Борис Старосельский
Борис Старосельский
Ты уйдешь? От себя не уйдешь...
Борис Старосельский
Ты уйдешь? От себя не уйдешь,
Хоть и сам на себя не похож,
От себя не уйдешь потому,
Что ему не прожить одному.
Всё стихи бы ему да стихи,
Хоть из ложки корми его, но
За свои он страдает грехи,
И другого ему не дано.
Всё ему в поднебесье витать,
Век он в стенку гвоздя не вобьёт,
Хлеб насущный добыть - не под стать,
В царстве слова ура-патриот.
От себя не уйдешь, и не плачь,
Жизнь лелеял его и кормил,
Утешал, обещал – дам калач,
Коли свет был не бел и не мил.
Примирись наконец, не у дел,
Ведь и сам-то давно исхудал,
Он всю жизнь о тебе сожалел,
И молился, когда ты рыдал.
Старая ванна
Борис Старосельский
Ты молода была когда-то, ванна,
В тебя порой влезали пан и панна,
И в перевозбуждении тогда
Переливалась через край вода.
Его давным-давно уже не стало,
От пустоты всегдашней ты устала,
И так приелся правый уголок,
Что в зеркале блестит, наискосок.
Как над тобою издевались краны,
Когда хозяйка возвращалась рано,
Едва ли зная, для чего живёт.
Тебя знобило и бросало в пот.
Поизносилось платье из эмали
И проступила оспа черной стали.
Не ты в ответе за щербатый вид,
Но как тебя съедает горький стыд.
Так жизнь текла, так день был кисло-сладок,
Как Древний Рим, тебя настиг упадок,
Не видишь ты в извечном полусне
Как старый кафель вздулся на стене.
Судьба твоя злосчастная знакома,
Состаришься и выбросят из дома,
И ты поедешь в ад, на переплав,
Старьёвщикам свое железо сдав.
За что тебе дана такая участь -
Пылать в огне, перерождением мучась,
Не зная, но всегда стремясь понять,
Кем станешь и как будешь жить опять.
Ты может быть была мечом когда-то,
Невинной кровью часто сталь чревата.
Ты может быть гвоздём вонзалась в плоть
Иль шпагой грудь пыталась проколоть.
Ты может быть давила спозаранку
Сырую землю гусеницей танка,
Ты не служила ль у него стволом,
Выплевывая жуткой смерти ком?
И в этом круге для тебя нирваной
Казалось - стать обыденною ванной.
Увы, на всё дана своя ступень,
Молись, что будет лучше новый день.
Прощай, бедняга, в этом нудном мире
Ты отслужила старенькой квартире.
Стакан
Борис Старосельский
Стакан искрился и играя гранью
Подшучивал над гордою гортанью,
К нему склонялась мутная бутылка
В которой бойко булькала горилка.
Он через час весёлым стал и буйным,
Навязчивым, болтливым, поцелуйным,
Хрипел, и с кем-то чокался, и цокал,
И заявлял, что он из крепких стёкол.
Порвал рубаху, звонко пел и рьяно
Срывал ремень у старого баяна.
Потом швырнулся в стенку бесшабашно,
Чтоб всем другим стаканам стало страшно,
И прогремел, как выстрел из двустволки,
И выбросил за дверь свои осколки.
Другу, приверженцу гностицизма
Борис Старосельский
О гностик, всезнайка, похоже забыл ты Сократа -
Чем больше мы знаем, тем больше от нас и сокрыто.
Что если вселенная для божества маловата,
И великовата для нашего жалкого быта?
Тебе Еврипид предлагает старинные драмы -
Для новых трагедий еще не нашлось Еврипида,
Увы, одряхлели все греки, как старые драхмы,
Героя не сыщешь с огнём, от Афин до Мадрида.
Я знаю, "Сегодня" темнит и весьма уязвимо,
"Сегодня" духовному неадекватная мера,
Но прошлое тоже иллюзия, катится мимо
И лепит певцов в собирательный образ Гомера.
Скажу тебе, лжёт философия, друг мой, конечно -
Распаду причастна одухотворённая глина,
Ничто в этом мире, ни дух наш, ни тело не вечно,
Помолимся Баху на клавишах, у клавесина.
Поля
Борис Старосельский
На поле, где перезревает злак,
Лучи шального света шевелят
Соломенный, пылающий покров
Земли – вдали, улёгшись кое-как,
Расположились несколько телят
В кругу коров.
Как лес прильнул к окраине щекой,
Как поле развалилось на спине,
Как жизнь и смерть здесь противостоят...
Насыщенность, уверенный покой,
И коршуна в холодной вышине
Голодный взгляд.
Бреду по осенним полям...
Борис Старосельский
Бреду по осенним полям,
Едва замечая тропу,
Где каждый от глины и ям
Лишь чудом спасает стопу,
Где листьев усталых поток,
Кружащий в подножии осин,
Разносит кармин и желток
С растерянных, голых вершин.
Здесь осень хрустит под ногой,
И тополь вечерний горит
Безудержной, грешной свечой
Тому, кто поймёт и простит.
О как, преклоняя главу,
Едва не сложив головы,
Любить этот мир, где живу
С охапкой опавшей листвы.
У моря
Борис Старосельский
Налившись белизною сливок,
Собой довольная сполна,
Летела крепкая волна,
Забросив в облако затылок.
Причалив к берегу залива,
Вода ложилась на песок
И он, пресыщенный, не сох,
Меняя краски терпеливо,
Став зеркалом и отражая
Глубины неба, где опять
Могла тонуть или взлетать
Неугомонных чаек стая.
И по стеклу, что столь бездонно,
Прошла с ребенком на руках,
По щиколотку в облаках,
Неповторимая мадонна.
Пронизан брызгами морскими,
И солнцем утренним согрет,
Свет написал ее портрет
В слюде воды, спеша за ними.
И вот, когда хвалиться нечем,
Хвалился небом, взяв разбег,
Наш быстротечный, бренный век,
И счастлив был, и был беспечен.
Клавесин
Борис Старосельский
Цветы в холодной вазе, в полусне,
застыли, отражаясь на паркете.
Свет, падая, запутался в букете,
размяк и замер в бликах на стене.
По всем углам блуждала тишина,
но клавесин звучал неустрашимо,
хоть в нетерпении пробегала мимо,
боясь запнуться, каждая струна.
Так быстро время ткало сеть причин
и следствий, что часы остановились
в растерянности, в заблуждении, или
наехав колесом судьбы на клин.
В тот миг, не разрешив борьбы за власть
и, примиряясь, клавесин подумал,
что жизнь ушла без суеты и шума,
совсем не так, не там, где началась.
Голиаф - монологи
Борис Старосельский
Голиаф - монолог отрубленной головы
Я был велик? Теперь я велика,
Точнее говоря, великовата
Для блюда, на котором возлежу.
За волосы меня берёт рука
Царя, врага, никчемного солдата,
Которому теперь принадлежу.
Мне собственность такая не к лицу,
Принадлежать гораздо лучше телу,
С которым изначально рождена,
Чем быть наградой трусу, наглецу,
Но с этим ничего уж не поделать,
К несчастью, в этом лишь моя вина.
Какой же был однако я дурак,
Держаться надо на плечах сильнее,
А не ловить на небесах ворон.
Теперь передо мною вечный мрак –
Достойная награда ротозею,
Кто в дивный рост и в силу был влюблён.
Так вот к чему зазнайство привело –
К злорадству победителя, к трофею,
В котором камень блещет между глаз.
О боже, как болит разбитый лоб,
Как цепкий ужас пересёк мне шею,
И кровь на рассечении запеклась.
* * *
Голиаф – монолог обезглавленного тела
Как был, так и остался безголов,
Нет чтоб зубам попридержать язык,
Так не лежал бы на земле колодой,
Копьем тяжелым кочку уколов,
Но я от меры явственно отвык,
И вот лежу, господствуя природой.
Кровь вытекла и в луже утонул
Злосчастный жук, кляня свою судьбу,
Да стая гадких грифов налетела
На торжество, на пиршества разгул,
Но, камнем став, я так застрял во лбу
Земли, что лишь едва похож на тело.
Ну что ж, дано им бронзу поклевать,
Тупые птицы, ведь куда умней,
Чем вся их обезумевшая стая,
И чем моя испуганная рать,
Забравшийся на шею муравей,
Что быстро ест, соседей созывая.
Поверженный Голиаф
Борис Старосельский
На Голиафа глядя, каменела
толпа. Высокопарные слова
застряли в дюжем горле. Голова
приобретала цвет свинца и мела.
За гранью обезглавленного тела
сухая, потрясенная трава
еще качалась, и неслась молва,
что это воля Бога, так хотела
судьба, швырнув злосчастный камень, чтоб
обломком жутким изувечить лоб,
смирив самоуверенность героя.
И вот уже мальчишка дерзкий, стоя
над павшим, усмехается, подняв
филистимлянский меч из сорных трав.
Дафна и Аполлон
Борис Старосельский
О, Купидон, крылатый ангелок,
Когда уже возьмёшься ты за дело,
То мстишь легко и в сердце бьёшь умело,
Без промаха, обиженный стрелок.
Нет, Аполлон с тобою зря шутил,
И вот ему насмешка вышла боком,
Бахвал, он будет маяться уроком,
И победить ему не хватит сил.
О Дафна, как тебя он страстно гнал
К реке по полю и по косогорам,
Измученный неразрешимым спором,
Где ждал его удушливый финал.
Смотри, белеет мраморная плоть,
И в корни лавра превратились ноги -
Как быстро вырастают из тревоги
Ростки ветвей, как жаждут уколоть.
И так возмущены её глаза,
И так в мольбе устремлены на небо,
Что, ускользая из объятий Феба,
Она застынет - горькая слеза.
Непостижимо листья проросли
Из тонких пальцев Дафны и отныне
Её свидетель - полубог Бернини,
С резцом в руках и в мраморной пыли.
Я хочу вернуться назад...
Борис Старосельский
Я хочу вернуться назад,
В поля, в холодный закат,
Где можно выпить вчера
Из цинкового ведра,
Где жёлтою сливой день
Был сладок и мир велик,
Где у реки сирень,
Где небеса цвели.
То и щемит опять,
Чему уже не бывать,
Где ты, сибирский кот,
Где умершее живёт?
Не вернувшись назад не узнаешь печальной разгадки
Борис Старосельский
Не вернувшись назад не узнаешь печальной разгадки.
Помнишь быстрый ручей уносивший кораблик-кору?
Это детство спешило умчаться, летя без оглядки,
Это юность летела, как пух тополей по двору.
Помнишь, ветер завыл, становясь и матерым и истым,
Помнишь, как облетевшие листья сгребала метла?
Как разменивал золото и, становясь серебристым,
Одуванчик терял серебро, разоряясь до тла?
Что хотел мне сказать синий жук, замерев на булавке,
Опрометчивый странник, покинувший старый лопух?
Что имелось в виду в силуэте старухи на лавке,
Если стоило сущность искать в силуэтах старух?
Возвращаясь назад, узнаешь полустертые знаки,
Иероглифы в коих таилось значение лет.
Чтож, АнУбис, суди, с головою собаки
Помудрее ты всех, у кого головы уже нет.
Умереть - это только уснуть
Борис Старосельский
Сколько лет, сколько зим, сколько снов
Пронеслись, и как будто вчера
Заскользили страницы стихов
В пляске мысли, руки и пера.
И опять зазвучала вдали
Старой скрипки тугая струна,
В небесах васильки зацвели,
И над крышей застыла луна.
Рад всему, что увидел, узнал,
Рад тому , что умел, что любил ...
Возвратятся в начала начал
Даже грозди небесных светил.
От чего так волнуется грудь,
В непонятной тоске о былом?
Умереть - это только уснуть
Непробудным, отчаянным сном.
Вот так и я когда-нибудь уйду...
Борис Старосельский
Домишка был укутан в свой дымок
И в снег, который сыпал не спеша.
Луна погасла, розовел восток,
И робко в небеса всплыла душа.
Никто не видел, или не глядел,
А может у зеваки на виду …
Закаявшись, без дела, не у дел,
Вот так и я когда-нибудь уйду.
Жизнь - это то, что осталось...
Борис Старосельский
Жизнь – это то, что осталось,
То, что ещё впереди,
Может быть - самая малость,
Если тоска и усталость,
Если остался один.
Жизнь - это целая вечность,
То, что ещё впереди,
Можешь пирог не испечь но,
Лучше пытаться, конечно,
Сделать и не навредить.
Ещё не вечер?
Борис Старосельский
Уже усталость землю охватила
Распух, налился кровью диск светила
И валится в свой неземной провал.
Вот и меня настигнет скоро вечер,
Который не бросает слов на ветер,
И выполняет все, что обещал.
Ему на всё бардовых красок хватит,
Зальёт округу ими и покатит
С холмов глубокой тени валуны,
И в небосклон, что ни высок, ни низок,
Не оглянувшись, выбросит огрызок
Казавшейся столь сочною луны.
Вот и меня настигнет скоро старость,
Горит свеча, но много ли осталось?
На том давно лежит судьбы печать.
На шахматной доске возня фигурок,
Придёт черёд - гаси свечи окурок.
Не ново в этом мире умирать.
Подсолнух
Борис Старосельский
Подсолнух, уставший от времени,
"друзей", с которыми тесно,
от солнца на черном темени,
от синевы небесной,
видишь косарь косою
машет, не зная лени -
будет и нам с тобою,
грохнемся на колени.
Ты поцелуешь травы
желтыми, в кровь, губами,
золото станет ржавым
и звезды взойдут над нами.
Дождь
Борис Старосельский
Я заперт в четырёх стенах и кот
Улёгся поскучать на подоконник -
Он зол с утра, а я дождю поклонник,
Когда он из ведра весь день не льёт.
Но он-то льёт, должно быть нет иной
Погоды под забытою луною,
Ну что ж, нальёмся истиной простою,
Как старое, прокисшее вино.
А ты, войдя, заметишь невзначай,
Что я и кот на этот дождь похожи,
Что мы весь день несём одно и то же,
И что давно остыл в стакане чай.
Сонет о Долгожданной Встрече
Борис Старосельский
По мотиву рассказа Др. Марка Вик
(о приходе смерти)
Бриз, занавеской лёгкою играя,
Влетал и вылетал. В моём окне
Едва вмещались синева извне,
Песок, и скалы, и цветы у края.
Она вошла, ещё не замечая
Моих уставших глаз, вошла ко мне,
И мы, переглянувшись в тишине
Лишь улыбнулись. А за чашкой чая
Она мне - Постарел! Я ж, полулёжа,
Подумал, что она была похожа
На ангела, на белый взмах крыла.
- Я ждал, я вещи собирал в дорогу,
Лишь допишу письмо, ещё немного ...
- Оставь письмо, я так тебя ждала!
Мы утопаем в огненной траве...
Борис Старосельский
Мы утопаем в огненной траве,
где шмель - хмельной певец и виртуоз
жужжащих звуков, где поля – наркоз,
под небом возбужденным, как Равель.
Вокруг цветы стоят на голове,
но синим знаком суетных стрекоз
нам время отвечает на вопрос
о вечности - расстанемся навек.
Выскальзывает ящерицей час
из рук, вильнув хвостом и скрывшись где-то
в густой тени, едва заметив нас,
едва заметив угасание света.
В полях, где мы с тобой в последний раз,
садится солнце и сгорает лето.
Сонет в басовом ключе
Борис Старосельский
Мы расставались, музыка звучала,
И символами боли и крестов
Сквозили ноты из твоих листов,
Пытаясь разговор начать сначала,
А хоровод из роз бумажных алых
И голубых я был вполне готов
Воспринимать, как выставку цветов
Для чёрно-белых ангелов усталых.
И мрачной фуги возникали строки,
Разученной на дьявольском уроке,
Что метрономом мне в висок стучит,
Да для толпы, застывшей возле ямы,
Вороны перекаркивали гаммы,
Изобразив басовые ключи.
Сонет погибшему другу
Борис Старосельский
В.Смогоржевскому
Мир подчинился горькому закону,
Где в чёрном зазеркальи пианино
Твой гроб стоит и кошка горбит спину,
Когда часы заходятся и стонут.
Они - начало темы по канону,
На кладбище толпа замесит глину,
А мелкий дождь легко войдёт в картину
Святой водой, молитвой на икону.
На кладбище, без лишних церемоний,
Деревья и цветы остолбенели,
И птицы ищут в суете усладу,
Не осознав ни правил, ни гармоний,
Они легко высвистывают трели
По нотам, влитым в чёрную ограду
Сонет отречения
Борис Старосельский
В.С.
В углу, пристроив наспех стопку нот,
Усаживался я у пианино,
Ты начинал играть, на вид, невинно,
Не зная, что случится, наперёд.
Безумные, летя в водоворот,
Стремились мы, безмолвны и едины,
К познанию, а может, сгорбив спины,
Так узники идут на эшафот.
Свет, замирая, путался в тенях,
И страх-палач преследовал меня,
И требовал, чтоб троекратно клялся,
Как может быть клянутся под мечом,
Что я случайно здесь, что ни при чем,
И клавишей дрожащих не касался.
Тебя коснулась боль
Борис Старосельский
В.С.
На небесах лишенных синевы
охотились расплывчатые звери -
кровь в облаках, и был закат уверен
в расправе отсечением головы.
Тебя коснулась боль, когда ты выл
один, вдали, в немыслимых потерях,
осознанных едва ли в полной мере,
тебя коснулся сон сухой травы.
Ты убегал в поля, но в черно-белых
узорах нот тебя коснулась ночь,
и чернота в своих делах умелых
была навязчива – не превозмочь.
Тебя коснулась смерть, она хотела
хоть в чём-нибудь, и как могла, помочь.
Другу
Борис Старосельский
В.С.
Ты умер, мотив простой -
бемоль окаянной соли,
за плоской черной плитой
прячешься ты от боли.
В глухой воде отражаясь
две птицы сломали шею -
и мне бы с тобой, но каюсь,
я не сумею.
Рыба, оставив воду,
серебром засияла,
в глубине небосвода,
в отголоске хорала.
Эпитафия на могиле здравомыслящего, с продолжением
Борис Старосельский
Я думал в жизни все логично -
остался гол.
Я шёл в ближайшую аптеку да
не дошёл.
Теперь одет весьма прилично,
но выйти некуда.
Поведав о моей скорби Людмила Углова оставила букетик цветов, с запиской:
"Грустная ирония...". И вот я, ощутив сочувствие, решил пожаловаться ей на
нынешнее житьё-бытьё:
Готов к труду и к обороне я,
Как денди лондонский одет,
Но вот досада и ирония -
Неразговорчив мой сосед.
Здесь вообще усопших мафия,
Где ни копни - найдешь скелет,
И всем плевать на эпитафии,
Но вам, ЖИВЫМ, надеюсь нет.
Приходил ещё недавно и Максим Советов. Он и надоумил, что раз уж я
"как денди лондонский одет", то можно и "наконец увидеть Свет".
Но, будучи человеком духовным, он не хотел отправить меня
на Тот ещё Свет, а лишь на светлейший на всём свете СВЕТ:
"Теперь возможно выйти в Свет, коль Петр проявит снисхождение,
а может добрый Иисус ...", - и прибавил, - "Все-таки надежда умирает последней".
Я искренне ему внял, и вот теперь лежу, мечтаю, и молюсь:
Уйти бы в СВЕТ, уже светает
Над темнотой могильных плит,
Молюсь, компания святая
Меня услышит и простит.
Молюсь с усердием, с надеждой
Что в черноте я только гость,
И под парадною одеждой
Белеет стынущая кость.
Дорогие ЖИВЫЕ, пишите душе моей, и она возвысится!
Мы от рожденья крупная мишень
Борис Старосельский
Мы от рожденья – крупная мишень,
На мушку нас берут, кому не лень.
Но только Время, мастерский стрелок,
В удобный час прицелится в висок...
Не увернёшься от прошедших лет,
Сегодня жив ещё, а завтра? - Нет.
К неизвестному читателю
Борис Старосельский
Вы неизвестны, или может вы
Неизвестна - только в силу правил,
С которыми мудрил или лукавил
Какой-то инженер без головы.
Не сомневайтесь, вы желанный гость,
Разумные, мы будем молчаливы,
Так у реки склоняют ветки ивы,
Так виноградник предлагает гроздь.
Я тоже к вам когда-нибудь приду,
Во вторник непременно, или в среду,
Не к завтраку, так может быть к обеду,
С улыбкой, без претензий на еду.
Я написал бы вам стихи в альбом,
Но это нынче не в ходу, не в моде,
Теперь куда важнее в обиходе
Уменье не стучать о стенку лбом.
Вы так великодушны до поры,
Как молчаливый ангел высшей сферы -
Всё ж дальновидны были инженеры,
Вас воплощая в правилах игры.
Рассуждения у окна
Борис Старосельский
I
Сижу у окна - как рассвет и закат хороши,
Как солнце сияет, как небо приятно душе,
И тянет к мольберту, но непревзойдённый Буше
Все это уже написал, повторять не спеши.
Запомнить старайся, в глубокую память впитай,
Мольберт в этом случае и неуклюж, и нелеп,
Дивись на бессмертные краски, пока не ослеп,
А всё остальное уже производит Китай.
II
Оставил заботы, теперь что ни день - выходной.
Угрюм и задумчив, события дня теребя,
Блуждаю по кругу, живу по программе одной,
В которой, когда не пишу, выхожу из себя.
Когда из себя выхожу, я витаю, как дух,
И долго пытаюсь простую задачу решать,
Не зная что выбрать из нравоучительных двух:
Остаться витать или в тело вернуться опять.
Плач Адриана по Антиною
Борис Старосельский
- Кого ты поглотил, злосчастный Нил,
От слез моих полнеют воды Нила...
Уж лучше бы Луну ты утопил,
Но не его, любви моей светило.
Божественен прекрасный Антиной,
Молитесь на могиле Антиноя,
Но как познал он путь свой неземной,
Безвременной кончине став виною.
О, трепетная, слабая душа,
В гостях у тела страшно быть душою,
В какую даль стремишься ты, спеша,
К какому безвозвратному покою?
Рви бороду, стеная, Адриан,
Кори себя, безумца Адриана,
И вой в когтях судьбы - она тиран,
Не пощадит, хоть умирать мне рано.
Что ж, подожду, но смерть уже постиг,
Пусть станет богом Антиноя лик.*
* Pимский император с 117 до 138 года, Адриан объявил любимого им, утонувшего в Ниле в 130 году Антиноя, богом.
Cохранилось около 5 тысяч скульптурных изображений Антиноя.
Той осенью...
Борис Старосельский
"Истинное мужество обнаруживается
во время бедствия"
Вольтер
Той осенью глубокою, когда
Дожди заупокойные идут
И холода затянут вскоре пруд
Замысловатой паутиной льда,
Подумается - продолжения нет -
Темнеет небо и крепчает лёд,
Скорбишь, но скорбь добра не принесёт,
И не излечит от напавших бед.
Глотни вина, пролей в гортань тепло,
Шарф шерстяной на шею намотай,
Сядь у стола, Вольтера почитай,
Глядишь - его лекарство помогло.
Хоть учит Шопенгауэр что нам...
Борис Старосельский
Хоть учит Шопенгауэр что нам
куда умней не следовать отцам,
а с книгой усыпать на мягких креслах
и сохранять потомство в бренных чреслах,
увы, его идеи нам не в толк,
с усердием мы "исполняют долг",
и в этом, "наилучшем из миров",
нам верится, для всех найдётся кров.
Не чувствует тело, когда отлетела душа
Борис Старосельский
Не чувствует тело, когда отлетела душа -
Патолог в свидетели, он выясняет умело
Причины и следствия, режет легко, не спеша,
И не возражает, не дрогнет бездушное тело.
И так же не чувствуют души, коль отделены
От плоти, что их наполняла и страстью и кровью,
Бледнее они, безучастнее света Луны,
И не поведут, хоть умри, равнодушною бровью.
Смеёмся над жизнью, но явно вернее рыдать,
Стеклом разлетимся на части, не склеить осколки,
И все, что спешили, сумели, успели познать –
Лишь пыльные книги на всеми заброшенной полке.
Экскаватор
Борис Старосельский
Брошенный томиться на песке,
В лапах у безлюдного залива,
Может быть он выглядел красиво,
Но не здесь, не к месту, не в тоске.
Он, казалось, был готов набрать
В ковш воды и зачерпнуть волну,
И ползти к Нептуну умирать,
Гусеничный след влача по дну.
А хозяин, на живот весом,
Заправлялся пивом в ресторане,
И смотрел на скачки на экране,
Позабыв на время обо всём.
Наиграй мне знакомый мотив
Борис Старосельский
Наиграй мне знакомый мотив
Скрипка, плечи в тоске округлив,
Пусть расходится нервный смычок -
Ты попалась к нему на крючок.
Вас покинет на час благодать,
Чтоб могли от души порыдать.
Он найдет для причины беду,
Вас послушать соседи придут.
Да у них ведь не лучше дела,
Не хватает ни сил, ни тепла,
Да у них у самих впереди
Только осени длинной дожди.
Наиграй, освети наугад,
Краснокрылой любви листопад.
Ты пропой, простони поскорей
То, что мучает лес в октябре.
Ты покой не найдешь у плеча
Пригубившего яд скрипача.
Он такой удалец, виртуоз,
В трелях дьявола ищет наркоз.
Мелкой пылью летит канифоль,
Но кончается все, даже боль,
Ведь не вечен божественный дар,
Всех утешит изящный футляр.
В нём и скрипке лежать, и смычку,
Добрый ангел утрет ей щеку.
Когда еще день краток, ночь длинна
Борис Старосельский
Когда еще день краток, ночь длинна,
И знак мороза на стекле оконном,
Снеговика я видел из окна
Насупленным, упрямым, отчужденным -
Над ним сияли звезды и луна.
Он знал, что жизнь - случайность и игра,
Легко споткнуться в ней на месте ровном,
Он знал, что и ему придет пора
Уткнуться в лужу острием морковным,
В утеху обитателей двора.
Но в белизне усталого лица,
Пока еще снега вокруг не тают,
Отражены и мысли мудреца,
И мир души, и простота святая,
Которая с ним будет до конца.
Мы живем в параллельных мирах
Борис Старосельский
Мы живем в параллельных мирах,
Разбегаются в них этажи,
И построено всё на словах,
И повсюду одни миражи.
Видно нам не дано, не судьба,
Почему же всё чудится мне
Поцелуй на дрожащих губах
И твой облик в далеком окне.
Лучше нам помолчать, позабыть,
Не стонать, не писать второпях,
Видишь, падают звёзды судьбы
В наших злых, параллельных мирах.
На Тонком Льду
Борис Старосельский
Мы с тобою на тонком льду,
Ох, накличем себе беду.
Нам с тобою неведом страх,
Мы бежим на коньках-ножах.
Режет лёд безупречный нож,
Я веду или ты ведёшь?
Слово зА слово, хлынет спор
Белым валом со снежных гор.
Ловит ухо хрустящий звук -
Слишком бравым был твой каблук.
Все изведаем, все поймём,
задыхаясь под тонким льдом.
Стул и его изломанная тень
Борис Старосельский
Назойливое лето целый день
цепляется к размякшему окну.
Стул и его изломанная тень
плечами упираются в стену.
Крутя усы, взбирается фасоль
на крышу, где усталое железо
кусает ствол сосны, и канифоль
залечивает желтизну пореза.
Я забавляюсь маслом, натюрморт
однако нерешителен – раскрашен
полупустой кувшин для простокваши,
а блюдо отвергает кислый торт.
Но так и не закончив это дело
подрамник ставлю в угол – надоело.
В тот миг...
Борис Старосельский
В тот миг, когда беременная Ева
Протягивала яблоко Адаму,
Он обречён был на рога и драму -
Вкусив, отведать божеского гнева.
Ему весь Рай казался непорочным,
И ангелы парили, и стрекозы ...
Наивный, он не чувствовал угрозы,
И яблоко бочком пленяло сочным.
Увы, но сладкий яд ему достался -
Жил долго Каин, Авель спал в могиле,
Бог всемогущ, но ведь и Змей был в силе ...
В тот миг Архангел Павший усмехался.
Поэты и друзья порой уходят
Борис Старосельский
Б.Ахмадулиной
Поэты и друзья порой уходят,
Ещё чего-то нам не досказав,
Их пожирает времени удав,
Прислуживая алчущей природе.
Когда-нибудь и мы уйдем вослед,
А друг, оставшись одинок на свете,
Смахнет слезу, но в небесах заметит,
Средь облаков, знакомый силуэт.
Не забудь меня, не обессудь
Борис Старосельский
Я, увы, не молодой жеребец,
Нам с тобою не идти под венец,
Но при полной, но при белой луне,
Ох покатим к бестолковой весне,
Ох помчимся по весенним полям,
Будет время нескончаемым дням,
Будут длиться и закат и рассвет,
Будет литься несказуемый свет.
Ты ль последняя моя голубень,
Не за нами мчится липкая тень,
Подожди же, не спеши, погоди,
Пронесутся за холмами дожди.
Будем слушать мы с тобою свирель,
Будут нашими и март, и апрель,
А расстанемся – ну разве чуть-чуть
Не забудь меня, и не обессудь.
Танец первый
Борис Старосельский
В побеге ног, в тяжелой аритмии
Стравинского и сердца был растерян
танцовщик белый, оставаясь верен
лишь пластике звериной и стихии,
на что она ответила укором
изгиба, охватив его колени
в смятении запутанных движений,
предписанных безумцам и танцорам.
От тонких пальцев рук и до пуантов,
от огненных бросков до горьких слёз,
исследователи метаморфоз,
искатели всё новых вариантов,
они забыли, что в бесплотном такте
обнажены. Бестактный наблюдатель
прочерчивает взглядом жирный катет
к их плоти, и вино берёт в антракте.
Танец второй
Борис Старосельский
В усталом, тёмном ресторане
мерцала лампочка в стакане.
В углу танцовщица Рената
светилась косточкой граната,
да в ухе у официанта
порой поблескивал цирконий.
Владелец сюртука и банта
платил за всё без церемоний.
И вырисовывал этюды
художник, синий от простуды.
Вино невинно отражало
его усы на дне бокала.
А танец падая на листик
плыл от бедра к груди и кисти.
Танец третий
Борис Старосельский
Перья платья закружив в адажио,
подражая крыльям птиц на взлёте,
ты летишь, с тобой взлетает даже
взвинченный оркестр на острой ноте.
Но, разбуженный горячим тоном,
дух огня летит, искрясь, в погоне,
и борьбу закончив резким стоном
ты горишь, не чувствуя, как стонешь.
Сжатый перепуганным аккордом,
зал застыл - гобой дошел до края.
Зал застыл - ты умираешь гордо,
дух огня с тобою умирает.
Наводнение
Борис Старосельский
Гремят дожди без перерыва,
и глина жидкая с обрыва
сползает, жирным пузырём
заполнив чей-то старый дом.
Плывёт, что может плыть, в потоке,
а небо, раздувая щёки,
выплескивает в мир свою
воды скользящую змею.
Вдали деревья от испуга
вцепились сучьями друг в друга
и молятся, чтоб как-нибудь
всем в панике не утонуть.
Куда ни глянь - не видно суши,
дома стоят в воде по уши,
и в помутневших облаках
раскуривает трубку Бах.
Возьми меня, холодная волна
Борис Старосельский
Бежать, бежать - душа ещё вольна
терять сознание и терять рассудок.
Накрой меня и смой плевок Иуды,
Возьми меня, холодная волна.
Растворены и яд змеи, и соль
Здесь в ярких, нестерпимых брызгах света.
Крест лёг на плечи, знаю ношу эту,
Я разыграл отведенную роль.
Молись о нас, молись о нас звезда,
пока ещё о нас молиться стоит,
пока душа себя не перестроит,
чтоб жизнь не повторилась никогда.
Упал закат за горизонт...
Борис Старосельский
Упал закат за горизонт,
Раскрыла бездна черный зонт,
И звезды выстроились в ряд -
Они друг с другом говорят
Про мирозданья круговерть,
В котором жизнью правит смерть.
Они прядут и тянут нить
Лучей, чтоб вечность осветить,
И пьют безмерный жар огня
Всю ночь бокалами звеня.
Они поймут когда-нибудь -
Им подливают в чаши ртуть.
Увидив это астроном
Перевернет глаза вверх дном
И, заглянув в себя, поймет -
В их чашах ядовитый мед.
Там скорпионом в небесах
Ползет неодолимый страх,
Сводя без устали на нет
Жизнь обескровленных планет.
Им было б лучше умереть
Не на виду у всех, в глуши,
Поверив, разве что на треть,
В бессмертие своей души.
День и Ночь
Борис Старосельский
День и Ночь на кулачном бою
Силу жизни пытали свою,
Но у Дня не хватило тепла,
Кровь ручьями по небу текла
И вдали чернотой запеклась,
Ночь изведала темную власть.
Ни мерцанья звезды, ни свечи,
Все исчезло в кромешной Ночи.
Выпив горького зелья до дна,
В облаках задохнулась Луна.
Черным флагом над рёбрами крыш
Знаменосец - летучая мышь,
И железным испугом сковав,
В жертву когти вонзает сова.
Правит Ночь, не дожить до светла,
Но как Феникс, сгоревший дотла,
Юный День возвратится опять
Светлым заревом в мире сиять.
Старый дом
Борис Старосельский
Я возвращаюсь редко в старый дом,
но память всё же обретает крылья,
хоть пролетает океан с трудом.
Она тоскует по родным полям,
где и цветам, и пчелам изобилие,
и осам, и раскормленным шмелям.
Там наступает на пригорки лес,
в котором сосны свежими ростками
впивают синеву густых небес
и угрожают проколоть насквозь
воздушный шар, сияющий над нами,
но все, о чем мечтал, уже сбылось.
Мой старый дом почти не постарел,
повернутый спиной к сараям красным,
он стережет пространство во дворе.
Парадный вход в нем наглухо забит,
и, кляп во рту, чтоб не болтал напрасно -
он нем, но рад, что всё же не забыт.
Он разделен на множество квартир,
где шум и гам, воспоминаний эхо -
там зазеркалье, параллельный мир,
в котором, по привычке, всё не так,
и он хотел бы, да не мог «уехать»,
Письмо друга
Борис Старосельский
Б.Ш.
Проходит день, несётся пух минут,
Я на него не дул, но одуванчик
Есть одуванчик. Косточки примнут,
В продрогшем кабинете мой диванчик.
Останусь ночевать, тащиться лень
Домой, ведь завтра рано на работу,
Как я тебя вкушаю, длинный день,
Легко меняя скуку на заботу.
Пока пишу как таят на снегу
Следы, порой окрашенные красным,
В стремлении, заведомо напрасном,
Казаться алым маком на лугу.
Про то, как тазобедренный сустав
Болит у друга, не скрипит, но ноет,
Его моя строка не успокоит,
Не разобравшись, прав он иль не прав.
Наступит утро, небо розовясь
Протрет глаза, поморщится прозрев,
И на мосту затянет свой напев
Ограды черной вычурная вязь.
Мосты канал затянут, как шнурок
Затягивает по утру ботинок,
И нарисует несколько картинок
В моём альбоме огненный восток.
Пойду болтать ученикам «про сыр»,
И им пойдет на пользу эта пища.
Так продавец использует весы,
И так в песок корабль тычет днище.
оставив за плечами свой очаг.
Дождь в Австралии
Борис Старосельский
Небо раскрыло рот,
Высунуло язык,
Скоро опять пойдёт
Дождь, я уже привык.
Красный мой континент,
Где твой «сухой закон»?
Всем выдаешь абсент,
Хоть и не нужен он.
Так и напьёмся вдрызг,
Жажды не утолив,
Если идти на риск,
Лучше под сей мотив.
Лей же, как из ведра,
Пей же, пока живой,
Жертвуя у одра
Мутною головой.
Борьба
Борис Старосельский
С противником достойным повезло,
Он станет лодкой – я возьму весло,
Он станет ураганом – я горой,
Он станет листопадом – я метлой.
Мы схватимся – движения легки,
Сжимают руки след его руки,
И кажется устойчивым наклон,
такой же острый, как внезапный стон.
Стена углом пронзает потолок,
Петлей руки затянут узелок,
В котором шея пляшет, как змея -
Его сначала, а потом моя.
Торчит плеча резиновый нарост,
Рисунок тела переходит в мост.
Так быстро распрямляется дуга,
когда послужит рычагом нога.
Но разве в теле, но не в теле суть -
Мысль побеждает, быстрая, как ртуть,
И я ловлю ее простой мотив,
За волосок победу ухватив.
И ты, Брут!
Борис Старосельский
Чтоб не цвели мои цветы,
чтоб чернотой вокруг
был мир заполнен весь – и ты,
и ты, мой друг!
Чтоб не поить сияньем дня,
хлестать дождем косым -
и ты, любимая моя,
и ты, мой сын!
И ты, владелец злой иглы,
и ты, чей шаг и слог -
судьба и правила игры,
и ты, мой Бог!
Фрагменты Жизни - стихи Вале-Тино Лученко
Борис Старосельский
Вале-Тино Лученко,
с уважением и признательностью
"Фрагменти Буття" - свободный перевод
Фрагменты Жизни - 1
Отпить твоего поцелуя – вина пригубить!
Пусть будет, что будет, пусть все разрешится сейчас -
Здесь нет виноватых, и грешников нет среди нас,
Есть право на счастье, исконное право любить ...
По этому праву нас случай и свяжет с тобой -
Так сетку сплетает умелая в деле рука,
Чтоб выловить рыбку, которая правит судьбой ...
Ты слышишь, как сердце трепещет в груди рыбака?
Фрагменты Жизни - 2
Замерзли берёзы, их синие ветки дрожат,
Покрытая льдом еле дышет и стонет река,
Ей хочется воли, равнины ей принадлежат -
Разлиться, искриться и вновь обрести берега.
Река моя, ты холодна, между нами снега,
Сковал тебя лед, муки сердца сковали меня,
Но ждем мы весны, и к разливу взывают луга,
Ну сколько осталось еще от того февраля ...
Фрагменты Жизни - 3
Лишь ловля ветра - все твои слова,
Пар на морозе, тень от фонаря.
Бутылка недопита, голова
Витает от хмельного словаря.
Сплошной невроз, блуждание кругом,
Не нужен мел, углём веди черту,
Так скальпелем хирург ведёт, потом
Зашьёт, как может, время рану ту.
Спали мосты - переступлю порог,
Лифт близко, на седьмом уж этаже,
Любовью это всё назвать я мог ...
Ненужный чемодан в дверях уже ...
Фрагменты Жизни - 4
Не смотри в окно - ветер там в разбое,
В память завернись, в пледик шерстяной,
И целуй её тело золотое,
Пахнет так оно мёдом и весной.
На фрагменты жизнь расползтись готова,
В целое её не сложить опять,
В память завернись и увидишь снова
То, что так легко было потерять.
Счастье, как вода, пробежит по телу,
Время, поверни, если хватит сил,
Поверни назад, к своему пределу,
В дом, в котором я так давно не жил.
Лето - из рецензии к стихам Е. Диневич
Борис Старосельский
Лето – это такая муха,
что липнет к окнам, где вечерами
читает кто-то стихи и долго
не гаснет лампа, и стынет ужин,
а ночь нашептывает на ухо,
что изведётся, прощаясь с нами,
чтоб разбрелись хоть из чувства долга,
уж если сон нам совсем не нужен.
В окопе
Борис Старосельский
Посвящается И.Розенбергу (1890-1918),
английскому поэту и художнику
погибшему в битве за Аррас
(по теме одного из его стихов)
Сорвал два мака
Я у дороги,
Нас ждет атака,
И жить немногим.
Себе за ухо
Я мак засуну,
Для силы духа
И для фортуны.
Другой дам другу –
На грудь приколет,
Хоть будет туго,
Он не застонет.
Да мак тот алый
Сорвали пули,
Его не стало,
Я с ним умру ли?
Меня над маком
Ударит тоже,
Ведь был он знаком
На кровь похожим.
Железный дождь по мотивам Сальвадора Дали
Борис Старосельский
Сверкнула молния и из свинцовой тучи
полило наземь острыми гвоздями.
Они бренчали, собираясь в кучи.
Деревья затрещали под плащами.
Из жесткой, запылившейся земли
взошли шурупы. Гайки зацвели.
Взбодрённые весенним первым громом
раскрылись почки и сверкнули хромом.
И ржавчину вздымая острым плугом,
вдыхая воздух уксусный и пряный
крестьяне потянулись друг за другом
сажать в полях картофель оловянный.
Он наглухо закрыл окно...
Борис Старосельский
Посвящается Роберту Фросту (1874-1963)
Как у стола, как в комнате темно,
Какой в округе царствует бедлам ...
Он наглухо закрыл свое окно,
Судить ли не нам?
Как рвутся внутрь звуки, как они,
Бездомные, блуждают по полям,
Где гаснут дни.
Как далеко еще до вешних вод,
Как в мире все устало и старо ...
Событий и чернил водоворот -
Сломать перо.
Ведь с жизнью связь всегда тонка, как нить -
Не отправлять стихи, убрать в бюро
И там хранить.
По мотиву C. Rossetti
Борис Старосельский
Когда умру, родная, не лей горячих слёз,
И мрамора не надо, и ярко-красных роз -
Хочу травы зелёной над местом, где зарыт,
И за любовь, быть может, нас Бог благословит.
А не захочешь помнить, тогда уж позабудь,
И с участью своею смирюсь я как-нибудь,
Меня захватят тени, и усмиряя прыть
В их вечной тьме сумею и я о всём забыть.
Вариация на тему J. Woodhous
Борис Старосельский
В безмолвии не оставляй меня,
Ведь звук, уже привычный, пианино
Жил в моем доме ангелом невинным,
Струной души, чертой начала дня.
Я нашу встречу в памяти храня,
Бреду опять по улицам старинным,
Сократовским - мне не забыть картины,
Где мир сиял колоннами огня.
О как мне быть теперь, когда часами
В твоей игре лишь с демоном дуэль,
А я борюсь, беззвучно, со слезами.
Но фуги и прелюдии досель
Барьером не стояли между нами,
Как верю я, их боль не самоцель!
За гранью стен - after Jena Woodhouse
Борис Старосельский
(свободный перевод)
За гранью стен, где наш тайник,
За катарактой штор
Уж город сказочный возник
И вышел на простор.
Он явный контур приобрёл,
Хоть дымкою покрыт,
Но над холмами ореол,
И каждый холм звенит,
Как колокол.
Всё ж тишина
Внутри, ей нет конца.
Здесь тел сплетённых белизна,
И пальцев страх - коснуться сна,
У твоего лица.
Прощальные слова не допускающие скорбь - Джон Донн
Борис Старосельский
Как праведники смерти ждут,
Шепча душе: «покинем свет», -
Одни друзья произнесут:
«Он умер», а другие - «нет».
Растаем без потопа слёз,
Без шума, вздохов и речей,
Стремясь не превратить в курьёз
Всё таинство любви своей.
Землетрясенья сеют страх,
Но ясен жуткий результат,
А дрожь небесных сфер, их крах
Нам не понять, не знать утрат.
Любовь подлунных простаков
Легка, но им не допустить
Отсутствия - распад таков,
Что в нём любви порвётся нить.
Нет, любим в сфере мы другой,
Где забываем, что вокруг,
Где разум вяжет нас дугой,
и не до глаз, и губ, и рук.
Сольются души в общий знак,
Пусть мне лететь в глухую даль -
То не разрыв, куётся так
Из золота его вуаль.
И если две души - они
Как ножки циркуля: в упор
Одна, другую поверни,
Но нерушим их договор.
И коль одна уходит прочь -
Склоняется и держит лад
Другая, силясь превозмочь
Разрыв, пока придёт назад.
Будь мне опорой в этот час,
Как ножке циркуля идти
По кругу мне, и ради нас
К началу я вернусь в пути.
;
A VALEDICTION FORBIDDING MOURNING
As virtuous men pass mildly away,
And whisper to their souls to go,
Whilst some of their sad friends do say,
"Now his breath goes," and some say, "No."
So let us melt, and make no noise, 5
No tear-floods, nor sigh-tempests move ;
'Twere profanation of our joys
To tell the laity our love.
Moving of th' earth brings harms and fears ;
Men reckon what it did, and meant ; 10
But trepidation of the spheres,
Though greater far, is innocent.
Dull sublunary lovers' love
—Whose soul is sense—cannot admit
Of absence, 'cause it doth remove 15
The thing which elemented it.
But we by a love so much refined,
That ourselves know not what it is,
Inter-assur;d of the mind,
Care less, eyes, lips and hands to miss. 20
Our two souls therefore, which are one,
Though I must go, endure not yet
A breach, but an expansion,
Like gold to aery thinness beat.
If they be two, they are two so 25
As stiff twin compasses are two ;
Thy soul, the fix'd foot, makes no show
To move, but doth, if th' other do.
And though it in the centre sit,
Yet, when the other far doth roam, 30
It leans, and hearkens after it,
And grows erect, as that comes home.
Such wilt thou be to me, who must,
Like th' other foot, obliquely run ;
Thy firmness makes my circle just, 35
And makes me end where I begun.
Священные Сонеты - Смерть, не гордись Джон Донн, 1
Борис Старосельский
Смерть не гордись, ведь зря тебя зовут
всесильной и ужасной - это ложь,
а те, кого твоя объяла дрожь,
не умирают, бедная, живут.
Твой вечный сон, покой твоих минут
приносит радость. Занеся свой нож
ты лучших поражаешь и берёшь,
но кости бросив, души берегут.
Хоть слаб и беззащитен человек
от войн, болезней, яда, он однако,
уснёт всего лишь, как от чар, от мака.
Уснёт на миг, проснётся вновь на век.
Что пыжиться, где гордости причина?
Ты и погибнешь, Смерть, тебе кончина.
Holy Sonnets: Death, be not proud (John Donne 1572-1631)
Death, be not proud, though some have called thee
Mighty and dreadful, for thou art not so;
For those whom thou think'st thou dost overthrow,
Die not, poor Death, nor yet canst thou kill me.
From rest and sleep, which but thy pictures be,
Much pleasure; then from thee much more must flow,
And soonest our best men with thee do go,
Rest of their bones, and soul's delivery.
Thou art slave to fate, chance, kings, and desperate men,
And dost with poison, war, and sickness dwell;
Аnd poppy or charms can make us sleep as well
And better than thy stroke; why swell'st thou then?
One short sleep past, we wake eternally,
And death shall be no more; Death, thou shalt die.
Другие статьи в литературном дневнике:
