Владимир Строчков
* * *
Пейзаж яснеет. Надевай очки.
Роится воздух. Он готов к отлету.
В нем ерзают кривые червячки,
стеклянные личинки, словом, что-то
похожее на студенистый фарш,
дрожит, переливается – и это,
похоже, время. Время: Встречный марш,
Походный марш. А под него надето
Прощание славянки. А под ним
и траурный Шопен…
Так убывает время:
оно – то над трубой дрожащий дым,
то желтый лист, планирующий бремя
земного тяготения как крест
на осенью предписанной Голгофе,
то свет, что разлагается окрест
на линии, что вывел Фраунгофер.
По линиям блуждает Хризостом,
он трогает их струны – снова, снова –
и в хаосе безвидном и пустом,
в тумане конденсируется слово,
оно гудит, как старый пароход,
и птицами, как плицами, лопочет.
А время завершает переход,
но осень, Златоуст, продлиться хочет,
она еще не высказала все,
что думает: полеты паутины,
листвы и птиц, дымов и старых сел;
она бормочет сонные картины –
сонеты, натюрморты и псалмы,
буколики, терцины и пейзажи.
Она рифмует робкие холмы
и хриплый рог, не то букцины даже
сквозящей через рощи и поля
без остановок дальней электрички.
Под нею округляется земля,
а над землей, как черновик от спички,
горит листва, горят слова любви,
слова костров, разлуки и печали,
все золото, что есть у нас в крови,
и весь багрец на перьях за плечами.
17.09.05, Красково
Другие статьи в литературном дневнике:
