О возрасте, стихах и смысле жизниКрутятся такие мысли в голове... Потребность как-то уложить их в единый текст, видимо, обострилась в связи с осенью, которая сама по себе настраивает на философский лад и созерцательность. О чем? О возрасте снова и опять. Почему-то мне важно это: так или иначе всплывает рефлексия относительно лет и влекомых ими изменений то в стихах, то еще как-то. Видимо это и называют кризисом среднего возраста (раньше я считала, что это кризис 40-летних, ан нет... 30-35 самое время переоценки сделанного и не сделанного). Но дело даже не в том, что к этому возрасту у людей обычно все уже определено и наступает время от чего-то решительно уходить, пока не поздно, а за что-то и говорить жизни спасибо уже по-взрослому, с полным сознанием того, что она всегда справедлива и прозорлива, хоть порой кажется, что она сумбурна и бессмысленна. Я даже не о том... Я впервые явственно ощутила (знать это умом — совсем другое), что смысловой кризис 30 лет может и должен вести к гораздо более полному обретению себя. Я большую часть своей жизни и не ощущала разницы: зависла в восприятии себя где-то около 25+, в то же самое время зная о своем козерожьем "старчестве с самого детства", всегда отделявшем меня от основной массы сверстников за редким исключением. Вот совсем недавно я просто ощутила радость от того, что мне есть о чем говорить. Прожитое мною, со всей его сложностью, запутанностью, неоднозначностью, так отразилось во внешнем, что я не смогла не отдать себе отчет (с некоторой долей нескрываемого удовлетворения) в том, что люди 20-25 лет просто другие, уже другие для меня. Мало того, что с этим поколением мы родились и выросли в разных странах, как ни крути, но и вообще, в силу возраста им еще... простите за кажущуюся бестактность, не о чем петь, не о чем всерьез писать. Это и ко мне прошлой относится. Вдруг именно этим летом в силу массы причин я ощутила, что дозрела до какого-то взрослого голоса. Наконец-то я имею право сказать о себе, что все, чем я живу — мое. И все, что я говорю, так или иначе, я пропустила через себя. Сейчас поясню: пишут стихи (те, кто пишут) обычно с детства, со школьной юности. Как уж получается... А к 20-25 наступает у среднестатистического такого "поэта" возраст, когда высказывание уже может приобретать некоторую техническую отточенность, хотя бы в силу полученного образования. Искренности никто не оспаривает, так как это возраст самых ярких эмоций. Но берусь утверждать, что в этом возрасте еще почти все или все, что говорит человек — отражение или преломление не его опыта, а того, что он сам читал. Отсюда и вопрос о "штампах" и "общих местах". Все через это проходят так или иначе. Вопрос в том, сможет ли человек это преодолеть? Да и вообще, если к 30 что-то от творческих потуг остается, значит писательство было не юношеской корью. К 35 уже можно окончательно осесть на мели, прекратить заниматься ерундой. Если же этого не произошло, значит у личности на то были веские причины. Вот тут-то и начинается самое интересное. Потому что свое. Это все я пишу потому что поездила летом по фестивалям, слушала так много поэтов, как никогда раньше. Да и сама тихо-мирно на досуге клепаю из обрывков прошлого сборник. Что в него войдет? О, совсем немногое. Повторяю, это не вопрос техники... Сейчас я в той поре, когда могу при желании зарифмовать хоть телефонную книгу. Но разве это поэзия? Основным вопросом становится вопрос "зачем", а поиск ответа на него - одной из самоценных тем творчества, в том числе. Отвечать публично на такие вопросы незачем, это — глубоко личное дело каждого. Собственно... Все это не о стихах. Если бы я подставила вместо них слова "семья", "профессия", "отношения"... да почти любые слова, определяющие наши ценности, как человеческого вида, весь текст не потерял бы смысла. В общем-то, это о смысле. Не каком-то абстрактном смысле жизни ("абстрактность" тут не упрек ищущим, а указание на природу объекта), а о смысле в очень узком, конкретном преломлении: для чего тебе то-то и то-то, почему тебя то-то и то-то не безразлично, зачем ты делаешь то, что делаешь? Если ответы идут не горлом, а тихонько стучат в пульсе, уже не слишком частом, но еще не успокоенном, это дорого стоит. Конечно, все, что я тут говорю, как и все, что я вообще говорю, не претендует на истинность. Субъективность любого высказывания — аксиома творческого преломления сути языка, как несовершенного средства коммуникации. Есть мнение, что язык вообще не является средством коммуникации. Язык — творит миры. Выходит... это о мирах. Моему миру 34 года плюс одна бесконечность за рамками "до" и "после". Бродский нервно курит... Но как бы сложно все это ни звучало, я просто говорю себе: вот и осень. У нее есть одно неоспоримое достоинство — она всего лишь переход. ...Но вот еще одно мое маленькое открытие: состояние куколки и состояние бабочки взаимопроникающи. Они не просто сменяют друг друга, а содержат друг друг в полном объеме. Более того: их смена в рамках отдельно взятой человеческой судьбы заметна только с большого расстояния, нельзя вблизи увидеть, что крылышки уже подросли. И, быть может, насыщенность жизни, на самом деле должна определяться не количеством событий и впечатлений, а тем, сколько раз куколка становится бабочкой, а бабочка — снова куколкой, ожидающей следующего круга. Самые ординарные жизни едва ли проходят один полный круг, но бывают и такие, которые превращаются в бесконечную мистерию, похожую на смену времен года. От природы нас отличает только то, что мы смертны. Она тоже смертна, но ее время определяется сроком близким к вечности по наши меркам. Наши жизни в сравнении с жизнями даже некоторых деревьев — только момент. Поэтому каждая осень для меня — таинство. Глубокое таинство погружения в темноту ради нового какого-то глотка, которого, положа руку на сердце, может и не быть. Это уже не о глинтвейне, каминах и пирогах... Это о самой сути, о самых костях. © Copyright: Ксения Гильман, 2017.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
