Бахыт Кенжеев
Стыдно сказать, но в последнее время я сущим сухим листом
ощущаю себя, тем сильнее, что мало-помалу ясно -
осыпается всякий сезонный праздник, в том
числе и победный салют небывалой, частной
жизни, выдыхается, словно яблочный самогон
в чайном блюдце с каёмкой, её голубая влага,
и шуршит в темноте обёрточная бумага
на подарке недорогом.
По словам жены, я в ночи скрежещу зубами и, огрызаясь
на угрозы хозяев небесных, сумрачным их рабам
рассылаю в подарок сны о том, как мохнатый заяц
крепкой лапкой бьёт в игрушечный барабан.
Дети мои, право слово, это проблема. Запас мой
( чувств и мыслей ) оскудел, а пополнять его стало опасно. Ох.
По утрам, как отец покойный, я страдаю не то что астмой,
но застарелым кашлем курильщика. Вдох
вслед за выдохом всё труднее. Подходит к штанге
спившийся легковес, подымает её, роняет, всхлипнул, ушёл, затих.
Так и я, дорогие мои, страшусь, что беспощадный ангел
изблюёт меня, морщась, из уст своих.
Крепкое нынче пивко. И зима необычно сурова.
Вот пресонаж мой любимый, бомж без денег и крова.
Раздобыл где-то баян, научиться играть сумел.
В переходе подземном поёт, собирает монетки на опохмел.
Мимо него бредёт человечество, нация без отечества,
а над ним Христос, а под ним - могилы до самого центра земли.
Сердце ещё колотится, ландышем горьким лечится,
в кепке мелочь с орлом ощипанным, полтинники да рубли.
Procul este, profani. В смысле - прочь, посторонние.
Как для камня нет бороны, так для гибели нет иронии
( всю-то ночь радела, гасила в прихожей свет ),
но для музыки нет предела, и смерти нет.
Другие статьи в литературном дневнике:
