Исцеляющий импульс Любви

Оленька Лазарева: литературный дневник

Сегодня старый Новый год. Может, это ещё одна попытка сбыться всем нашим несбывшимся желаниям и мечтам? Пусть эта публикация будет для всех подарком и пропуском в новую жизнь, полную Любви и Веры...


***


Меня везли на кресле по коридорам областной больницы.


– Куда? – спросила одна медсестра другую.


– Может, не в отдельную, может, в общую?


Я заволновалась.


– Почему же в общую, если есть возможность в отдельную?


Сестры посмотрели на меня с таким искренним сочувствием, что я несказанно удивилась. Это уже потом я узнала, что в отдельную палату переводили умирающих, чтобы их не видели остальные.


– Врач сказала, в отдельную, — повторила медсестра.


Но тогда я не знала, что это означает, и успокоилась.


А когда очутилась на кровати, ощутила полное умиротворение уже только от того, что никуда не надо идти, что я уже никому ничего не должна, и вся ответственность моя сошла на нет. Я ощутила странную отстранённость от окружающего мира, и мне было абсолютно всё равно, что в нём происходит. Меня ничто и никто не интересовал. Я обрела право на отдых. И это было хорошо. Я осталась наедине с собой, со своей душой, со своей жизнью. Только Я и Я.


Ушли проблемы, ушла суета, ушли важные вопросы. Вся эта беготня за сиюминутным казалась настолько мелкой по сравнению с Вечностью, с Жизнью и Смертью, с тем неизведанным, что ждёт там, по ту сторону… И тогда забурлила вокруг настоящая Жизнь! Оказывается, это так здорово: пение птиц по утрам, солнечный луч, ползущий по стене над кроватью, золотистые листья дерева, машущего мне в окно, глубинно-синее осеннее небо, шумы просыпающегося города – сигналы машин, цоканье спешащих каблучков по асфальту, шуршание падающих листьев… Господи, как замечательна Жизнь! А я только сейчас это поняла...


– Ну и пусть только сейчас, — сказала я себе, – но ведь поняла же. И у тебя есть ещё пара дней, чтобы насладиться ею, и полюбить её всем сердцем! Охватившее меня ощущение свободы и счастья требовало выхода, и я обратилась к Богу, ведь Он сейчас был ко мне ближе всех.


– Господи! – радовалась я. – Спасибо Тебе за то, что Ты дал мне возможность понять, как прекрасна Жизнь, и полюбить её.


Пусть перед смертью, но я узнала, как замечательно жить! Меня заполняло состояние спокойного счастья, умиротворения, свободы и звенящей высоты одновременно. Мир звенел и переливался золотым светом Божественной Любви. Я ощущала эти мощные волны её энергии. Казалось, Любовь стала плотной и, в то же время, мягкой и прозрачной, как океанская волна. Она заполнила всё пространство вокруг, и даже воздух стал тяжелым и не сразу проходил в легкие, а втекал медленной пульсирующей струей. Мне казалось, что всё, что я видела, заполнялось этим золотым светом и энергией. Я Любила. И это было подобно слиянию мощи органной музыки Баха и летящей ввысь мелодии скрипки.


*** Отдельная палата и диагноз «острый лейкоз 4-й степени», а также признанное врачом необратимое состояние организма имели свои преимущества. К умирающим пускали всех и в любое время. Родным предложили вызывать близких на похороны, и ко мне потянулась прощаться вереница скорбящих родственников. Я понимала их трудности: ну о чём говорить с умирающим человеком, который, тем более, об этом знает. Мне было смешно смотреть на их растерянные лица. Я радовалась: когда бы я ещё увидела их всех? А больше всего на свете мне хотелось поделиться с ними любовью к Жизни – ну разве можно не быть счастливым просто оттого, что живёшь? Я веселила родных и друзей как могла: рассказывала анекдоты, истории из жизни. Все, слава Богу, хохотали, и прощание проходило в атмосфере радости и довольства.


Где-то на третий день мне надоело лежать, я начала гулять по палате, сидеть у окна. За сим занятием и застала меня врач, закатив истерику, что мне нельзя вставать. Я искренне удивилась:


– Это что-то изменит?


– Ну... Нет, — теперь растерялась врач. – Но вы не можете ходить.


– Почему?


– У вас анализы трупа. Вы и жить не можете, а вставать начали.


Прошёл отведенный мне максимум – четыре дня. Я не умирала, а с аппетитом лопала колбасу и бананы. Мне было хорошо. А врачу было плохо: она ничего не понимала. Анализы не менялись, кровь капала едва розоватого цвета, а я начала выходить в холл смотреть телевизор. Врача было жалко. А Любовь требовала радости окружающих.


– Доктор, а какими вы хотели бы видеть мои анализы?


– Ну, хотя бы такими.


Она быстро написала мне на листочке какие-то буквы и цифры, то – что должно быть. Я ничего не поняла, но внимательно прочитала. Врач посмотрела сочувственно на меня, что-то пробормотала и ушла.


А в 9 утра она ворвалась ко мне в палату с криком:


– Как вы это де… – Анализы! Они такие, как я вам написала.


– Откуда я знаю? А что, хорошие? Да и какая, на фиг, разница?


Лафа закончилась. Меня перевели в общую палату (это там, где уже не умирают). Родственники уже попрощались и ходить перестали. В палате находились ещё пять женщин. Они лежали, уткнувшись в стену, и мрачно, молча, и активно умирали. Я выдержала три часа. Моя Любовь начала задыхаться. Надо было срочно что-то делать. Выкатив из-под кровати арбуз, я затащила его на стол, нарезала, и громко сообщила:


– Арбуз снимает тошноту после химиотерапии.


По палате поплыл запах свежего смеха. К столу неуверенно подтянулись остальные.


– И правда, снимает?


– Угу, — со знанием дела подтвердила я, подумав: «А хрен его знает…»


Арбуз сочно захрустел.


– И правда, прошло! — сказала та, что лежала у окна и ходила на костылях.


– И у меня. И у меня, — радостно подтвердили остальные.


– Вот, — удовлетворённо закивала я в ответ.


– А вот случай у меня один раз был… А анекдот про это знаешь?


В два часа ночи в палату заглянула медсестра и возмутилась:


– Вы когда ржать перестанете? Вы же всему этажу спать мешаете!


Через три дня врач нерешительно попросила меня:


– А вы не могли бы перейти в другую палату?


– Зачем?


– В этой палате у всех улучшилось состояние. А в соседней много тяжёлых.


– Нет! – закричали мои соседки. – Не отпустим.


Не отпустили.


Только в нашу палату потянулись соседи – просто посидеть, поболтать. Посмеяться. И я понимала, почему. Просто в нашей палате жила Любовь. Она окутывала каждого золотистой волной, и всем становилось уютно и спокойно.


Особенно мне нравилась девочка-башкирка лет шестнадцати в белом платочке, завязанном на затылке узелком. Торчащие в разные стороны концы платочка делали её похожей на зайчонка. У неё был рак лимфоузлов, и мне казалось, что она не умеет улыбаться. А через неделю я увидела, какая у неё обаятельная и застенчивая улыбка. А когда она сказала, что лекарство начало действовать и она выздоравливает, мы устроили праздник, накрыв шикарный стол, который увенчивали бутылки с кумысом, от которого мы быстро забалдели, а потом перешли к танцам.


Пришедший на шум дежурный врач сначала ошалело смотрел на нас, а потом сказал:


– Я 30 лет здесь работаю, но такое вижу в первый раз.


Развернулся и ушёл. Мы долго смеялись, вспоминая выражение его лица. Было хорошо.


Я читала книжки, писала стихи, смотрела в окно, общалась с соседками, гуляла по коридору и так любила всё, что видела: и книги, и компот, и соседку, и машину во дворе за окном, и старое дерево. Мне кололи витамины. Просто надо же было хоть что-то колоть. Врач со мной почти не разговаривала, только странно косилась, проходя мимо, и через три недели тихо сказала:


– Гемоглобин у вас на 20 единиц больше нормы здорового человека. Не надо его больше повышать.


Казалось, она за что-то сердится на меня. По идее, получалось, что она дура, и ошиблась с диагнозом, но этого быть никак не могло, и это она тоже знала.


А однажды она мне пожаловалась:


– Я не могу вам подтвердить диагноз. Ведь вы выздоравливаете, хотя вас никто не лечит. А этого не может быть!


– А какой у меня теперь диагноз?


– А я ещё не придумала, — тихо ответила она и ушла.


Когда меня выписывали, врач призналась:


– Так жалко, что вы уходите, у нас ещё много тяжёлых. Из нашей палаты выписались все. А по отделению смертность в этом месяце сократилась на 30%.


Жизнь продолжалась. Только взгляд на неё становился другим. Казалось, что я начала смотреть на мир сверху, и потому изменился масштаб обзора происходящего. А смысл жизни оказался таким простым и доступным.


Надо просто научиться любить – и тогда твои возможности станут безграничными, и желания сбудутся, если ты, конечно, будешь эти желания формировать с любовью, и никого не будешь обманывать, не будешь завидовать, обижаться и желать кому-то зла. Так всё просто, и так всё сложно! Ведь это правда, что Бог есть Любовь. Надо только успеть это вспомнить...



Людмила Ламонова. Исцеляющий импульс любви



Другие статьи в литературном дневнике: