Николай Кононов
В тесной ванне невозможно вытянуться или сесть,
Но расталкивая жёлто-зелёную воду,
Скрючившись, как прописная цифра пять или шесть,
Медленно обретаешь некоторую свободу.
Привалившись к холодной, липкой эмали, зажат
В тесной кафельной коробочке сверху и снизу,
Можно безумствовать и слать декреты, как Марат
в конвент или в жэк, запрещая конструктивизм.
Словно носок, вяло свесившийся из башмака,
С ножевой чёткой анатомической раной
Под левым соском, что лишь может рука
Женская нанести, он изображён в своей ванной
На гравюре резцом в волнообразной пустоте,
Беспредельной, как воин на вспаханном поле.
Горизонт ли нечёток? Или дымы вдалеке
Всё застлали? Уже не кривится от боли.
В белой шапочке детской или турецкой чалме
Голова запрокинута у бедного Жан-Поля Марата.
Беззащитный, обнажённый, мёртвый вполне,
Сжимает пергамент исписанный, скрученный, смятый.
В этой беспощадной функциональной тесноте
Задеваем крючки, полочки, смеситель и рёбра
Коммунальных удобств. Как будто не те
Нам достались слова, подмочен классический образ
Жан-Поля убитого. Впрочем, есть и страшней
Судьбы - лефовца или конструктивиста,
Доживающего век в полногабаритной своей
Квартире, перепаханной, захламлённой, землистой.
Другие статьи в литературном дневнике:
