К прекрасному приобщаются все по-разному. Кто-то так, а кто-то эдак. Моя история случилась в самом начале «девяностых». Городок у нас маленький, но зеленый, погоды летом стоят преотличные. И каждый год они шепчут усталой городской публике одно и то же – «бросай все и…». И тут уж, как говорится, каждому свое.
...Родственники гостили у бабушки уже с неделю. Гостили весело и со вкусом. Как расформированный обком на последние взносы. Выпивка-закуска-речка, все как полагается. «Самозанятые» дети, развлекали себя сами как умели, но нам с двоюродным братом было уже по 17 лет и каких-то трудностей в поисках досуга мы не испытывали.
Но вот, примерно через недельку активного отдыха, кому-то из родных пришла в голову светлая мысль, что «пора бы и делом заняться». А чтобы "дело", каким-бы оно ни оказалось, шло быстрее, решено было в воспитательных целях привлечь к нему молодежь. Дабы эти «лоси» и «шланги гофрированные» не слонялись по двору попусту и рабочая сила не пропадала даром. Сказано – сделано.
«Нам распределили тяжелые лопаты…», все как в известной песне, и послали в огород копать отстойник. Ну, ничего, бывает. Надо так надо. Мы взялись за работу со всем пылом и старанием прирожденных лодырей. Но, поскольку мы были молодые и нам вдвоем было весело, за болтовней мы не заметили, что зарылись уже достаточно глубоко. Мы выкопали такой котлован, который сделал бы честь любой строительной компании. Думаю, если бы мы подали заявку на грант в Capital Group с предложением рыть котлованы для проекта ММДЦ «Москва-Сити», то, скорее всего, мы бы его выиграли.
Правда, наш нелегкий труд никак не оплачивался, за исключением вкусных обедов, но на тот момент нас это вполне устраивало. Курировал нашу работу дядя, который, устав от отдыха, решил взять тайм-аут и устроить сиесту. Он ушел спать, а мы со Славкой, под разговор, копали и копали, как два робота, которых забыли запрограммировать на выключение.
Через пару часов дядя вышел в огород. Мрачным, осоловевшим спросонья взглядом, он молча осмотрел все это дело, потом сердито взглянул на нас и произнес:
«Нафига дофига разфигачили, зафигачивайте нафиг!»
Так звучит эта фраза в цензурном варианте, без обсцентной лексики. Этот «торжественный» комплект, который состоял из известного трехбуквенного слова (нет, не «лес», как мог бы подумать ты, мой неиспорченный читатель) и нехитрого набора приставок и окончаний, поверг нас полный шок. Глядя друг на друга, мы застыли в столбняке, как два суслика в поле, увидевших змею. Отличались от них мы только лопатами, которые не выпускали из рук. Через несколько секунд Славик выдавил: «что это было»?
А было в этом звуке много чего. И морфология, и синтаксис, и эмоциональный ораторский напор, и парцелляция. И все в одном флаконе.
Я отвечаю: «наверно он хотел сказать, что яма должна быть поменьше и нам теперь нужно все это закопать обратно». Больше мы ничего не могли произнести. Мы тихо стекли на землю по черенкам лопат…
Дядя посмотрел на нас невыспавшимся сурикатом, затем, не сказав ни слова больше, махнул рукой и ушел. Когда мы пришли в себя и чуть отдышались, я подумал: «какая ёмкая штука – слово». Что если также, но с другими словами. Поприличней.
Что потом? А потом, как в известной рекламе. «И пошли они дальше...", И были Гумилев, Ахматова и Бродский... Но первый вводный урок в поэзию я получил вот таким вот странным образом в огороде, с лопатой в руках от дяди в «слегка измененном состоянии сознания».
