Его письма к ней
Есть потрясающая книга, которая называется "Скажи мне, что ты меня любишь", это письма Ремарка любимой женщине - Марлен Дитрих, к сожалению, как я поняла, письма Марлен практически не сохранились,что странно, ну хоть его письма к ней опубликованы и читать их - одновременно и неловко, как будто подглядываешь в чужую спальню, бр, представить жутко, но вместе с тем безумно интересно, я буду копировать по одному письму, чтобы не воровать время, а если кому-нибудь интересно - возвращайтесь, вас ждут удивительные письма великого писателя и мужчины.
Вообще-то, с появлением возможности общаться с миром по интернету, я уверена, что у многих тоже была, есть или будет переписка с любимым человеком, и так жаль, что нам подсовывают на эту тему огромную кучу пошлятины и глупости, которыми зачитываются в основном женщины, не хочу называть авторов, они этого не стоят, а уж романы и фильмы - я уже молчу. Ну в общем, меня эти письма очень трогают, это мне близко, понятно, не скажу, что удивляет, многие мысли совпадают и с воими собственными и есть надежда, что и с вашими)
ну, поехали.
пс Не буду комментировать, поскольку кто Он и кто я, скажу только, что Ремарк и Дитрих расстались в 40-м году, а после расставания она ещё много лет оставалась его любовью, страстью, музой, кстати. образ Жоан Маду в Триумфальной арке - это Марлен)
" Эрих Мария Ремарк из Порто-Ронко (после 24.11.1937) Марлен Дитрих в Нью-Йорк
Большая комната наполнена тихой-тихой музыкой — фортепьяно и ударные, — это все Чарли Кунц, десятка два пластинок которого нанизаны на штырь моего проигрывателя. Это музыка, которую я люблю — чтобы отлететь, предаться мечтам, желаниям… Вообще-то мы никогда не были по-настоящему счастливы; часто мы бывали почти счастливы, но так, как сейчас, никогда. Согласись, это так. Иногда это было с нами, иногда это было с другими, иногда одно с другим смешивалось — но самого счастья в его полноте не было. Такого, чтобы не представить себе еще большего; все было словно пригашено, как и сейчас. Ты вдумайся — только будучи вместе, мы его обретаем. Пылкая моя, сегодня ночью я достал из погреба в скале самую лучшую бутылку «Штайнбергер кабинет» урожая 1911 года — из прусских казенных имений, элитное вино из отборного предзимнего винограда. С бутылкой и с собаками я спустился к озеру, взбаламученному и вспенившемуся; и перед собаками, и перед озером, и перед ветром, и перед Орионом я держал речь, состоявшую из считанных слов, — и тут собаки залаяли; они лаяли, а озеро накатило белый вал, поднялся ветер, и мы ощутили на себе его сильные порывы, Орион замерцал, словно брошь девы Марии, и бутылка, описав дугу, полетела сквозь ночь в воду, как приношение богам за то, что несколько лет назад они в этот день подарили мне тебя. Может быть, она достанется там, внизу, сомам, которые будут перекатывать ее своими мягкими губами, а может быть, окажется у убежища старой замшелой щуки огромного размера, или у норы форели, узкое тело которой усыпано красными пятнышками; она вырожденка, эта форель, ей хочется мечтать, сочинять рифмованные форельи стихи и снимать быстротечные форельи кинофильмы; а может быть, через много-много лет, когда рты наши будут давно забиты темной землей, бутылка попадет в бредень рыбака, который с удивлением вытащит ее, поглядит на старую сургучную печать и сунет в боковой карман своей штормовки. А вечером, у себя дома, когда минестра уже съедена и на каменном столе у кипарисов появятся хлеб и козий сыр, он не торопясь поднимется, сходит за своим инструментом и собьет печать с бутылки, зажав ее между коленями. И вдруг ощутит аромат — золотисто-желтое вино начнет лучиться и благоухать, оно запахнет осенью, пышной осенью рейнских равнин, грецкими орехами и солнцем, жизнью, нашей жизнью, любимая, это наши годы воспрянут, это наша давно прожитая жизнь снова явится на свет в этот предвечерний час, ее дуновение, ее эхо, — а незнакомый нам рыбак ничего не будет знать о том, что с такой нежностью коснулось его, он лишь переведет дыхание, и помолчит, и выпьет… Но поздним вечером, когда стемнеет, когда рыбак уже давно спит, из ночи, словно две темные стрелы, вылетят две бабочки, два смутных ночных павлиньих глаза — говорят, будто в них живут души давно умерших людей, испытавших когда-то счастье; они подлетят совсем близко, и всю ночь их будет не оторвать от края стакана, со дна которого еще струится запах вина, всю ночь их тела будут подрагивать, и только утром они поднимутся и быстро улетят прочь; а рыбак, стоящий со своей снастью в дверях, с удивлением будет смотреть им вслед — ему никогда прежде не приходилось видеть в здешних местах таких бабочек…"(с)
Другие статьи в литературном дневнике:
