости нет...
Текут Янцзы и Миссисипи,
а мне сегодня тридцать лет.Просветление
Красс Намордников
Я вник. Без Вед и Кастанед,
Во что-то целясь да играя:
Представь леса, которых нет -
Леса от края и до края!

Там на конкретной - и любой -
Несуществующей поляне
Всё ты да я да мы с тобой
Стоим как сотни изваяний.

И звук сочится тишиной,
И вечность льется из момента,
И ничего не решено,
И нихрена не имманентно;

Во мгле ночной, при свете дня,
Неясно - инья или янья,
Совсем невнятная х*йня
Определяет нам сознанье.Ночная идиллия
Красс Намордников
Спустилась ночь. В небесное ведро
Подоена небесная корова -
И гражданин с фамилией Петров
Влезает на гражданку Иванову.

Назло врагу и всем смертям назло
Сопит и стонет пара этих граждан...
Заморосило. Капли бьют в стекло.
Им всё равно. Кровать скрипит отважно.

А за углом, под струями дождя,
Немой фонарь мигает нездорово,
И Сидоров, ликуя и кряхтя,
Необъективно п*здит Кузнецова.

А Кузнецов, мотая головой,
Печально льнёт к сырому тротуару
И пару раз, возможно, пискнет: "Ой!",
Подставив рёбра новому удару.

Стихает ливень. Верно, хватит лить.
Грохочет в небе Новоебенёва -
Похоже, гром. А впрочем, может быть,
Мычит все та ж небесная корова.

Наверно, ей не очень хорошо -
Замучил овод или просто жарко,
Покуда мнёт небесный пастушок
В углу миров небесную доярку.Брутальная Сон метафизического солдата
Красс Намордников
ПЕСНЯ

Опять затишье. Чудеса.
Я грозно яйца почесал,
решил в окопе прикорнуть на полчаса...
Мне снилось худшее из мест -
седьмой этаж, второй подъезд,
и мы живем, и нам никак не надоест.

Черствеет хлеб. Играет кот.
И телик песенку поет -
про Первомай, а может быть, про Новый Год;
и говорим о том, о сём -
подруга - дура, шеф - осёл,
и книжный шкаф накормлен томиком Басё.

Короче, тошно и смешно,
как дурно снятое кино;
тяжелой шторой занавешено окно,
вокруг сомкнулась тишь да гладь,
и двое падают в кровать -
такой п*здец, что просто глаз не оторвать...

Я этот сон не досмотрел,
иначе б точно охерел -
хвала Богам, что снова начали обстрел!
Пехота прёт, сержант орёт,
и пепел сладок словно мёд...
Давись патронами, мой черный пулемет!Вот в эту стенку ввинтим полки...
Красс Намордников
Вот в эту стенку ввинтим полки;
прикупим книг, расставим нэцкэ...
Повсюду стадом правят волки,
и "Град" работает в Донецке.

Дислайкни (справа). Лайкни (слева).
Прокомментируй (неп*здляво) -
мол, как развиться в смраде хлева
багряным стягам Святослава?

Пробили б ложь иные звуки -
хотя бы, скажем, на немецком!
Вон тот ковёр и эти брюки
пошлём бежавшим из Донецка...

Не спать! Проснуться наконец-то!
Айда подпишемся на паблик!
Понятно, в целом это - детство,
тетрадно-клетчатый кораблик:

не время снить, не место плаксам,
кроваво жить в мирУ недетском...
Давай накатим - для релакса
и за погибших под Донецком.
Индивидуалке
Красс Намордников
Анжела, ты ведь Катя ж?
П*здёж всё это в кубе ж?
Напрасно время тратишь -
соси, как будто любишь;
целуй - как маму в щёку,
танцуй – как перед Богом…
Скопив на «Опель Мокку»,
пробьешься к недотрогам.
Рассветное
Красс Намордников
От начала времен Жан метет Сен-Лазар,
а Иван (с бодуна) - Павелецкую;
ошалевшим со сна раздирая глаза,
утра ломятся в спальню и детскую.
Кто-то вылечит зуд. Где-то башню снесут.
Чей-то хвостик, бывает, прищемится.
И привычно журчат из сосуда в сосуд
возмущеньица да восхищеньица.
Эпохально гниют короли в Сен-Дени,
подворотни рыгают отребьями...
И приходит один, и садится в тени,
и порой разглядит за деревьями,
что светило, застряв среди веток и гнёзд,
не желает ни счастья, ни мира вам -
но приветствует тех, кто ступает на мост,
зная точно, что мост заминирован.
Krass und Mild
Красс Намордников
Вне коннотаций,
вдрызг над большими-малыми,
В кайф зачитаться
собственными анналами -
Там говорится:
все наши старты-финиши
Лет через тридцать
будут совсем такими же.
Разве что грубо
бабьи отвиснут прелести,
Разве что зубы
тихо покинут челюсти,
Разве что кожа
сморщится, сделав мимами -
В целом, похоже,
будем неисправимыми...
Ян-то где? Инь где?
Мелочи, право. Полноте.
Только прикиньте
(нет, не прикиньте - вспомните!):
Лет через двести -
та же луна над городом,
Так же на месте,
тот же маяк упоротым...
Славно - в начале!
Славно - висеть на дереве!
Гнали нам, гнали.
Мы, молодцы, не верили -
Будто чем выше -
стрёмнее и темнее тем:
В лучшем - попишут,
в худшем - окаменеете...
Лет через вечность
станет не так дремуче здесь.
Прите по встречной!
Тоже, поди, научитесь
Пусть хоть немного
видеть в кармане фигу вы
Или же - бога
в мертвом лице Калигулы.

___________________
иллюстрация - Василий "Наше всё" Кандинский, "Krass und Mild", 1932, Германия

Перманентное
Красс Намордников
И всё - как встарь. Скажи, точь-в-точь? -
Собаки. Грязь. Кабак. Путана.
Из дома прочь уходит в ночь
Мажор Сиддхартха Гаутама;

Сократов тянет на Ксантипп,
И к мамке хочется Эдипам -
На архетипе архетип
И погоняет архетипом.

Мерцает кровь на топоре,
Хрустит букет в руках невесты;
Толпою местных упырей
Зажеван вьюнош из неместных.

Гудит огонь во всех печах -
Пекут хлебы, сжигают трупы...
По вечерам - ползет печаль,
Напевам потакая глупым.

Живем, ну что еще сказать?
Да разве что банальный "Prosit"...
И небо то же - не достать,
Да и земля, как прежде, носит;

А ведь могла бы разойтись,
Разверзнув бездну раной рваной -
Но ей конкретно зашибись
Под правым боком Бхагавана.Free-to-play
Красс Намордников
Исполнен гадин, вмятин, пятен,
я чужд и трижды неприятен;
застряв в фекалиях зыбучих,
отстань, назойливый попутчик:

не к нашим, сука, и не к вашим,
по тусклым дням, по снежным кашам,
не вызывая нареканий,
бреду, покрыт кусками тканей -

с лицом жреца и стрижкой бона,
в плену джинсы и синтепона,
заюзав бафф* из мерзких зелий
на мышцы, жир да эпителий;

всё ближе с каждым новым местом -
холодный зал с последним квестом
(там нет принцесс, там сыплет матом
бухой патологоанатом):

я буду мастерски распорот,
пока снаружи срётся город,
и лезут в грязные "Газели"
разнообразные мазели;

снесут на третье городское,
и не подкосятся тоскою,
и не напишут: "Русский ронин.
В урбанозёме похоронен".

* В MMORPG - эффект, временно улучшающий характеристики персонажа.Free-to-play
Красс Намордников
Исполнен гадин, вмятин, пятен,
я чужд и трижды неприятен;
застряв в фекалиях зыбучих,
отстань, назойливый попутчик:

не к нашим, сука, и не к вашим,
по тусклым дням, по снежным кашам,
не вызывая нареканий,
бреду, покрыт кусками тканей -

с лицом жреца и стрижкой бона,
в плену джинсы и синтепона,
заюзав бафф* из мерзких зелий
на мышцы, жир да эпителий;

всё ближе с каждым новым местом -
холодный зал с последним квестом
(там нет принцесс, там сыплет матом
бухой патологоанатом):

я буду мастерски распорот,
пока снаружи срётся город,
и лезут в грязные "Газели"
разнообразные мазели;

снесут на третье городское,
и не подкосятся тоскою,
и не напишут: "Русский ронин.
В урбанозёме похоронен".

* В MMORPG - эффект, временно улучшающий характеристики персонажа.
Гламурной кисе, или первомайская bdsm-фантазия
Красс Намордников
Безумным миром правил некто,
воняла пятка под носком;
полна говна, кишка проспекта
урчала в брюхе городском.

Ты мне навстречу шкандыбала:
в руке айфон, в ушах - мура;
в твоих очках на пол-е*ала
я отражался на ура -

небритый в хлам и в дым неловкий,
такой и Хой, и Лао-цзы,
и пять диоптрий с тонировкой
скрывают пламенный позыв

влепить пощечин восемь-десять,
потом - пока смогла рука б;
на первом дереве подвесить,
попортив шмотки да мейк-ап,

и разрешить с улыбкой доброй,
верша сей праведный процесс:
"Не медли, мразь - проси автограф,
ведь я застал КПСС".
Город затянут в праздник...
Красс Намордников
Город затянут в праздник,
словно шалава - в латекс...
Сколько гуляет разных -
правых и виноватых;
сколько лежит, истратясь,
сколько бредёт, насупясь!
В каждом - какой-то кладезь,
к каждому липнет суффикс.

Я ж, не подвержен цацкам,
пьяно дыша в ладони,
вновь на проспекте бл*дском
глупо тону в неоне.
Ты ж - проплываешь мимо,
мимо тебя проносит...
Ох, не родись красивой -
вы*бут ведь и бросят!

Тут ведь зигуй Отчизне
или бабло печатай,
все - акушеры жизни,
дулом ружья зачатой;
в этой п*зде беспутней
всем беспробудно рыться...
Город влезает в будни,
словно в кольчугу - рыцарь.
Здесь и теперь
Красс Намордников
Как опостылело мне, ребят,
В воздух словами спамить...
Слышите? Слышите? Здесь - хрипят!
Или звенят цепями?
Это, наверное, умер Пан -
Вместе с другим, повисшим;
Это упоротый в сиську панк
Ссыт на могилу Ницше.
Это - когда по верхам корон
Смотришь сквозь дым запоя,
Как на горячий такой перрон
Прёт леденящий поезд.
Это - в стекло да бетон одет,
Ветер пасёт обёртки;
Рядом на лавке перхает дед,
Вновь накачавшись горьким.
Всё отправляешь е*аться в рот -
Полная хрень в рефрене;
Метрах в пяти старшеклассный сброд
Зло убивает время...
Право, довольно. Благодарю,
Что в черепушке замки
Рушит в минуту, нырнув в ноздрю,
Запах ближайшей самки.
Крутится-вертится на х*ю
Мир - что ее п*здёнка...
Бля буду, Господи, зуб даю -
Я их люблю, подонков.
Кабацкое
Красс Намордников
У вас лица, как гороховый суп.
У вас жизни, как промасленная бумага.
У вас мечты, как выстиранные пододеяльники.
У вас мир, как противогаз...
(Егор Летов)

Я неуклонно стеpвенею
С каждой шапкой милицейской, с каждой ноpковою шапкой.
Здесь не кончается война,
Hе начинается весна, не пpодолжается детство.
Hекуда деваться - нам остались только сны и pазговоpы…
(Яна Дягилева)

Расшатан стол. И лавка холодна.
Достать бы ложку из-за голенища
И, ваши рожи выхлебав до дна,
Просраться да искать иную пищу.

Здесь страшно спать, здесь не с кем говорить -
Ни мудреца, ни славного задиры.
Куда ни глянь, снаружи и внутри -
Пустые шубы, серые мундиры.

И что ни день - обозом да пешком
Всё тянутся из люльки к саркофагу
Ценители паршивых пирожков,
Завернутых в паршивую бумагу...

Сюда, корчмарь! Я сжег весенний труп!
Теперь учусь лупить в лицо с размаху
И слушаю, как с теплых детских губ
Слетает постклассическое "нах*й".

А впрочем, легче в чокнутой струе -
Пусть ум за разум, косинус на синус, -
Напялив на мордашку бытие,
Вдыхать его блаженную резину,

Коль знаешь, что за цирком и тюрьмой
Скрежещет фузз, доламывая коду:
Безумный принц вертается домой,
Несет Иня* Офелию к восходу...

*ИнЯ — река в Кемеровской и Новосибирской областях, правый приток Оби.

Высотки - что клинки. Асфальт - как оригами.
В ворота темноты вкатился лунный мяч.
Садись и покури. Да поболтай ногами.
Над пропастью поржи. Над пропастью поплачь.

Пускай искрит и рвет. Пускай бомбила-демон
В безумные миры заводит пепелац.
Да как ни посмотри - чувак, мы рубим тему:
Над пропастью монах, над пропастью паяц.

И - дождь, бессмертный дождь на лица и окурки,
По вылитости крыш, по прочеркам дорог...
Назло и наобум останься в этой дурке.
Над пропастью - как враг. Над пропастью - как Бог.

Здесь так заведено - срастив кривые кости,
Скрестив, на черный герб - гитару с ППШ,
Подняться, поиметь, листать, хрипеть от злости.
Над пропастью коптя. Над пропастью дыша.Ф. Н
Красс Намордников
Кончился бег. На ботинках - иллюзия пыли.
Что нам осталось? И что мы здесь, сука, забыли?
Как ни бурлили - ничуть не приблизились к рекам.
Как ни дыши - отовсюду несет человеком.

Где вы теперь? По каким затаились пещерам,
Черным и красным себя обозначив на сером -
Тени безумцев, шагающих, лица попрятав;
Отсветы пламени в честных зрачках Геростратов?

Только и есть, что фигурка с закосом под Мунка,
С бледною кожей и вялой мечтой недоумка,
Что на мосту меж бинарных таких оппозиций
В мутной водице е*альце его отразится.

Просто и тупо, где замерли танцы и марши:
Выход один - становиться страшнее и старше
С каждой минутой, мелькнувшей и чиркнувшей мимо,
С каждым поленом, прожеванным пастью камина...

Что там за грохот? Разбилась любимая кружка.
Что там за вой? У дитяти сломалась игрушка.
Что там за тело в костюме нездешнего кроя?
Кажется, Трикстер подох на могиле Героя.

Ссора
Красс Намордников
Полноте, полноте.
Хватит взволнованно шастать по комнате,
будто бы грудью пять тысяч накормите...
Гоните.
Зря Вы псих*ете -
дескать, ну хули ты; дескать, ну хули те...
Оба ж забанены в этом коммьюнити -
чуете?
Парили, старили
нас кособокие пьесы да арии;
вот и устали в забористом мареве -
вдарили!
Выспренно-искренне
в душных объятьях друг друга затискали,
после - рассыпались псевдоизысканно
искрами.
Эко мы! Эко мы!
Нам бы родиться, пожалуй, берсерками,
а не заплевывать ртом исковерканным
зеркало...
Бросьте сутулиться.
И вообще, оставайтесь с Кустурицей;
мне же в ботинки впивается-щурится
улица.
Весело ж, весело -
вырвав себя из уютности кресельной,
гордо буравить январское месиво
кесарем.Люблю, когда ты спишь: дурное одеяло
не прячет от меня прогалину лобка
и грудь, что час назад стеснительно сияла
под скудной сотней ватт, желанна и крепка.

Не верится, что здесь, на этом шаре полом,
пороли чушь де Сад, Делёз и Лао-цзы,
и прямо в этот миг, убитые футболом,
в глубины половин мужья суют х*йцы.

За вспаренным окном фонарь пускает слюни -
понятно, ты лежишь, белеса и стройна...
Мне кажется: коснись (хоть в марте, хоть в июне) -
в звенящей тишине закончится война.
Ни о чем. Из дневника начинающего аутиста
Красс Намордников
Я нынче был слегка рассеян
И, как обычно, малость тронут.
А за окном - жила Расея,
Зима держала оборону.

Дрожала ртуть, за ноль зашкаля.
Грустил в углу корявый веник.
Хотел с капустой пирожка я,
Е*аться, петь и много денег.

Снаружи несся свист удалый -
Почуяв март, наглели птицы, -
И чье-то дитятко рыдало,
О лёд ушибши ягодицы...

Сидел и думал, дланью левой
Скребя щетину на сусалах.
Духовно выцветшая дева
Мне в айсикью х*йню писала -

Про дзен, сердечную сутулость
И что соскучилась, зараза...
А в мире - что-то п*зданулось
Меж тем, кажись, четыре раза.

На кухне, пламенно зверея,
Зелёный чайник ныл капризно.
В башку карабкались хореи
И нечто в духе футуризма.

А в целом - всё осталось то же,
И люди, в общем - те же люди...
Я нынче был слегка встревожен
И, как обычно, малость нуден.
Ночная прогулка
Красс Намордников
Скользко и сыро. Но только глянь -
я, что ни шаг, наглей.
Сумрачный город, любую дрянь
против меня лелей!

Не напугаешь ножом в крови ж,
холодом здешних плах;
не успокоишь, не удивишь
яствами на столах. -

Щебень и пыль. А над ней повис
месяц - что твой топор...
Улица. Дерево. Пёс as is
мочится на забор.

Видишь - под задранною ногой
сущее бьет ключом?
Будем знакомы - Теперь-Другой,
Чующий-что-почем.

Это же просто, ей-богу - днесь,
если не глух и слеп,
из безграничного там-и-здесь
сделать вино да хлеб!

Лучшее блюдо из местных блюд,
главная из побед -
вспомнить, что звонче других поют
птицы, которых нет...
Отцу
Красс Намордников
ТУт - всё негодней. Дрянь - и в глаза, и в уши.
Мыслью - изглодан. Знанием - заклеймен...
В общем, сегодня я говорю с минувшим,
будто приходом выбит вовне времен.

Батя, короче, я не мастак на речи:
вырос поэтом, жизнь покромсал в рагу,
сделался прочен с нашей последней встречи
(в смысле - на этом долбаном берегу).

Нам бы, е*ать их, нынче засесть на кухне -
вот забухали б вместе отец и сын!
Слышишь ли, батько? Жахнув и следом ухнув,
мы б усмехались в стриженые усы;

мясом на вилках чавкали, корча рожи...
Гнали мне, кстати, вроде с намеком злым -
дескать, ухмылки очень у нас похожи:
словно у татей, обе весьма наглы.

Сбились со счета б - сколько дымим поддато,
хлопнув шестую - за сумасшедших баб...
В общем, я че-то, знаешь, бреду куда-то;
хоть и понтуюсь - часто бываю слаб.

Будто в помоях - склизко и беспонтово,
стазис и кризис, типа любовь мертва...
Батя, зимою восемьдесят шестого
пользуйся, плиз, изделием номер два.Рождение
Красс Намордников
Я родился едва. Вот те крест, вот те крест.
Что ж вы все как ослы да медузы как...
Отчего замолчал смычкозубый оркестр?
Почему он не чавкает музыкой? -
На истоптанный пол, в ледяной кабинет,
Где повсюду повисли аттеншены,
Я потухшим бычком выпадаю из недр
Близорукой напуганной женщины!
Из разверстого рта протолкнуть не могу
Исступленно-беззвучное "Здравствуйте"...
Ну скажите "Привет" или просто "Угу"!
Ну спросите же: "Пиво те? Яства те?"
А, подите к чертям! Я вот лучше прильну
К запыленному зеркалу мордою;
Там какой-то м*дак (по глазам - полный нуль)
Выражение стряпает гордое.
У него за спиной - те, что были со мной,
Те, что пьяно мурлыкали в плечи мне...
Он - немного как я. Он - такой же чумной,
Тоже легким хрипит незалеченным.
Барное
Красс Намордников
For if we don't find the next whiskey bar,
I tell you we must die, I tell you we must die...

Бертольд Брехт

Провинция. Вечер. Сутулость сограждан.
Погода бормочет: "Напейся"...
И хочется чокнуться - и не однажды -
Хотя б за свое европейство;

За дивные Альпы и белые фьорды,
Сан-Пьетро, что к н*бу привинчен,
Да мэтра Пикассо, что вытянул морды
Ценителям мэтра да Винчи;

За кэпа "Голландца", плюющего в море,
И золото, спящее в Рейне,
За враки и драки, и сотни теорий,
И тысячи стихотворений;

За ветер, что между домами елозит
По Венам, Парижам и Йоркам!..
Бодает "Великопоповицки козел",
И ломится в череп "Отвертка".

Потом будет виски. А может быть, бренди.
А утром придется хреново -
Но это неважно, ведь в голосе Кэндис*
Есть что-то роднее родного.

Она же - оттуда, где мило и чисто,
Где вряд ли ругаются матом...
Пусть ночью приснятся: она, и фовисты,
И Шпенглер с евойным "Закатом"!

Пока же - положено стряхивать пепел,
И клеиться к барменше бойкой,
И тупо смотреть, как легко и нелепо
Повесился телик над стойкой;

Грудасто ощерилась дева в рекламе,
Мильонного зрителя сцапав...
Сигарой, упавшей на древний пергамент,
Дымится мой старенький Запад.

*Кэндис Найт, разумеется

http://www.youtube.com/watch?v=T_d_VJbYAfc

Променад
Красс Намордников
По тротуарам вязко льется нежить.
Погасла спичка. Шарф, как прежде, душит...
Хочу в динамик горла слово-скрежет,
Чтоб толпы нервно зажимали уши!

Я знал одну - свихнулась на верлибре;
Я слышал, чтО пищали, в Лету канув;
Я видел, как под крыльями колибри
Совокуплялась пара великанов...

Сгоняй домой. Безлифтье матом кроя,
По лестнице подошвами погрохай.
Не мешкай, черт - возьми свой "Полароид"
И сфоткай миг, когда нам станет пох*й.

Ну а пока не стало и не тянет -
Открою, воздух звуками марая,
Про то, как спишь, опутанный сетями,
А снится поле без конца и края.

А помнишь ту? Ее ведь звали Ира?
Второй размер, повадки метаморфа...
Да к черту их! Побулькать бы альтбиром*,
Воткнувшись взглядом в небо Дюссельдорфа.

Ты чуешь хоть, какого дали маху,
Родившись в эти дни и в этой жопе?
А впрочем, нет, не то... А ну все нах*й!
Сейчас. Полаю да сорвусь на шепот.

Дрожит фонарь - в глазах, а не под глазом;
Стучит каблук - под нами, не над гробом!
Гип-гип ур-р-ра! - отстойникам и плазам!
Большой пр-р-ривет! - вождям и хлеборобам!

Хочу - в наушник сердца конский топот!
Хочу - похрупать яблоком раздора!
В наш экзистенциальный Севастополь
Ебашь, метафизическая "Дора"**!

* альтбир - темный сорт пива
** "Дора" — сверхтяжёлое железнодорожное артиллерийское орудие, было применено при штурме Севастополя в 1942 году и подавлении Варшавского восстания в сентябре-октябре 1944 года
Die Ewige Wiederkunft des Gleichen
Красс Намордников
Послушай не спеша, широкая душа:
за тысячи эпох до наших тёрок,
зловонно зубы сжав, на выжженный ландшафт
глазели черепа из гимнастерок.

Пылали, как сейчас, Корея и Кавказ,
и баба к юбке прижимала крошку,
а кто-то вроде нас среди смятенных масс
смеялся и садился на дорожку.

В асфальт врастали в ряд слепой, святой и гад.
Кончалось всё – как, в общем-то, и ныне:
Сперва потух закат в обломках эстакад,
затем – не стало собственно пустыни.

Единственно важнел, лучился и страшнел,
царапал пятки об осколки мира
тотальный инженер, в кромешной тишине
седлающий безногого Слейпнира.

В отсутствие дицей читалось на лице –
затрахался на должности дерьмовой:
берсерков, Авиценн, сатори и обсцен –
короче, всё – планировать по новой…

Что реки, что мосты – начиркал и остыл,
но в целом был привычно дальнозорок:
Всё те же, до черты, явились я и ты
и тысячи эпох до наших тёрок.Gott mit mir
Красс Намордников
Бубни, монах, что тело - бренное,
Что здесь задержимся недолго мы,
Но я люблю свой член и бороду,
И ногти с розовою кожею.
А больше прочего, наверное,
Влюблен во внутренние органы -
По ним ползет гадюка голода,
Чирикая вселенским Боженькой.О несовместимости воды и киборгов
Красс Намордников
Алела даль. Звенело утро.
Вокруг дышало и росло.
А я - сидел в лодчонке утлой
И п*здил озеро веслом.

В башке чугунно-сумасбродной
Назрел прекраснейший прожект -
Решил уплыть куда угодно,
Где виски, шлюхи и блэкджек.

Себе поклялся быть из стали
И вообще как Темный Лорд...
Но ветры злые засвистали
Да волны хрястнулись о борт.

И стало сумрачно и мутно,
И, мыслью мучимый одной,
Я со своей лодчонкой утлой,
Побулькав зло, ушел на дно.

Наследие
Красс Намордников
На лугу - зеленом ложе -
Мы лежим в любви такой...
Только кто же - Боже, Боже! -
Потревожил наш покой?

Разноцветие сминая,
Малозвучие круша,
Мчится лошадь вороная,
Беспредельно хороша.

Не вставайте, не шумите,
Не скрывайтесь от копыт!
Все равно висим на нити -
Заявляю как пиит.

Пусть несется - здесь-и-ныне,
Динамически-слепа, -
Да подковами стальными
Нам расколет черепа!

Нас метелью позаносит
И травою оплетет,
А спустя три сотни вёсен,
Может, кто-нибудь найдет.

Возликует: "Это что-то!"
И запишет: "Ну дела!
Здесь заморскую пехоту
Наша конница смела!"
Оборотни
Красс Намордников
Когда покажется Земля
Совсем уж полным унитазом -
Не будем думать и петлять,
Давай покончим с этим разом:
Черкнем прощальные друзьям
(А впрочем, хватит эсэмэски) -
И станем парой обезьян,
Зверей тупых и богомерзких.
Я прямо вижу: мы - в тиши.
Глядим. Жуем. Неровно дышим.
Метаморфозу пережив,
Ты чешешь зад, а я - повыше.
Забыв про чайник на плите
И недоигранную драму,
Нудёж научнейших статей,
"Христос воскрес" и "Харе Раму";
Унылость пьянок и простуд,
Трухлявость ниток да иголок,
Про то, что где-то по холсту
Елозит глупый мистер Поллок;
Забыв, чему равнялось "пи"
И нафига служилась месса -
Давай дуэтом повопим
Во тьму тропического леса!..
А помнишь, ты меня трясла -
Откуда на щеке помада,
А в Праге в гансов - не со зла -
Палила пятая бригада?
А - наступивши на червя,
Мы поклялись блюсти ахимсу?..
К чертям! Поухаем в ветвях
И следом в них совокупимся!
Сожри банан. А то - занычь
От прочих скачущих по пальмам...
А помнишь - Один, старый хрыч,
Висел на ясене глобальном?

Монолог иллокутивного самоубийцы
Красс Намордников
Опять, mein Herz, гуторишь как по книге.
А я плебей - п*здец, увы и ах!..
Ты хочешь снов? Ты обчиталась Зигги?
Ну что ж, изволь. Привиделось на днях:

Над архигрудой мяса и металла,
Над пеплом городов и деревень
Твоя любовь изысканно летала -
Такая неземная поебень.

В ее нутре всего так много было:
И сплин, и дым, и текстовый курсор,
И что-то от бодлеровской кобылы,
И даже малость - от мадам Тюссо...

Потом (представь!) я, кажется, заплакал -
Всё, как обычно, сделалось не то:
Какой-то хрен пальнул в нее из FlaK'а,
На землю п*зданулось решето.

Зудело. Выло. Следом стало пусто.
Любви кранты. Осталась только ты,
Вокруг козлы - хозяева капусты
Да яйцами трясущие коты.

И в этом тарарамском баме-буме,
Под свист клинка и визг горячих шин
Ты промеж них стояла на трибуне
И терла за эклектику души;

Покуда ж, извергаясь будто Этна,
Несла, как знамя, лучезарный бред -
Какой-то хлюст, влюбленный безответно,
Напился да блевал на твой портрет...

Такой вот сон. Теперь давай, погнали!..
Но - ты куда? Пожалуйста, вернись!
Ведь мы еще не начали анализ,
И синтез после был бы заебись...

Висельное
Красс Намордников
Присядем, братцы, на дорожку -
Неблизок путь до эшафота!
А за решетчатым окошком
Всё медлят, суки. Ждут чего-то...

К чертям! На месте жизней - прочерк!
Пора кончать, нельзя иначе:
Меня, тебя, его и прочих
Повесить ни за х*й собачий!

Разбужен казнью город-глыба...
Тюрьма и церковь - две подружки.
Как прежде, пахнет тухлой рыбой
И грязным телом побирушки.

Народ уныл и горемычен,
Кабак привычно протабачен;
Про нас талдычат - дескать, нынче
Повесят ни за х*й собачий...

Под визг и топот человечий
Сейчас начнется. Мы - покажем!
Все жаждут зрелищ - в этот вечер
Их ждут обрыдшие пейзажи:

Обычный воздух - не свежее,
Такой же нищий - не богаче...
Лишь нас повесили за шеи -
Понятно, ни за х*й собачий.
В один из дней
Красс Намордников
В один из дней мы встретимся с тобою -
засмотрим фильм, заточим эскимо;
потом, спустив, я ткнусь еблом в обои,
как всякий зверь - печальный и немой.

В один из дней я твой запомню запах,
а ты привыкнешь к моему "Итак"...
Мы не заметим, как на мягких лапах
неслышно подкрадётся х*ита.

В один из дней - до рвоты непогожий,
стандартно беспонтовый и пустой,
ты нервно назовёшь меня Серёжей,
а я тебя в ответ - тупой п*здой.
Заблуждающемуся камраду
Красс Намордников
Спешишь в Вальгаллу или ждешь нирвану,
Испанец ты, японец или жыд -
Пойми, п*здец любому коровану,
Когда Любовь ВНЕЗАПНО набижит.

Она же, б*ядь, нечаянно нагрянет,
И ты в момент - ее послушный бот;
Одной рукой засунет в зубы пряник,
Другой, с кнутом - возьмет и у*бет.

И - всё, бредешь, навек лишен покоя,
Как будто череп солнце припекло;
Внутри светло и всякое такое,
Со стороны - сплошное ололо.

И делаясь пушистей и белее -
Мол, в этом, братцы, смысл жизни всей, -
Ты канешь в Лету, тайно сожалея
О том, что больше не ебешь гусей.

Неузнаваемое

Игумен Паисий Савосин
.

...до окончанья перемирья полчаса,
и тишина становится исконней,
и в небеса растут леса,
и выгрызают землю корни.
Канун распятий и рождеств.
Мой сон, лицо, твои ладони.
И каждый символ, каждый жест,
становится еще крещенней.
Еще безбожней кажется война
в последнюю минуту перемирья.
Война не так священна, как грешна.
Работает "сапог" и умолкает лира...

Влетела бабочка, и стало тихо-тихо,
И в воздухе взошли леса
Густого времени, а луч писал
Поверх всего: необъяснимый выход

Из густоты времён и золота пространства
Проложат сумерки, и медленный покой
Пройдёт повсюду небом под рукой,
Речных созвездий серебристым братством.

И угловато перечёркивая воздух,
Переступая пустоту из края в край
Внезапное клубилось возле жеста, враз
Охватывая мир, не в такт, как будто прозой

Движенья пели мотылька, и плоть мелодий
Росла в пробеле существующего, как,
Минуя всё необходимое, в раскат
Мгновенья тихого, дыханием легка,
Из глубины высоких трав былинка всходит...

Сентябрь 2018.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 29.10.2019. ***
• 22.10.2019. ***
• 19.10.2019. ***
• 17.10.2019. ***
• 15.10.2019. ***
• 13.10.2019. ***
• 11.10.2019. ***
• 10.10.2019. ***
• 04.10.2019. ***
• 03.10.2019. ***
• 02.10.2019. ***