Старинный жанр прогулки городской...
Старинный жанр прогулки городской,
ямб пятистопный - белый, благородный,
неспешный ритм шагов по мостовым...
Давно уже, любовь моя, по ним
не проходил курчавый Александр,
ленивый Осип, Александр другой -
но в точности, как первый, ветрогон
и алкоголик. Все они в краях
недостоверных, облачных, туманных,
беседуют друг с другом, усмехаясь,
когда бросают взгляд на землю нашу,
где отжили, отмаялись, оставив
в наследство нам вечерний переулок
с кирпичным силуэтом колокольни,
настырных голубей в прохладном парке,
которых, коли помнишь, при Хрущёве
отлавливали сотнями, сетями
особыми, с неведомой заразой
сражаясь. Нынче в городе всё больше
ворон, не голубей, поди поймай
её, хитрюгу, с золотым колечком
в огромном клюве, да и крысы что-то
чрезмерно расплодились. Но зато
не так суровы зимы, и весна
приходит раньше. Правда, во дворах
ещё чернеет снег, и резок ветер.
Ты мёрзнешь? Не беда, настанет май,
откроются пруды, где можно лодку
взять напрокат, и всласть скользить, скользить
над зарослями сонной элодеи...
Бахыт Кенжеев
Ликовал, покидая родимый дом, восхищался, над златом чах,
не терпел сластей, рифмовал с трудом, будто камень нёс на плечах,
убеждался в том, что любовь - обман, тайком в носовой платок
слёзы лил, и вдруг захотел роман написать в сорок тысяч строк,
в сорок тысяч строк, триста тысяч слов, это ж прямо война и мир,
прямо змей горыныч, семиголов, ты поди его прокорми,-
и пошёл скандал, незадача, зачерствелый сухой паёк.
Я, ей Богу, давно бы начал, да чернил в чернильнице йок,
тех ли алых чернил, которыми тот подписывают договор...
Пахнет газом, каркают вороны, на задворках полночный вор
клад разыщет - а в четверть пятого затевает опять копать,
перекапывать, перепрятывать, не даёт мне, гад, засыпать...
Если свет начинался с молчания, с исцеления возложением рук,
если б знал я свой срок заранее, если был бы искусствам друг,-
восторгался б любой безделице, ну и что, говорил бы, пускай
жизнь моя не мычит, не телится, постирай её, прополоскай -
кто-то корчится в муках творчества, беспокоен, подслеповат,
и густеет ночь-заговорщица, и на радиоперехват
выходя, я дрожу от холода. Пуст мой эфир. До чего ж я влип.
Только свежего снега легчайший хруст, только ангела детский всхлип.
Бахыт Кенжеев
Другие статьи в литературном дневнике:
