З. Гиппиус

Ирина Ачкасова 2: литературный дневник

Любовь или не любовь не лишает меня нимало возможности судить здраво и объективно, в полном спокойствии и справедливости -- хотя бы о том же Париже. Но интересно ли это? Все знают (и я со всеми), что Париж прекрасен, что он весел, шумен и блестящ, что история его не менее величественна, нежели история Рима, а культура выше -- настолько, насколько Эйфелева башня выше храма Петра (пожалуй, и того выше). Важно не то. Важно, есть ли возможность человеку, умеющему любить города, как живые существа, и человеку не бессознательному, человеку, ищущему вечного во временном прежде всего,-- есть ли ему возможность л_ю_б_и_т_ь Париж?


Я люблю мир в нем -- как везде. Но лик самого города -- мне страшен. И жалок. Я люблю дворцы его и берега его реки -- но душа города со всем прошлым своим, которое создало ее настоящее,-- отталкивает и угнетает меня.


Однообразен шум потока, одинакова зелень леса, каждый день повторяет солнце свой восход и заход; но разве не чувствуется и не знается, что это не возвращение по кругу, не вечные повторения, а новая струя шумит, и деревья разные, и закаты и зори -- не вчерашние? Живое не страшно, и мертвое не страшно. Но ничто не дает такого холодного, почти внеразумного ужаса, как подделка мертвого под живое. Нет ничего страшнее автомата.


И вот в звуках Парижа, в его движении, в его красках, в лицах и одеждах его людей -- е_с_т_ь автоматизм. Я не говорю: Париж -- автомат. Я говорю точно: есть автоматизм, есть этот последний ужас в лике города.


Один и тот же мотив свистит и пробегающий мальчишка, и наигрывает кто-то внизу на рояле; одна и та же шляпка надета на всех женских головах, другая на мужских; один голос ревет из каждого, правильно и одинаково воняющего, автомобиля. И как будто одна громадная, рассыпавшаяся на сорок тысяч мелких, проститутка ходит вечером по одному длинному бульвару, повторяя одно и то же слово. Вещи, и деньги, и люди -- все движется по кругу, потому что все (и все), без остановки, покупается, продается, и вновь продается, и опять покупается. Неважно, кто и что: все решительно покупается, как все и все решительно продаются. Вверх и вниз, справа налево, завод длинный, очень длинный...


Сегодня праздник. На улицах танцуют со вчерашнего вечера. Над темными домами вьются фейерверки, дети плачут, прохожие поют, автомобили стонут чаще, омнибусы полны солдатами. Поют и хором; издали точно наши деревенские парни кричат. Добрый парижский народ празднует взятие Бастилии. Вспоминает первый день своей свободы от насилия -- свободы, завоеванной насилием для... Для чего?


Я останавливаюсь. Я забываю о Париже на мгновенье. Я думаю о моей внезапной и простой мысли. О слове "свобода". Какое странное слово! Не самое ли оно могучее в истории, не оно ли двигало народы? А между тем это -- слово б_е_з п_о_н_я_т_и_я. Слово, не означающее ничего, то есть ничего положительного само в себе; это та пустота, которую не терпит природа и которой поэтому в природе фактически никогда не существует. "Свобода"... и больше ничего -- бессмыслица. Свобода не понятие, не факт; свобода -- это гибель одного явления и возникновение на его месте другого,-- и свободой называется самое мгновенье с_м_е_н_ы. Больше ничего. Свобода "от" -- "для". Всегда "от" -- "для", и какие бы недоразумения тут ни завивались в понятиях и ощущениях людей -- законы природы вечно те же, и освобождаемся от них мы только для того, чтобы умереть.


Народ освобождается от цепей, от внешнего насилия -- для роста, для -- счастия, в конце концов. Он что-то обещает себе, разрушая, ломая цепи. Знает он это или не знает -- но всегда лишь этот обет перед самим собой дает ему силу для разрушения старого. Лишь "во имя" чего-то, и непременно лучшего, непременно высшего, он ломает старое, во имя положительного берет он на себя эту "свободу", то есть творит мгновенье смены. Хотя бы и кричал "свобода" -- все равно. Не для "свободы" ломает, потому что во времени этого мгновенья смены (свободы) даже и нет, но для своей надежды, для обета, который дает самому себе, которым он уже связан, с которым радостно связан -- в любви к нему.



Другие статьи в литературном дневнике: