Вертумн и Помона
Что было ясписом - теперь лишь склизкий мох
Да сохнущая грязь, где птичьих лап трезубцы
Впечатаны. Уже ослеп, оглох
Весь водоём пустующий, и струй чертополох
С корнями выдернут, но садоводства бог,
Держа кирку, стоит средь мраморных настурций.
В венке плодовоягодном стареющий Вертумн,
Осанистый и жилистый ( под старость садоводства
Целителен бальзам ). Не слезть уж с этих тумб
И позу не сменить, уже темнеет ум,
Как римский мрамор, впрочем, так Колумб,
Перепахав моря, на землю смотрит. Сходство
Томительное есть меж килем корабля
И полуголым телом. Уже бедра колонна
Как мачта взнесена, и чудится земля
В кипенье складок каменных. Киркою разделя
Текучий чернозём, трикрат вскормив поля
Солёно-горькие, как кормчий у руля,
Стоишь осанисто. К тебе спешит Помона
С корзиною плодов полуразрушенных. Так вот
Чего дождался ты, едва живя любовью!
Ты чуешь уток над собой стремительный полёт,
Точнее, низкий свист коротких крыл. И свод
Небесный в тучах шевелящихся. Уж флот
Давно разбит. А ты и не поводишь бровью...
Николай Кононов
Под острым зрением фламандца,
В ганзейском бархате, в чепце,
Ты держишь ветку померанца
И не меняешься в лице.
Но как бесхитростно и просто
Ему случилось передать
Полурассыпавшийся воздух,
Под душным пологом кровать?
Как праздничны приметы жизни -
Несут в корзинах тусклых рыб,
Мы видим в этой дешевизне
Такой пленительный изгиб,
Такой пробел невероятный,
Как будто вмиг осиротел,-
Стоишь потерянный, невнятный,
Не помнишь сам, чего хотел.
Несчастный, маленький, трёхлетний,
Но, впрочем, некого позвать.
Она расстёгивает петли,
Садится тихо на кровать.
Стоит букет в оконной нише.
И чуешь, слышишь: за стеклом
Вода канала бьётся в днище
Баржи, нагруженной песком.
Николай Кононов
Другие статьи в литературном дневнике:
